— Мне послышалось, что ты что-то сказал… Всё в порядке? Ты выглядишь… сосредоточенно.

— Просто думаю, — ответил я, отводя взгляд к окну.

Пока что мной было решено ничего не предпринимать. Только наблюдать. Возможно, через пару недель всё прояснится. Или наоборот — запутается окончательно.

А впереди нас ждала учёба, служба, город, где жизнь иначе. Слишком много ещё было непонятного, но дом — уже был.

Утро на новом месте началось с запаха поджаренного хлеба и легкого аромата жареных яиц с ветчиной. На кухне уютно потрескивали дрова в чугунной печке, а на столе стояли две дымящиеся кружки с кофе. Инна суетилась у плиты, перекидываясь со мной фразами. Я с удовольствием наблюдал за всеми ее домашними хлопотами с дивана в прихожей.

— Всё-таки хорошо, что не поселили в общежитие, — заметила Инна. — Тут хоть воздух другой, и никто по ночам не топает по коридору.

— Да и тишина, — кивнул я Инне, которая ставила перед мной тарелку.

— Ешь дорогой! Пока не акклиматизируешься — буду тебя держать тебя на легкой диете.

Завтрак закончился быстро. Накинув пуховик и натянув меховую шапку, я вышел на крыльцо. «Нива», укрытая инеем, терпеливо ждала у ворот. Снег под ногами похрустывал, улица казалась застывшей в ожидании нового дня. Двигатель завёлся с первой попытки. Печка зашипела, прогоняя мороз из кабины.

Путь до госпиталя занял около двадцати минут. Город встречал звоном трамваев, очередями у хлебных киосков и вывесками на витринах с аккуратной польской вязью. Пешеходы, укутанные как правило в пальто и береты, с любопытством оборачивались, провожая взглядом проезжающий мимо них, мой автомобиль.

— Ну ничего себе… — прошептал один пожилой пан, стоявший у автобусной остановки, рядом со светофором. — Это не «Фиат», не «Трабант»… Это что-то из Союза.

Мальчишка лет шести ткнул пальцем в «Ниву»:

— Тату, глянь, у него даже кузов есть! Наверное, там танк!

На светофоре две девушки лет двадцати с интересом переглянулись и одна из них перегнулась к другой:

— Видела, как он на нас посмотрел? Служит, наверное, тут. Интересный…

Интересный народ бабы… Они почему-то свято верят в то, весь мир вертится вокруг них.

В салоне было тепло, за окнами мелькали фасады старых домов с балконами, обвешанными бельём и спутниковыми антеннами. Около одного из зданий располагался магазин кожгалантереи. Отметил его мимоходом — пригодится для будущих проектов.

На КПП госпиталя дежурный прапор в форме жестом показал направо:

— Вы к кому?

— Прибыл в госпиталь работать техником по медоборудованию и аппаратуре.

— Ваша фамилия?

— Борисенок.

— Есть такое дело. Документы предъявите…

— Тогда туда, по внутренней дороге. Вас уже ждут. — С этими словами, он вернул мне мои документы.

Проехав через ворота, увидел аккуратный трёхэтажный корпус с флагом СССР на фасаде. Несколько советских офицеров переговаривались у входа, закуривая прямо под табличкой «Курение только в строго отведенных местах!»

— Эй, земляк! На «Ниве» приехал? — окликнул капитан в шинели. — Такую технику сюда не каждый день завозят. Новая?

— Почти. — Кивок. — С Минска гнали.

— Молодец. Устроишь нам потом обзор, — подмигнул тот. — А пока топай к начальнику госпиталя. Он тебя заждался.

Внутри здания пахло мастикой для пола, свежей бумагой и крепким чаем. Всё было знакомо, но всё равно — по-другому. Польский город, новая страна, другая жизнь.

До первых выходных Инна решительно и методично закрыла вопрос с переводом в варшавский медицинский университет. Помог не только её блестящий послужной список и справки из Москвы и Минска, но и врождённое обаяние, которое умело сочеталось с искренним уважением к собеседникам. Польский язык лился с её губ всё увереннее, а преподаватели отмечали, что у девушки редкий для приезжих правильный акцент, в котором уже едва угадывался мягкий восточнославянский оттенок.

