— Вопрос решён, — коротко бросил, усаживаясь. — Поехали.

Минут через двадцать мы уже были у приёмного покоя ближайшей больницы. Дежурный хирург вышел навстречу. Инна моментально взяла инициативу в свои руки, представилась и спокойно, но уверенно рассказала о травме.

— Предположительно — закрытый перелом лучевой кости левого предплечья. Без смещения. Иммобилизация выполнена на месте. Есть фото лубка. Пациент в сознании, общее состояние стабильное.

Врач осмотрел Януша и кивнул:

— Хорошо сработано. Прямо как у нас в госпитале. Может, вам к нам на подработку?

Януш крякнул, улыбаясь:

— Только не забирайте доктор. Она моя, и я её теперь берегу.

Инна усмехнулась:

— Поздно. Место занято.

Рентген подтвердил диагноз. Через час Януш уже сидел на койке с гипсом от локтя до кисти, довольный как кот после сметаны. Мы втроём стояли у его кровати, пока он раздавал шутки:

— Костя, а тебе, между прочим, спасибо. Ты не только шашлык умеешь жарить, но и мажоров размораживать.

— А что делать, если они по жизни застряли, — отозвался я.

— Ну вот, — вставила Инна. — Всё у вас мужчины просто: вывернул, поставил, завёл и поехал. А кто потом за это отдувается? Кто психологическую реабилитацию проводит?

Юзеф засмеялся:

— Пани Инна, ты только что лечила и травму, и самолюбие одновременно. Это уже почти суперсила.

Я поправил куртку на Януше.

— Отдыхайте, пан. А вечером будем обсуждать, как ты в следующий раз будешь обгонять Инну… Но только во сне.

Инна засмеялась, нежно тронула Януша за плечо.

— Ты нам нужен целый и невредимый. Хотя бы до конца лыжного сезона.

— До конца — точно. А потом — мне твой Костя свою «Ниву» на автодроме покажет.

Мы переглянулись. А почему бы и нет?

Январское солнце клонилось к горизонту, растекаясь кровавыми разводами по стеклам больничного окна. В приёмном покое всё давно успокоилось, Януш с гипсом до локтя, устроившись в кресле, то ли дремал, то ли притворялся спящим. Вопреки ожиданиям, никто из персонала не стал задерживать нас дольше положенного. Дежурный врач выдал справку, Инна оставила телефон госпиталя и на всякий случай уточнила, в какой день снимать контрольный рентген.

На стоянке возле больницы «Нива» дожидалась, словно собака у магазина. Мороз усилился, но двигатель завёлся с полоборота. Януш, облачённый в шерстяное пальто поверх гипса, уселся на переднее сиденье, положив повреждённую руку на подушку. Инна, Хелена и Юзеф устроились сзади. Инна натянула капюшон, поёжилась от холода и негромко сказала:

— Пора домой. Устала, как после дежурства на 1-е января.

Я осторожно выкатился на заснеженную улицу. Городок медленно погружался в вечер: неоновая подсветка витрин, огни уличных фонарей, редкие прохожие в тёмных пальто. Януш, скосив глаза на зеркало, усмехнулся:

— Инночка, тебе памятник надо ставить. Не медсестра — чудо. Я думал, руку оторву, а ты — бах, и всё на месте, прямо как в кино.

— В кино так не получится, — отозвалась она, массируя пальцами переносицу. — Там актёры. А тут — ты. И весишь ты как взрослый кабан.

— Ну хоть не бык, — примирительно буркнул он. — Хелена, ты слышала? Она меня кабаном назвала!

— Потому что жрёшь ночами копчёности, — вставила Хелена.

Юзеф хихикнул с заднего сиденья:

— Ага, а потом ворочается и всё кровать скрипит. Я слышу через стену!

Легкий смех развеял напряжение. Даже Инна улыбнулась.

До въезда в столицу оставалось не более пяти километров, когда сзади замелькали огни. Синий «Полонез» с проблесковым маячком медленно, но настойчиво догонял, подавая сигнал фарой. На обочине стоял дорожный указатель: «Kontrola drogowa»(Придорожный осмотр).

— Кто это? — настороженно спросила Инна, повернувшись назад.

— Дорожная инспекция. Ну, типа нашей ГАИ, только у них это называется Milicja Ruchu Drogowego (Дорожная милиция), — пояснил Януш и добавил: — Если тормозят — надо остановиться. Может, проверка документов.

