— Помни, девочка, двери этого дома для тебя открыты. Всегда.

Солнце опускалось над Вислой. На стекле заднего окна автобуса отражались осколки дня: святые, стены, геральдики, и бело-красные символы новой эпохи, притаившиеся в трещинах старого мира.

Тротуары Варшавы в свете фонарей выглядели почти сказочно: лёгкий снег поскрипывал под ногами, ветер гонял синие сумерки между витринами. Возвращаясь от Януша с Хеленой, свернули на вечерний базарчик — тот самый, что всего в квартале от нашего ДОСа. Он жил своей жизнью, с прилавков пахло копчёностями, жареными каштанами и даже чем-то далёко восточным — вроде аджики. На душе было тепло, и это тепло хотелось как-то закрепить.

— Надо устроить настоящий выездной ужин, — сказала Инна, щурясь от ветра. — С мясом, дымом и кавказской ноткой. А шашлык — это ведь почти национальная дипломатия, я правильно понимаю милый?

На базарчике всё нужное нашли быстро. У одного молчаливого поляка купили куски свежей свинины, отрезанные будто под линейку. Лук, кинза, розмарин, чёрный перец горошком, немного лимонов — всё на месте. И ещё небольшая бутылочка местного сухого вина — для «правильного» маринада.

— Ты у нас теперь и шеф, и повар, — пошутила Инна, пока несли пакеты к дому. — Только не забудь: шашлык без лука — это как польский язык без «ш» и «ж».

— Не ко-ш-ш-е-е-рный?

— Д-да!

Вернувшись домой, она сразу скинула шубу и ушла в комнату — доставать из шкафа теплое верблюжье бельё, тёплые носки, перчатки и солнцезащитные очки. По звону вешалок и тихим репликам, доносившимся сквозь приоткрытую дверь, стало понятно — процесс сбора идёт по плану и успешно.

На кухне у меня, тоже всё шло по плану. Лук был нарезан кольцами, лимоны — дольками, специи — перемолоты. Мясо легло в эмалированную миску ровно, как на параде. Сверху — лук, зелень, тонкие струйки лимонного сока и немного белого сухого. Маринад под пальцами живо отдавал запахом южных ночей, но не давал расслабиться — каждый компонент требовал точности и правильного порядка применения.

— Ну что там, у тебя половина чемодана уже занята косметикой? — крикнул в сторону комнаты, продолжая мешать мясо.

— Не угадал! — раздалось в ответ. — Это аптечка и два набора тёплой одежды. Косметика — в карманах. А ещё я тебе нашла шерстяную шапку, похожую на ту, что была у польского лыжника на афише. Наденешь — и все подумают, что ты чемпион по горным лыжам.

— Лишь бы не подумали, что я с санэпидемстанции, — отозвался, прикрывая мясо крышкой и убирая в прохладную место у окна.

Потом вытащил из коморки ящик с инструментами, вышел на улицу, открыл капот «Нивы» и начал проверку — масло, ремни, аккумулятор, электрику. Знал, что в такой поездке даже мелкая поломка может обернуться серьёзной проблемой. «Друг» шептал через нейроинтерфейс: «Топливный фильтр желательно заменить. И давление в шинах проверить. Левое заднее чуть приспущено — на семнадцать процентов.»

Инна заглянула с порога дома с пуховиком на руке:

— Ты, случайно, не спрятал где-то под капотом всю мою варшавскую переписку с мамой?

— Нет, но могу туда положить твои варежки. Всё равно ты их забудешь в прихожей.

— Вот поэтому ты мне и нравишься, — подмигнула она. — Потому что ты хуже моей мамы: всё видишь, всё запоминаешь и заранее предупреждаешь.

Смеялись оба до хрипоты. А потом разлили по чашке чая, сели на табуретки, облокотились на стол и замолчали. Было удивительно тихо. Варшава за окном жила своей жизнью, а где-то впереди ждал склон, снег, ветер и веселая компания.

Шашлык на балконе уже пропитывался специями, а в голове выстраивался чёткий план: завтра рано выезжаем. Ранний чай, всё что надо погрузить в «Ниву», стоит наготове в коридоре. Машина закрыта, лыжи у Яноша — на крышу. И пусть хоть кто-то попробует сказать, что зима — это только про холод!

