Такое не стыдно помнить всю свою жизнь. Ради таких моментов не страшно умереть…

Очнулся квартирмейстер от крика под окнами. Внизу горлопанила женщина, звала свою госпожу.

— Итли… — хмурясь, тланчана уселась на шкуры и принялась судорожно искать глазами тунику.

— Чего она раскричалась? Почему ты уходишь? — ничего не понимая, Эстебан попытался остановить любимую.

— Собирайся, Тиен, пойдём со мной. Нужна твоя помощь, — нырнув в платье, Иш-Чель вручила испанцу рубашку. — Горит поместье господина Чака, а вместе с ним — архив.

Огромные языки пламени лизали стены, пожирали деревянные балки и пальмовые листья крыши. Горел не только архив — полыхало всё поместье, угрожая перекинуться дальше.

Тланчане не предавались излишней панике. Спеша и суетясь, все вместе боролись с огнём. Женщины, закутавшись в шали-кечкемитли, передавали друг другу кувшины и широкие глиняные плошки с водой, мужчины, рискуя жизнью, пытались сбросить пылающие балки, дети помогали матерям наполнять сосуды или пристально следили за самыми младшими. Малыши, находясь на безопасном расстоянии от бедствия, зачерпывали из лужи воду маленькими чашками на манер взрослых и чувствовали себя звеном в едином механизме.

Здесь каждый житель, от мала до велика, был важен в борьбе с опасной стихией.

Жена и дети господина Чака тоже помогали собратьям, Эстебан сразу узнал их. Перемазанные сажей, они не плакали и не стенали — боролись со стихией, кто как мог.

Самого хранителя писаний видно не было.

— Историк, — сквозь всеобщий гвалт каркнул Эстебан. — Остался там?

Еле поспевая, Иш-Чель мотнула головой.

— Сбежал. Отец велел ему не покидать поместье, поставил охрану, но господин Чак сумел покинуть город.

Среди тланчан квартирмейстер заметил вождя. Касик Ицкоатль с обожженными волосами, закопченным лицом безо всех своих царственных атрибутов вытаскивал из огня связку свитков. Жар был настолько силен, что свитки вспыхивали прямо в его руках. Спасённые документы касик бросал на землю, где их тут же подхватывали другие тланчане, притаптывали огонь и относили в безопасное место.

— Правитель! — крикнул Эстебан, перекрикивая треск огня. — Я помогу!

Ицкоатль кивнул, не отрываясь от своей опасной работы. Вместе они вынесли еще несколько сложенных гармошкой кодексов, пока пламя не стало слишком сильным. Деревянные балки начали рушиться, грозя похоронить под собой всех, кто не успел унести ноги.

— Хватит! — закричал Ицкоатль, оттаскивая Эстебана. — Слишком опасно. Что спасли, то спасли. Уходите! — заорал вождь, с ловкостью пантеры спрыгнув наземь. — Все назад!

Через несколько мгновений послушался хруст и крыша обвалилась, подняв в воздух сноп ярко-оранжевых искр.

— Все целы? — заозирался касик вокруг себя, а удовлетворившись, что никто не пострадал, скомандовал. — Дальнейшие силы бросить на борьбу с огнём.

Эстебан откашлялся, сплюнул и оглядел пепелище. Дым едким ковром стелился над землей, затрудняя дыхание. Вокруг царила какофония звуков: треск догорающих углей, приглушенные голоса тланчан, плеск воды. Несмотря на трагедию, в их действиях не было растерянности. Они продолжали бороться, словно единый организм, движимый общей целью.

Вскоре подоспели подкрепления из других районов города. С новыми силами тланчане принялись заливать водой тлеющие остатки поместья, оттаскивать обгоревшие бревна и расчищать территорию. Постепенно огонь сдавал свои позиции, уступая натиску кулуаканцев. К рассвету от некогда величественной резиденции остались лишь обугленные руины, закопчённые дымом стены с чёрными дырами окон, но главное — пожар не перекинулся на соседние дома.

— Иш-Чель — возвращайся в комнату, — суровый от усталости и разочарования касик раздавал приказания. — Йоллотль, приведи в порядок свитки и кодексы и доставь в мой кабинет. Шбаланке, сопроводи семейство господина Чака в цомпантли и выясни, что произошло. Всех, включая сыновей, держать под стражей до выяснения обстоятельств.

