Сам вельможа сидел на низкой подушке, скрестив, как мавр, ноги, за таким же низким плетёным из лозы столом. Вместо арабского тюрбана, который в представлении Эстебана полагался бы этому «истинному мавру», историк носил высокую причёску, собранную в хвост, и головной убор, украшенный красными хлопковыми жгутами да тонкими полосатыми перьями. Эта конструкция комично торчала из под русалочьей «газеты», как чубатая верхушка ананаса, и оказалась первой деталью, которую заприметил квартирмейстер.

Тланчане-простолюдины носили длинные волосы до плеч, иногда собирали в низкий хвост. У этого на голове росла целая пальма.

— Человеческий Господин приветствует тебя, наш великий тональпокуи! — громко возвестил Аапо.

Историк оторвался от чтива, свернул педантично «гармошку» своих священных писаний и внимательно оглядел нерадивого гостя.

Видок мой оценил, не сомневаюсь.

Мысленно усмехнувшись, квартирмейстер выдержал бесстрастный взгляд хозяина поместья и, как велел слуга, повторил положенные слова приветствия.

— С милостью Тлалока, — хранитель писаний сделал взмах рукой, повелевая слугам удалиться, — ты стал моим гостем, двуногий человек. Для меня большая честь принимать в своём скромном жилище благородного спасителя чтимой нашей Иш-Чель, наследницы великого касика.

Какая, однако, неловкость выступать в роли спасителя! Сам я Иш-Чель в бочку посадил, сам выпустил. Уж не знаю, которую из версий русалочка озвучила своему царственному отцу.

— Всего ли тебе хватает, дорогой гость, всем ли ты доволен? — сощурился тональпокуи и от его глаз разбежалась мелкая сеточка морщин.

Интересно, сколько ему лет? Не пожилой, но и молодым назвать трудно. Тело его выглядит крепким, хоть и скрыто широкой туникой и штанами, а вот физиономией походит скорее на сушёный абрикос.

— Всего полно. Благодарю. — спохватившись, ответил Эстебан. — Ваши Боги будут довольны.

— Боги? — лицо историка вытянулось в недоумении, — У нас есть лишь один Бог — великий Тлалок, повелитель воды и распределитель дождя. Кому как не нам, тланчанам, чтить его? На твоей родной земле не так? У вас, у двуногих, много богов?

— Нет, конечно нет, — квартирмейстер стушевался. Думал, что знал об этих хвостатых хоть что-то, но опять попал впросак. — Я — христианин и Бог у нас один. Великий Создатель, Творец Неба и Земли.

… и ещё чёрт знает каких подводных царств….

Господин Чак выпрямился во весь рост, подошёл к стеллажу и вложил «русалочью газету» аккурат в зазор между такими же жёлтыми гармошкообразными листами.

Поворачиваться ко мне спиной не боится. Но… что это?

Прищурившись, испанец заметил знак на шее вельможи.

— Это поэтому у вас там, — забыв о положенной учтивости и каком-никаком этикете, квартирмейстер бесцеремонно показал пальцем на свою шею, — поэтому у вас на теле изображение этого вашего… Тлалока?

— О, — хранитель писаний вскинул брови от удивления и одобрительно кивнул, — так выходит тебе известен символ нашего Бога? Отрадно! Ну, что ж, тогда ты наверняка заметил, что каждый тланчанин, достигший совершеннолетия, с гордостью носит знак Создателя Воды.

У Иш-Чель такой был. Помню. Выходит, никакая это не тайна. Рисунок на шее — просто обязательный атрибут благочестия, как у христиан крестик?

— Ну что ж, двуногий человек, раз тебе известен наш Создатель и в моей резиденции тебе «всего полно», — процитировал Эстебана тональпокуи, — тогда позволь лично передать тебе приглашение касика на празднование Начала Дождей. Ты услышишь наши песни, увидишь танцы, насладишься поэтической декламацией и получишь шанс выразить почтение нашему вождю.

— Я… э-э-э… — испанец в миг растерялся.

— Рекомендую человеку всё же не пренебрегать баней и скромными нашими нарядами, — историк посмотрел на Эстебана с укоризной, — а то, чего доброго, правитель сочтёт это проявлением недоверия.

