Квартирмейстер остановился, посмотрел на ждущих по ту сторону офицеров, а затем с наглостью смутьяна резко сбросил чашуйчатую девицу за борт. Аккурат в зазор между кораблями.

— Ах ты безродное отребье, — взревел ревизор, схватившись за мушкет.

Офицеры похватали оружия, матросы мигом переполошились.

— Стоять! — скомандовал «синий мундир» бунтарям. — А ты, мразь паскудная, — де Вальдес направил на Эстебана мушкет, — прыгнешь следом. И только попробуй вынырнуть. Клянусь, твои вонючие кости будут изрешечены картечью.

Громкий хлопок и дымящееся дуло было Эстебану красноречивым предупреждением. Шальная пуля близко взвизгнула, просвистела, вонзилась в кусок древесины.

Второй раз повторять не пришлось — квартирмейстер добровольно последовал за своей протеже в глубину чёрных вод.

В ночи на палубе началась сущая неразбериха: матросы, не выдержав, напали на офицеров. Зазвенели клинки, загремели выстрелы. Трапы плюхнулись в воду и старушка «Люсия», как величал её капитан, поспешно пришла в движение. Корабль давал дёру, пока вояки не успели вернуться на свой галеон.

Квартирмейстер отлично плавал. Отменно нырял. Задерживал дыхание непозволительно долго. Но по нелепой случайности получил по голове обломком деревянного трапа и потерял сознание.

— Айн-н-на, — запах копала бодрящий, кисло-сладкий, отдалённо напоминавший чистый ладан, ударил в нос так, что Эстебан едва не зашёлся кашлем.

— Айн-н-на, — низкий старческий голос монотонно напевал на незнакомом языке.

Испанец открыл глаза и несколько мгновений бездумно пялился на соломенную крышу жилища.

Разве так должен выглядеть Рай или я попал в Ад? А может мне надлежит пройти испытания Чистилища, как завещал великий Данте Алигьери? Тогда, должно быть, моё место на самом нижнем кругу. Там, где все нерадивые, что до смертного часа медлили с покаянием.

— Айн-н-на, — смуглый седой старик в набедренной повязке и тонком белом плаще, закреплённом на одном плече, махнул в очередной раз каким-то вонючим веником перед носом Эстебана.

Квартирмейстер чихнул. Смачно и громко. Так, что, кажется, именно в этот момент испанец окончательно пришёл в себя.

— А-а-а, — с удовлетворённой улыбкой кивнул старик, — Двуногий человек очнулся. Это хорошо. Это радует.

Голос у незнакомца был скрипучим, но мягким. Как у мудреца из сказок. И хотя старик говорил с сильным акцентом, говор его казался успокаивающе приятным.

— Кто вы? — чувствуя невероятную слабость, хриплым шёпотом спросил Эстебан, — И где я?

Старик подал испанцу плошку с водой и помог напиться, а после уселся на короткую циновку, скрестив ноги, и лишь тогда ответил:

— Моё имя Ицамна. Я целитель, а ты — мой гость.

В доме загадочного лекаря не имелось мебели. Циновки, шкуры, гамаки, корзины и глиняные сосуды для его лекарских снадобий — это, пожалуй, всё, чем располагало скромное целительское жилище.

Сам домишко тоже оказался незатейлив. Деревянная основа, покрытая необожженным кирпичом, внутри помещения тростниковая облицовка, над головой — крыша, крытая соломой.

Халабуда.

Это тебе не шикарные энкомьенды испанских плантаторов.

— Хорошо, — находясь в жутком недоумении, Эстебан Альтамирано машинально кивнул, — А как зовётся место, где расположен твой дом?

Квартирмейстер помнил. Море. Корабль. Мятеж товарищей. И вдруг раз — и какая-то лачуга с полуголым индейцем.

А точно видимое мною истинно и я не бесплотный дух?

— Кулуакан, — простодушно ответил старик, — Но едва ли ты о таком слыхал, человек.

Действительно не слыхал.

Названия мелких поселений Эстебан не знал. А если знал, то не помнил. Хотя бывало до его ушей долетали байки о глухих деревнях, где до сих пор обитали индейцы, далёкие потомки воинственных юкатанских майя. Подробностями, однако, Альтамирано не интересовался.

Кулуакан. Это на востоке или на западе от Мериды? Рио-Лагартоса? И далеко ли до ближайшего порта?