Вельмож правитель отпустил к своим семьям, дочь отправил домой, а Эстебана…

— В сады Тлалока, — коротко бросил испанцу. — Охраняй корабли. Моли Господа или кого хочешь, чтобы не подожгли и их тоже. Со дня на день спускаем на воду. Мы не можем ими рисковать.

Квартирмейстер кивнул и, встретившись глазами с растерянной Иш-Чель, поспешил выполнять приказание.

Среди борцов с огнём заметил старика Ицамну — тот, не смотря на возраст, сражался с пожаром со свирепостью ягуара. Ловкий и прыткий старик, чего испанец от него никак не ожидал.

Квартирмейстер вдруг вспомнил недавние слова целителя.

Мой дед считал, что Тлалок живёт среди нас. Не в океане, как огромный кит, а здесь, на этой земле. Он говорит с нами, испытывает нас, даёт нам знаки и дарит знамения. Он задаёт нам вопросы и направляет наши мысли в нужное русло.

Эстебан остановился. Нахмурился. Застыл. Мысль, что давно витала в воздухе всё никак не могла оформиться в единый поток.

— Тогда почему никто до сих пор так и не узнал его? — спросил квартирмейстер однажды и Ицамна в тот день дал такой ответ, — Потому что в мире, где у каждого есть два имени, потеряться нетрудно.

— Два имени, — испанец хлопнул себя по лбу, размазав сажу. — Два, сожри меня акула, имени! Правитель! — закричал испанец и понёсся к вождю со всех ног. — Правитель, постойте! Умоляю, подождите!

Квартирмейстер споткнулся об извилистый корень, едва не растянулся посреди тропы.

— Правитель!

С трудом догнав касика, Эстебан поклонился ему неуклюже и запыхавшимся голосом спросил.

— Вы… вы… вы, — никак не мог отдышаться. — Вы говорите на двух языках.

Касик безразлично кивнул, жестом поторапливая.

— Так вот… скажите… фух, — грудь квартирмейстера ходила ходуном не то от бега, не то от волнения. — Как… Как будет на языке чонталь имя Тлалока, вашего бога?

Ицкоатль задумался, а когда осознал, схватил Эстебана за руку и сжал едва ли не до хруста.

— Чаак.

Тропический дождь начался резко.

Ветер поднялся за считанные минуты, небо потемнело до цвета вулканического стекла. Пальмы, еще недавно лениво покачивающиеся в сонном мареве, теперь гнулись под натиском стихии.

Отчаливать в непогоду было отвратительным решением, но выбора не оставалось. Дожди могли длиться неделями, а войско тлатоани было уже на подходе к границам Кулуакана.

— Поставить штормовые паруса, — кричал Эстебан. — Подготовить буксировочные тросы.

Погрузку производили в лихорадочном темпе и так же скоро налаживали такелаж. Впрочем, квартирмейстеру не было нужды выходить в открытое море. Дождь не мешал ходу кораблей по каналам плавучих садов.

Собственный тендер испанец нарёк «Пекенья Люси» в честь покоящейся на дне морском «Санта Люсии». Давать кораблю имя, идентичное с его затонувшим предшественником, считалось плохой приметой. Однако, это не касалось судов потопленых в боях и снискавших себе боевую славу. Изрешеченная ядрами «Санта Люсия» в понимании Эстабана относилась к судам героическим.

Дождь усилился. Вода в каналах вздыбилась, «Пекенья Люси» дернулась, как конь, получивший удар хлыстом.

— Поторапливайтесь! — Эстебан, мокрый до нитки, хлопнул одного из членов команды по спине, дабы придать ускорения.

— Этьен! Этьен! — кряхтя и поскальзываясь на мокрой траве, Аапо ковылял к трапу. Он тянул за собой тяжеленый мешок и от бремени поклажи его шатало из стороны в сторону.

— Сожри тебя акула, — проворчал Эстебан, в его голосе слышалось скорее снисхождение, чем раздражение. — Что ты там тащишь, сокровища Монтесумы?

Юноша, задыхаясь, взобрался на борт и плюхнул мешок на палубу. Тот с глухим стуком осел, намекая на свое содержимое.

— Лучше! — похвалился он. — Милость от самого вождя нашего Каана. Твоя кираса ведь из хлопка, верно? Железную ты бы не смог себе купить. При всём уважении, Этьен, у тебя не найдётся столько монет.