«Скорее всего, нейросеть адаптации зацепила зоны эмпатического резонанса. Не ожидал, что она будет настолько чувствительна.»

Инна присела на край стула, обняв колени.

— Я не знаю, как это контролировать. Когда на меня наорала продавщица в очереди, я… почувствовала, что у неё проблемы дома. Хотелось её утешить. А потом — раздражение, боль, даже презрение. Не к себе — ко всем вокруг. И всё это сейчас во мне!

— Значит, надо учиться фильтровать, — сказал я мягко. — Это не проклятие. Это дар. Но как любой дар, он требует дисциплины. Давай попробуем настроить твое восприятие?

Через нейроинтерфейс обратился к «Другу»:

«Выдели ей нейрозащитную маску — не глушащую всё, а регулирующую силу потока, чтобы она не впадала в панику. Постепенно будем снимать ограничения…»

Тем временем Инна кивнула, но её голос все равно дрожал:

— Обещай, что если это пойдёт дальше, ты… остановишь. Даже если мне будет казаться, что всё хорошо.

— Обещаю.

Интерфейс «Друга» мигнул предупреждением. «Порог восприятия превышен. Возможна манифестация вторичных когнитивных способностей.»

Я убрал уведомление. Пока рано говорить об этом Инне. Пусть адаптация завершится, а дальше — посмотрим.

День как и ожидалось был ясным, но ветреным. Он выдувал редких прохожих с площади перед рестораном «Юбилейный». Окна большого здания отливали тёплым светом. Внутри — ощущение солидности и легкой тревоги. За большим дубовым столом сидел директор ресторана в безупречном костюме и с лицом, на котором играла вежливая забота, приправленная щепоткой легкого беспокойства. Напротив него расположился я, Инна и Исаак. Не знаю, что там этому типу наговорил Исаак, но к нашему разговору директор кабака отнесся очень серьезно.

Разговор мой партнер начал с ходу, без лишних предисловий.

— Повторим всё по пунктам, — начал Маркович, не скрывая деловой хватки. — Столы на двадцать пять человек, включая молодоженов и родню. Размещение — г-образно, чтобы не как в заводской столовке, а по-человечески. Танцевальная зона — ее необходимо освободить. Свет — мягкий, не как в хирургии. Музыка — живой ансамбль, а не магнитофон. И никаких фокусов с котлетами из хлеба, как у вас было на юбилее у Белкина.

Директор подался вперёд, вытирая лоб платком.

— Всё будет, как просите. И даже лучше. Только… — он замялся, глядя на Марковича, — сами понимаете, Исаак Маркович, ОБХСС дышит в затылок. А тут — зал не по записи, продукты — по спецсписку…

Инна спокойно вставила:

— На торжестве будет начальник Минского военного госпиталя, несколько не самых последних офицеров. Хотите подставиться? Нет? Вот и работайте как положено! А про котлеты с хлебом — забудьте. Раз и навсегда. Если конечно хотите обратиться к нам по поводу лечения…

Директор невольно втянул голову в плечи, вжавшись в спинку кресла. На секунду в помещении воцарилась тишина, потом вновь заговорил Исаак:

— Продукты — мои. Напрягусь, но достану. Коньяк — армянский, пятнадцатилетний. Вино — кахетинское, из личного подвала одного знакомого. Сладкое — торты от «Коммунарки», пирожные с Центрального. За сервировку заплатим отдельно. Но запомни, Сема, — глаза сузились, голос стал почти бархатным, — если хоть одна фаршированная щука будет с глазами от сельди, ты на следующий день станешь директором столовой в Мозыре. И без права возвращения.

Семён нервно засмеялся:

— Всё понял, Исаак Маркович. Всё будет как в лучших домах ЛондОна и Парижа. Людей мобилизуем, поваров и закупщиков предупредим. Только скажите дату окончательно.

Инна положила руку на папку с документами:

— Пятнадцатое января. Начало — в восемнадцать ноль-ноль. Шампанское — в ледяных ведёрках. Танцы — после горячего. Кофе — только натуральный. Не растворимая гадость. И пусть официанты будут в белых рубашках, а не в серых или голубых.

Директор согласно закивал. Но по его лицу было видно: наш вечер обещает стать для него нервным, но все равно прибыльным.