— Скажи, Ицамна, — мысли в голове расползались хаотично, квартирмейстер точно помнил, что не пил, но ощущал себя как будто с жуткого похмелья, — Я помню, что упал в море. Наш корабль, — Эстебан покосился на целителя — Ты же знаешь, что такое корабль?

Мало ли, какие люди живут в этом Кулуакане? Возможно, никогда не видали судов больше индейской пироги.

Следующая мысль заставила квартирмейстера похолодеть.

Дикие племена могут быть воинственно настроены. Помню я авантюристов, что искали сокровища в древних майянских городах. Находили заросшие густым папоротником религиозные строения, а заодно и собственную смерть от удара копья в затылок.

Но к облегчению Эстебана старик утвердительно кивнул и снова добродушно улыбнулся.

— Так вот, наш корабль, — доброжелательность и некая осведомлённость целителя, а ещё его знание испанского, внушали какое-никакое доверие, — Шёл на приличном расстоянии от берега. Но я здесь. На твёрдой земле, — Эстебан красноречиво поёрзал по циновке, — Известно ли тебе, как я попал сюда?

— Твоё явление для нас самих великая тайна, — нахмурился Ицамна, — Но пока ты находишься здесь, в Кулуакане, ты наш почётный гость и никто не помыслит обидеть тебя.

То есть от меня они подвоха не ожидают. Решили, что не посмею напасть на безоружного старика?

В подтверждение собственных мыслей Эстебан хлопнул себя по поясу, но ни складного ножа, ни короткого кортика, ни даже ремня, что держал всё это великолепие на нём не оказалось. Хвала Господу, золотая монета с символом Тлалока, оставалась в его кармане.

Целитель усмехнулся.

Заметил метания своего пациента, но в ответ промолчал. Чудь погодя поднялся медленно по-стариковски, пошуршал чем-то у каменной кладки, что служила примитивной печью, а затем принёс испанцу несколько тёплых румяных маисовых лепёшек. К ним прилагалась кашица из толчёного авокадо и томатля, — прародителя знакомого Эстебану помидора, — а ещё нарезка какой-то неведомой зелени и мутный напиток в пузатом глиняном сосуде.

От аппетитного аромата, что источала выпечка, и от вида дерзкой подгорелой с одного бока корочки живот Эстебана тут же отозвался громким урчанием. Запел как новокаледонский кит во время сезонной миграции.

— Ты голоден, двуногий человек, — лекарь разломил лепёшку и поделился с испанцем, — Окажи честь, раздели со мной эту скромную трапезу. До ужина ещё далеко, но у меня нашлось угощение для нашего чужеземного гостя.

Такого уж и чужеземного? Уж двести лет как ваша земля стала нашей…

Сам Ицамна не стал дожидаться, когда квартирмейстер соизволит отведать его стряпню. Старик подцепил куском лепёшки овощную кашицу, завернул в конвертик, тут же лихо отправил в рот, да запил своей мутной жижей.

Пожилой индеец ел руками, но делал это аккуратно, изящно и очень проворно. Почти аристократически.

— Благодарю тебя, целитель, за гостеприимство, — Альтамирано повторил за стариком нехитрые действия, хотя и управлялся с тонкой хрустящей лепёшкой менее ловко, — Ты сказал, что тебе неизвестно, как я попал сюда. Но ответь мне, здесь я — пленник?

— А ты видишь путы на своих руках? — сощурился старик.

— Нет, разумеется, нет — поспешил добавить Эстебан, — Тогда… Известно ли в какой стороне Рио-Лагартос? Или… любой крупный город, где, знаешь, — испанец обвёл рукой собственную физиономию, — Живут такие, как я.

Лицо целителя тут же утратило былую учтивость. В миг старик посерьёзнел и досадливо покачал головой.

— Ты действительно можешь покинуть наш славный Кулуакан, если пожелаешь, — сказал он, — Волен отправиться в другие города и поселения, но куда бы ты не пошёл, тебе не отыскать места, где живут такие же двуногие, как ты.

Старик не в себе? Почему зовёт меня двуногим, когда ровно такую же пару ног имеет он сам?

— Мы находимся более, чем в пяти тысячах легуа под водой, — заявил Ицамна, — Только Иш-Чель знает, как ты попал сюда, ибо более никто из тланчан не имеет представления, как человек смог оказаться так далеко от своих собратьев.