Праздник Начала Дождей, о котором упоминал хранитель писаний, был посвящён не столько самим осадкам, выпадающим из облаков, сколько началу огородно-полевых работ. Основной пищей кулуаканцев, ровно как и аборигенов с поверхности, был маис. Тланчане называли его «золотом, дарующим жизнь», поскольку початок кукурузы был сродни хлеба — обязательным и самым главным продуктом жителей подводного царства.

Про себя Эстебан усмехался, мол скоро кукурузные лепёшки полезут у него из ушей — так часто его кормили этим нехитрым блюдом. Но любопытнее всего, что в качестве начинки тланчане предпочитали в большинстве своём рыбу — ничто так не выдавало в кулуаканце водоплавающего, как его гастрономические предпочтения.

Прямо сейчас квартирмейтер шёл по узким коридорам резиденции правителя прямиком в сад, где касик устраивал празднество для своих вассалов. Впереди гордо вышагивал господин Чак, вместе с женой и сыновьями, следом семенили слуги и замыкали процессию испанец со своим говорливым Аапо.

— Мы сажаем маис в начале месяца уэйтосостли, — трещал юноша и сиял при этом, как начищенный пятак. — Делаем палкой углубление, бросаем три-шесть зёрен вместе с семенами фасоли и тыквы, а потом засыпаем ямку движением ноги. — прямо на ходу Аапо продемонстрировал как именно, — Когда початок начинает созревать, мы заламываем его вниз, чтобы внутрь не попала вода и птицы не склевали зёрна.

Своим хорошим настроением юноша был обязан испанцу — Эстебан скрепя сердце согласился на посещение бани, а потом добровольно нарядился в тунику, штаны и сандалии, любезно предоставленные хозяином поместья.

Как выяснилось, Аапо был большим любителем «размять язык» и потому всю дорогу болтал без умолку. Возможно, так он пытался развлечь своего господина, — Альтамирано всё никак не мог привыкнуть, что кто-то его возвёл в ранг «господ», — а, может, просто обладал врождённой говорливостью.

— Через десять дней после посадки, — продолжал слуга, — когда маис не требует пристального внимания и тщательной прополки, объявляется начало игр в пок-та-пок.

— Что это ещё за тапо́к? — рассеянно спросил испанец.

Эстебан маялся.

Привыкший к безмолвному диалогу с самим собой, он быстро утомлялся от бестолковой трескотни. Однако, кроме Иш-Чель и паренька Аапо, никто более не проявлял к нему дружелюбия. Поэтому пустой разговор испанец нехотя поддерживал.

— О, ты не знаешь, Человеческий Господин, но это очень интересная игра. — закивал Аапо. — Благородные мужи Кулуакана состязаются в силе, ловкости и проворстве. Они перебрасывают каучуковый мяч с одного конца поля на другой и стараются попасть в кольцо, подвешенное на высоте, примерно, в полтора тланчанских роста.

— И всё? — фыркнул квартирмейстер разочарованно.

— В общем-то да. — пожал плечами юноша. — Есть, однако, один нюанс: касаться мяча разрешено только бёдрами и предплечьями.

Для лучшего представления Аапо растопырил локти, изобразив удар по невидимому мячу, и чуть было не заехал по лицу впередиидущему слуге.

— Движение мяча символизирует перемещение солнца и звёзд по небу, — увлечённый рассказом конфуза так и не заметил, — а противоборствующие команды инсценируют символическую борьбу дня и ночи.

— А как определяют победителя? Побеждает тот, кто попадёт в кольцо большее количество раз?

— Ты, верно, полагаешь, что пок-та-пок дело лёгкое. — слуга добродушно рассмеялся. — Но позволь развенчать твои заблуждения! Каучуковый мяч тяжёл настолько, что порой участники ломают себе руки или ноги. Попасть в кольцо — задача неимоверная. Были случаи, когда играли несколько дней подряд с перерывами лишь на ужин и сон до тех пор, пока в конце концов не объявлялся победитель.

За праздной беседой Эстебан не заметил, как полумрак ветвистых коридоров сменился широкой аркой с пышными жёлтыми гроздьями висячей акации. Сад правителя раскинулся не вокруг поместья, как предполагал квартирмейстер, а прямо посреди его резиденции в окружении белёных известью стен и многочисленных хозяйственных пристроек. Натуральный патио!