После успешного визита в деканат Инна, сияя как школьница с пятёркой, вечером устроила мини-праздник на двоих. На скатерти нашлось даже место для польского торта с кремом, купленного по дороге домой.

Рабочие будни в госпитале шли спокойно, без суеты и спешки, несмотря на заметно более высокий уровень оснащения. Приборы, которые в Минске стояли под замками или приходилось выменивать по большому блату и протекции, здесь спокойно работали в свободном доступе. Некоторые модели японских анализаторов или немецких УЗИ-сканеров в Минске можно было разве что увидеть в справочнике.

Сотрудники — от младшего медперсонала до главврача — поначалу относились сдержанно, хотя и доброжелательно. Один из терапевтов по имени Толик даже как-то в столовой, отложив вилку, спросил:

— Ну и как вам у нас, товарищ техник?

Мой ответ прозвучал вежливо, но с хитринкой:

— Аппаратура радует. Персонал — тем более. Пожалуй, останусь.

Он рассмеялся и протянул руку:

— Тогда добро пожаловать.

В коридоре диагностического отделения, где стояли ящики с новыми расходниками, «Друг» тихо шепнул в нейроинтерфейс:

— По общему уровню технологического обеспечения это место почти догоняет медицинские модули класса «Феррум-А». Впрочем, кадровый потенциал и клинический опыт врачей здесь всё равно не выше среднего.

— Не придирайся, — мысленно отозвался я, поправляя журнал на посту медсестры, — зато атмосфера доброжелательная. И кофе в столовой терпимый.

К обеду пятницы стали появляться первые планы на выходные. Инна заговорчески шепнула вечером, надкусив яблоко:

— Надо бы съездить в Старе Място, давно хотела посмотреть…

Ответ прозвучал после глотка чаю:

— Заодно и на тот адрес заедем, что дала твоя мама. Вдруг её кузен всё ещё рад советским гостям?

Инна кивнула и, помедлив, добавила:

— Он человек слова. Только вот… лучше сначала купить приличный торт. Польские родственники — это отдельная каста.

Первый настоящий выходной в новой реальности встретил непривычной тишиной. Ни команд, ни вызывной связи, ни стука тележек по кафельным полам госпиталя. Только запах кофе с корицей, доносящийся из кухни, и тихое шуршание льда за окном.

На завтрак — поджаренные тосты, польское сливочное масло, домашнее яблочное варенье и что-то вроде сырника с изюмом. Инна в белом свитере с широким воротником, завязав волосы лентой, напоминала героиню французского фильма. С такой спутницей прогуливаться по Варшаве — уже само по себе эстетическое удовольствие.

— С чего начнем сегодня? — спросила она, подливая чай в чашку.

— Начнём по-классике. Старувка. А потом дойдём до Королевского тракта.

— Я как раз шапочку под пальто подобрала, в тон кирпичу Рыночной площади, — хмыкнула Инна.

Субботнее утро в Варшаве выдалось свежим, но без ветра — воздух словно вымыт до абсолютной прозрачности выпавшим ночью снегом. На улицах лежал мягкий, ещё не утрамбованный покров, который приятно похрустывал под подошвами. Солнце — как фарфоровая крышка, прозрачное, но холодное. Обогреватель в «Ниве» готов был бодро сопеть горячим воздухом, но машину оставили у дома — решили пройтись по старому центру пешком.

Инна взяла под руку, и маршрут начался с Площади Замковой (Plac Zamkowy). Старый город — «Старэ Място» — только недавно восстановленный после военного лиха, дышал архитектурным упрямством: здесь каждое здание будто шептало о выстоявшем духе. Ратуша, построенная в барочно-классическом стиле, сияла свежей штукатуркой. Над головой возвышалась огромная Колонна Сигизмунда обрамлённая серыми голубями, словно сторожила вход в сердце Старой Варшавы, с которой король смотрел в сторону Вислы, будто проверяя, не вернулся ли враг. Рядом — **Королевский замок (Zamek Królewski)**, выкрашенный в бархатный красный, с башенками, часами и облупленной штукатуркой, как на старых открытках.

— Представляешь, — тихо сказала Инна, — всё это почти с нуля отстроили. После войны. Полька в ней гордилась этим почти как своим дипломом.