— Сколько лет строилась эта структура, Бруно? Ты хоть понимаешь, что сейчас разрушается? Эти маршруты через Будапешт и Закопане были согласованы лично на уровне канцлера! Десять лет ушло на то, чтобы обойти британцев, а ты… какой-то идиот из Центра, залез с зажигательной шашкой в монастырский двор!

Ответ Бруно прозвучал с явным усилием, как если бы слова застревали в горле:

— Объект оказался нестандартным. У нас нет по нему биографической справки, кроме того, что родители погибли на нефтепромыслах, сам он прошел срочную службу. Правда служил в разведроте полка ВДВ, из дивизии которая в полном составе сейчас воюет в Афганистане. Для оперативной маскировки и был сформирован полк в котором он проходил службу. Всё началось с попытке сделать его курьером. А потом пошло одно за другим. Ребёнок из хора, Джованни, кассеты… всё привело к…

Резидент вздохнул, медленно, глубоко, и выдохнул тяжело. Затем, с ледяным спокойствием, словно читая с заранее написанного приговора, произнёс:

— Ты останешься в Варшаве до завершения фазы зачистки. Прикроешь архив, уничтожишь всё, что связано с линией «Святоша». В том числе и Джованни. Если он заговорит, это будет катастрофа. А вот если ещё раз допустишь утечку — не жди ни защиты, ни подтверждения статуса. Падёшь, как тот поляк с крыши — тихо, быстро и без следа.

На этих словах Бруно сжал губы в тонкую нитку, кивнул и забрал папку со стола. За спиной послышался хруст обуви по ковру — резидент направился к сейфу, где хранились 3,5 дюймовые кассеты с одноразовыми ключами для каналом связи с Бонном. Штольц вышел из комнаты, не оборачиваясь.

На интерфейсе «Друга» появилась надпись: «Передача завершена. Видео сохранено. Аудиоархив подготовлен. Готов к кросс-сопоставлению с ранними переговорами. Рекомендую немедленную реакцию.»

В моей голове уже выстраивался план. Ответ должен быть не просто решительным — хирургически точным. А главное, никто с той стороны не должен понять что это мой удар, да и вообще что это и есть удар…

Улица Яздов тихо дремала под серым утренним небом. Снег, перемешанный с дорожной пылью, скупо хрустел под редкими шагами прохожих. За кованым забором посольства ФРГ суетливо вышагивал охранник с автоматом, лениво поглядывая вдоль периметра. Птичьи следы, оставленные на подоконниках и карнизах, терялись в ледяных разводах. Вплотную к парадному входу посольства, выложенному из светлого известняка, ступени начинались с широкого марша и уходили в тень под козырёк. Именно оттуда Штольц собирался выйти, когда закончился его доклад резиденту.

На крышу соседнего здания ещё накануне была запущена «Птичка» — один из дронов ближнего наблюдения. Внешне — обычная сорока, в поведении — чуть более дисциплинированная, чем городские сородичи. Она будто одетая в элегантный фрак: чёрное с сине-зелёным отливом оперение на голове и спине, ослепительно белое брюшко и длинный, будто лакированный, хвост. Сейчас её цепкие чёрные лапы уверенно впились в ледяной выступ, а тёмные глаза, блестящие, как бусины, зорко осматривают окрестности. На выступ здания, от неё падает чёткая тень — стремительная, угловатая, словно вырезанная ножницами из чёрной бумаги. Ветер шевелит её перья, но она не дрожит — лишь слегка покачивается, как маятник, сохраняя идеальное равновесие. В клюве — крохотная льдинка, которую она лениво перебирает, будто пробуя на вкус зимний воздух.

Именно в этот миг «Друг» передал дрону приказ: активация сценария «Сокол 3». Сорока замерла на мгновение, голова резко повернулась, и мгновенная реакция: она сорвалась с карниза так стремительно, что снежная пыль взвилась в воздух. Её хвост, длинный и гибкий, рулит в полёте, помогая ей виртуозно лавировать между препятствиями. А самое главное, ее полёт бесшумный.

В тот самый момент, когда Штольц появился из дверей, крепко держа в руке кейс с документами и запечатанной плёнкой, он получил ощутимы толчок в спину, достаточный, чтобы стоя на краю ступеней, непроизвольно сделать шаг вперед.