Пришлось сбросить скорость и прижаться к обочине. Полицейский в фуражке с синей окантовкой и пальто с погонами подошёл к водительскому окну.

— Dobry wieczór. Dokumenty do kontroli, proszę (Добрый вечер. Документы для проверки, пожалуйста).

Паспорт, техталон, водительское удостоверение — всё было со мной. Инна напряжённо наблюдала за выражением лица офицера.

— Czy pan prowadził samochód dzisiaj w godzinach porannych w rejonie Stegny? (Вы ехали сегодня утром на машине в районе Стегны?)

Судя по интонации, это был не просто вопрос — скорее, установление факта. Пришлось подтвердить:

— Tak. Wyjazd rekreacyjny z przyjaciółmi. (Да. Поездка на отдых с друзьями.)

— W takim razie proszę wysiąść z pojazdu. Będzie potrzebne wyjaśnienie w komendzie rejonowej. (В таком случае, пожалуйста, выйдите из машины. Вам потребуются объяснения в районном отделении милиции.)

Инна выдохнула сквозь зубы:

— Что не так?

Полицейский уже открывал дверь с моей стороны. Говорил предельно вежливо, но тоном, не допускающим возражений:

— Proszę się nie martwić. To rutynowe działanie. Pojawiło się zgłoszenie dotyczące incydentu z samochodem marki Fiat 132. (Пожалуйста, не волнуйтесь. Это обычное дело. Сообщили об инциденте с Fiat 132.)

Хелена потрясённо прошептала:

— Это же тот мерзавец, который не желал уступить нам дорогу!

Януш нахмурился:

— Ну вот, доигрались. Костя, ты, конечно, молодец, но, боюсь, теперь тебе светит бюрократический карнавал.

В общем, этот служивый приказал проехать нам в ближайший Komenda Rejonowa Milicji Obywatelskiej (Районную комендатуру народной милиции). Это был пока не арест, но нас сопровождали до места. Там с нас всех начали брать объяснения. Фразы дежурных — сухие, официальные. Объяснения записываются от руки. Потерпевший — студент юридического факультета, утверждает, что был избит и его автомобиль — повреждён. Свидетелей с его стороны двое: приятель и сосед по подъезду, якобы подтвердили факт нападения.

В кабинете с облезлыми стенами и запахом бумаги и дешёвых чернил, лейтенант в кителе щёлкнул авторучкой и, глядя прямо в глаза, спросил:

— Panie Konstanty, czy pan przyznaje się do zarzutu z art. 288 kk — uszkodzenie mienia, oraz art. 158 — pobicie? (Господин Константин, признаете ли вы себя виновным по обвинению, предусмотренному статьей 288 Уголовного кодекса — повреждение имущества и статьей 158 — побои?)

Пришлось втянуть воздух и начать рассказывать. Подробно, без эмоций. Слова звучали ровно: «Раненый пассажир», «перекрытие дороги», «неадекватное поведение», «угроза жизни», «эвакуация транспорта в экстренном порядке». Лейтенант слушал, не перебивая, изредка помечая что-то в блокноте.

— Czy ma pan świadków? (У вас есть свидетели?)

Я кивнул.

— Tak, panie poruczniku, troje z nich: żona, przyjaciele, dziecko. Gotowe do potwierdzenia. W załączeniu zdjęcie złamania, zarejestrowane przez żonę na filmie. Diagnoza lekarza jest dostępna. Szpital potwierdza przybycie o 16:30. (Да, пан лейтенант, целых трое: жена, друзья, ребёнок. Готовы подтвердить. Фотография перелома, зафиксированная женой на плёнку, приложена. Диагноз врача — есть. Больница — подтверждает приезд в 16:30.)

Молчание в кабинете длилось мучительно долго. Потом дежурный вышел. Вернулся с лысоватым майором в очках. Тот пролистал бумаги и устало спросил:

— Rosjanin? (Русский?)

— Bialorusin. Ale sluży w Wojskowym Szpitalu. (Белорус. Служу в военном госпитале.)

Майор только хмыкнул. После короткого совещания разрешили уйти, но с подпиской о не выезде. Сказали, что будут вызывать для дальнейшего разбирательства. Протокол — на подпись. Перевод — на польском и русском.

На выходе из участка Инна стояла, укутавшись в пальто, с застывшим выражением лица.

— Что теперь?

— Пока — домой. Завтра — разберёмся. Главное — все живы.