На выходе Маркович шепнул мне:

— Нервный он, конечно, но исполнительный. Сколько с ним работаю — всегда выкручивается. Правда, потом две недели прячется от ОБХСС, но дело делает. Так что свадьба будет — как надо.

Инна, не оборачиваясь, только коротко бросила через плечо:

— Главное, чтобы без сюрпризов.

Смех перекатился по ступеням, пока мы выходили на морозный воздух. До свадьбы оставалось чуть больше недели. А впереди — беготня, примерки, кольца и маленький секрет, который я готовил для своей невесты.

Снег хрустел под ногами, словно кто-то сверху щедро крошил ледяную патоку. Минск жил посленовогодним ритмом, но в одном уголке города всё крутилось вокруг одного события — приближавшейся свадьбы.

С утра мы зашли в Дом моды на проспекте. Консультантка — полноватая женщина с начёсом и сигаретным голосом — посмотрела на Инну, словно на фарфоровую статуэтку, и сразу повела к заднему ряду.

— Девушка у вас утончённая, — начала она с ноткой профессиональной гордости. — Здесь есть модель из Чехословакии — настоящая ручная вышивка. А вот это — польская работа, немного будет не в размер, но цена указана с нашей подгонкой.

Инна посмотрела в зеркало, поправила локон и шепнула:

— Кажется, вот это… Белое, с узором на лифе… Оно как будто меня ждало.

Консультантка закивала, пошла за коробкой с туфлями. Инна глянула и сразу погрустнела.

— Еще что-то есть?

— К огромному сожалению нет, но платье у вас в пол — скроет… Изредка только носки бубут мелькать… Никто ничего не заметит, все будут смотреть на невесту… — но остановилась, когда услышала:

— Обувь будет индивидуальной работы. У невесты — особый случай!

Женщина подняла брови и крякнула:

— Ну если у вас сапожник такой, что под венец шьёт — грех не довериться.

Следующим, не менее важным делом стал ювелирный магазинчик, который настоятельно рекомендовал Маркович. Небольшой зал с облупленным потолком, витрины под оргстеклом и запах чистящего порошка с аммиаком. Мастер — пожилой еврей с моноклем — принял заказ на обручальные кольца из платинового сплава. Эскиз был мной нарисован тут же на витрине.

— Необычно молодой человек… Очень необычно… Первый раз такое вижу… С одной стороны изящно, с другой довольно просты в изготовлении… — Глядя через свой старомодный монокль, бормотал ювелир.

— Если вы не против, то я в дальнейшем использую ваш эскиз?

Инна скривилась от его предложения. Наверняка она хотела что бы такие кольца были только у нас.

— Понимаю вас девушка… Я предлагаю на ваше кольцо добавить камень… Вот сюда… — он указал место, где действительно бриллиант удачно дополнял бы кольцо.

Как говорят в Одессе — наглость второе счастье, и я мгновенно дорисовал камень размером в карат с четвертью в виде ромба.

— Может лучше поставить «маркиз»?

— Нет уважаемый, именно «ромб», но огранка как у «принцессы»…

— Это надо делать, готового нет… Могу и не успеть…

— С меня будет еще один эскиз, на ваше усмотрение…

— Не знаю почему я соглашаюсь молодой человек…

— Да еще… Нужна гравировка изнутри. На одном — имя, на другом — дата и символика, о которой мы договаривались заранее.

— Молодые, — сказал он, снимая мерки с пальцев, — кольца — это не мода. Это якоря. Если якорь крепкий, никакая буря не страшна.

Пока мастер записывал размеры, Инна с интересом рассматривала витрину с серьгами, но ничего не выбрала. Лишь тихо заметила:

— Не хочется стандартных бликующих клише. Хочется настоящего и необыкновенного…

После ювелира, наши дорожки на время разбежались. Инна поехала домой к маме на Пушкина, а я к себе в берлогу на техэтаж. За мной были туфли для невесты и сюрприз…

Позже, уже в углу, где я оборудовал сапожную мастерскую, и игла машины выстукивала свой ритм, а на столе лежали вперемежку выкройки, белоснежная замша, нитки особого плетения… Я пытался представить глаза и реакцию Инны на мой сюрприз…