Тело Штольца пошатнулось, подошва поехала по гладкой поверхности льда, оставленного ночной оттепелью, и тело рухнуло вперёд, затем вниз. Плечо ударилось о перила, кейс вылетел из руки, пролетел полметра и врезался в стену. Голова описала полукруг и коснулось в гранитной грани ступени. За долю секунды до падения «Птичка» успела ударить клювом в боковую зону шеи, впрыснув под кожу микродозу блокирующего состава. Вещество работало мягко, не вызывая немедленного паралича, но прочно удерживая организм в состоянии физиологической нестабильности: отсутствие рефлексов, нарушенная терморегуляция, реакция зрачков — всё соответствовало тяжёлой травме.

Охранник посольства метнулся к упавшему. Кто-то из прохожих закричал. В толпе зашумели голоса. Женщина в бежевом пальто упала на колени рядом с телом. Ткань на плече Штольца была разорвана — отсутствовала одна из пуговиц пальто, большая, блестящая, с витым красивым узором. Она теперь валялась внизу у лестницы, сверкая между плитами, как случайная драгоценность, утерянная в суете.

Сигнал от «Птички» поступил в мой нейроинтерфейс: «„Несчастный случай“ и иньекция подтверждена. Артефакт легитимизации снят. Легенда закреплена визуально. Фотофиксация и отслеживание реакции начато.»

Один из медиков, примчавшихся на «скорой», нервно осматривал голову пострадавшего. Диагноз звучал уверенно:

— Подозрение на перелом основания черепа. Травма плечевого пояса. Состояние тяжёлое. Без сознания. Перевозке не подлежит. Срочная госпитализация в ближайшую клинику на месте.

Всё шло по плану. Госпиталь уже был под контролем. Дроны с камерами на позициях. Врач, что встретит Штольца у входа, уже получил инструкции через радиосеть «скорой помощи». Медперсонал в палате под наблюдением. Через пару дней, когда ажиотаж у противника утихнет, начнётся медленное «потрошение» — аккуратное сканирование его памяти, нейросоматических следов, реакций, разговоров.

Не потребуется даже применять насилие. Организм сам будет открывать нужные зоны памяти, ведь активатор в составе инъекции действовал на уровне синаптической чувствительности.

«Друг» дал короткий отчёт:

«Операция завершена. Идентификаторы доступа к воспоминаниям получены.»

На внутреннем экране интерфейса загорелась цепочка: три лица. Два священника. Один человек в очках. За ним стоял логотип одной из европейских разведок.

Теперь оставалось лишь терпеливо вскрывать слой за слоем, не спеша. Как хирург на операции. И также, слой за слоем ушивать, после тщательной чистки раны.

Охранник у боковых ворот хмурился и часто поглядывал на часы. Его смена должна была закончиться еще полтора часа назад, но распоряжение посла задерживало всех.

На втором этаже административного корпуса, в кабинете с видом на парк Уяздовский, резидент Мюллер ходил взад-вперед, не отрывая взгляда от выложенной на столе схемы. Рядом стояли двое сотрудников посольства: его личный секретарь по безопасности и помощник по логистическим вопросам. Атмосфера в комнате держалась на грани раздражения и нервного напряжения.

— Он не мог просто так поскользнуться, — произнёс Мюллер, не отрывая взгляда от бумаги. — Это падение слишком вовремя произошло для кое кого. Слишком во время, чтобы быть случайным.

Помощник-логист, слегка сутулый мужчина с беспокойными глазами, шагнул ближе к столу:

— Господин резидент, свидетели говорят, что он вышел быстро, почти на бегу. Гололед, ступени скользкие, обувь гладкая. Это может быть и обычное стечение обстоятельств.

Мюллер поднял голову и посмотрел на него с плохо скрываемым раздражением:

— Меня сейчас не интересует, что говорят очевидцы. Я вижу слишком много совпадений, в нужное время и в нужном месте. Именно в день, когда Бруно должен был передать плёнку с записями из костёла. Именно утром, после доклада о потенциальном противодействии со стороны советских структур. Именно в момент, когда по нашим данным в городе работают нелегальные агенты. Нет, это не может быть простой случайностью, и как вы говорите «обычным стечением обстоятельств»!