Тело Инны пахло теплом, лавандой и варшавской зимой, которая расположилась совсем рядом — за окном. После вечернего чая, сбора рюкзаков и тихих разговоров о горах, она прижалась ближе — хрупкая и одновременно сильная. Тонкие пальцы легли на грудь, тёплое дыхание коснулось ключицы. Стало светло внутри, будто распахнули ещё одно окно.

— Завтра будем скользить, как по маслу, — прошептала она, улыбаясь в темноте. — Если, конечно, не переломаемся на первом же спуске.

— С твоими ногами — только выигрывать Кубок Польши, в них такой потенциал… — ответ прозвучал почти шёпотом, чтобы не спугнуть этот ее покой.

— Эх, зря ты меня не видел в седьмом классе. Гипс по пояс и слёзы по графику.

Она засмеялась тихо, прижимаясь щекой к плечу.

— Давай сделаем тебе подарок накануне трассы, — предложил ей с ноткой таинственности. — Расслабляющий массаж. Чтобы все мышцы сказали «спасибо», а не кричали завтра «караул».

— Только если ты в халате, как в фильмах, и с профессиональным лицом. А не как в прошлый раз, когда уронил банку с кремом и почти свернул мне ключицу.

— Клянусь Гипократом и уставом Минздрава — только нежность и забота.

Инна легла на живот, и простыня чуть соскользнула, открыв хрупкую на вид спину. Пальцы скользнули вдоль позвоночника, почувствовав знакомую упругость мышц и лёгкое напряжение в пояснице. Она мурлыкнула:

— Это сейчас массаж или предложение с намеком?

— Скорее, настройка инструмента, — ответ прозвучал двусмысленно, но в нем уже работал «Друг», анализируя нейросигналы, контролируя уровень возбуждения, чтобы не переборщить с ощущениями.

«Начинаем внедрение. Протокол: „Равновесие плюс“, блок адаптации, встраивание через симпатический отклик», — прошептал в интерфейсе.

Тонкая игла — не настоящая, а микроимпульс на квантовом уровне — скользнула под сознание Инны. Она дернулась, но тут же расслабилась снова, зевая.

— Тепло как-то пошло. По ногам. Даже мурашки. Это ты или массажер какой-то?

— Это я. С дипломом Академии высших прикосновений.

«Встраивание завершено. Баланс, скорость адаптации, мышечная координация — до 6 уровня военно-спортивной подготовки.»

Инна уже почти дремала. Пальцы скользнули по её плечам, прошлись по лопаткам, задержались на пояснице.

— Ты волшебник, — прошептала она. — Если завтра не грохнусь в сугроб, то, клянусь, подумаю о чемпионате. Или хотя бы куплю себе такие же носки, как у тебя.

Ответа не потребовалось. Она свернулась в клубок, положив ладонь на грудь. Её дыхание стало ровным, чуть слышным. Её тело отныне знало, как держать в любой ситуации равновесие.

Тишина была полной. Даже «Друг» молчал. Всё было сделано качественно, а главное вовремя.

За несколько дней до похода в гости к пану Подкаминскому, мы вместе устроились на полутеплой веранде под шерстяными пледами и с удовольствием уминали по порции шашлыка. С этого места, где обычно я готовил мясо на самом настоящем мангале, мы обсуждали события дня. Это место нам полюбилось, с него открывался вид на небольшой базарчик, что разворачивался каждый вечер между нашим ДОСом и улицей.

Там всё было по-домашнему: ящики с картошкой, мешки с капустой, мясо в пластиковых контейнерах, и вечный запах жареных колбасок. Правда когда я готовил шашлык, многие покупатели вертели носами пытаясь определить откуда идет такой божественный запах. Главным колоритом этого уголка был молчаливый мясник — высокий, сдержанный поляк в выцветшем переднике. Он никогда не шутил, но всегда взвешивал честно и протягивал сдачу двумя руками, как в храме.

Инна, как обычно, щебетала, нарезая зелень:

— Вот уж у кого говядина всегда мягче, чем у прочих. Может, и правда травой кормят, а не комбикормом…

— Или просто любят своё дело, — осторожно заметил я, при этом попросив «Друга» обратить внимание на этого замкнутого поляка.

Ответ от «Друга» пришёл в тот же вечер, в конце нашего ужина:

«Объект установлен. Имя: Станислав Ружевский. Связан с подпольной типографией, расположенной в подвале дома №7 по улице Гроховской. Передача агитационных материалов „Солидарности“ велась под видом торговли. Контактировал с иностранными журналистами. За ним ведётся наружное наблюдение польскими органами».