Касик Ицкоатль поднялся со своего места, вскинул ладонь и толпа резко утихла.

— Победил тот, — заявил вождь, — чьё касание всё ещё теплится на поверхности мяча.

Иш-Чель оторопела.

С большим трудом совладала с собой и, когда отец вернулся на место, шепнула ему.

— О, великий касик, так выходит чужеземец в фаворитах не у меня одной.

Эстебан, сам не ожидая такой милости, подошёл к помосту, опустился на одно колено и склонил перед вождём голову.

Как рыцарь перед королём.

— Чего ты хочешь, Эстебан Хулио Гарсия Альтамирано? — спросил его касик.

Испанец аж присвистнул.

— У вас превосходная память, правитель, — ответил он. — У меня есть всё. То, чего не хватает, вам не вернуть мне. Однако я дерзну просить вас…

Сердце Иш-Чель пропустило удар.

— Позвольте мне свидание с вашей дочерью. Наедине. У сенота Ах-Чаан

Высокий, идеально круглый и невероятно глубокий — сенот Ах-Чаан.

Его отвесные стены, сложенные из пластов известняка, круто обрывались вниз к темно-зеленой воде. Само место обрушения свода пещеры было ровным, окантованным густой тропической зеленью и опутанным завесью лиан, что тянулись, как канаты, до самой воды.

Иш-Чель сидела на краю деревянного понтона, болтала ногами, распугивая мелких рыбок и смотрела, как мельтешили солнечные блики.

Позвольте мне свидание с вашей дочерью. Наедине. У сенота Ах-Чаан.

Сопровождение осталось снаружи у входа, вождь сдержал обещание — сегодня сенот принадлежал им одним. Отец покровительствовал чужеземцу, имел свои интересы, и, скорее всего, догадывался о тайных свиданиях дочери.

Радоваться бы грядущей встрече, трепетать от волнения, ликовать, а тланчана хмурилась. От этого рандеву сквозило подвохом. Сегодня Эстебан обязательно что-то выкинет, она это чувствовала загривком.

— Ты ждёшь меня там, внизу, принцесса? — эхом раздался голос испанца.

Иш-Чель задрала голову: стоя на самой вершине природного колодца, Эстебан издевательски помахал ей рукой.

— А я, дурак, не знал, что ты здесь. Подожди, сейчас спущусь.

— Не смей! — крикнула дочь касика, но её слова утонули в громком всплеске, с которым чужеземец нырнул прямиком в озеро.

Тланчана принялась высматривать этого горе-ныряльщика под синью воды. Замерла обеспокоенно, шарила взглядом и расслабилась лишь когда испанец показался на поверхности. Вынырнул, тряхнул головой — мокрые волосы не слушались, липли ко лбу, — и поплыл к ней. Медленно и хищно, как акула.

— Искупайся со мной, принцесса, — заманивал мерзавец, хитро прищурив глаз. — Здесь так хорошо.

— Мне и тут хорошо, — фыркнула Иш-Чель.

Черноглазый негодяй оказался близко-близко. Подтянулся, упираясь о понтон, завис и уставился на тланчану пристально. Хлопковая туника, мокрая от воды, тут же облепила его рельефное тело, очертила мускулы.

— Ради тебя я выиграл в этот ваш тапóк, а ты откажешь мне в маленькой шалости? — стервец приблизился ещё, положил руки ей на колени, но телом по-прежнему оставался в воде.

— Не выиграл, а смухлевал, — поправила русалочка. — И желание твоё исполнено: вот сенот и вот я.

— Жестокая женщина! — Эстебан слегка задрал край её туники, поцеловал одно колено. — Суровая и безжалостная, — поцеловал другое.

Гордая Иш-Чель держала маску холодного безразличия, но внутри трепетала и плавилась. Едва вздрагивала от этой извращённой ласки. Никогда прежде испанец не позволял себе касаться её — не считая того злополучного дня на корабле, — а сегодня вдруг осмелел. Обнаглел! Распоясался!

— Пойдём, — мурлыкнул испанец, кивком указав на воду. — В вашем Кулуакане зверская жара. Пекло просто дьявольское, а тут так хорошо. Прохладно.

Чужеземец владел умением смотреть красноречиво. Жарко и обольстительно. Так, что Иш-Чель хотелось закусить губу…

— У меня в поместье есть пруды, фонтаны, бассейны и бани, — усмехнулась она. — И всё для меня одной. Прости, Тиен, тебе не заманить меня.

— Ах, я чуть было не забыл, — чужеземец откинулся назад и поплыл на спине, лениво загребая руками. — Передо мной принцесса, мне её ничем не удивить.

Внутри русалочку кольнула лёгкая досада: жаль, что прекратил целовать. И больше не смотрит так…

— А если буду тонуть, ты спасёшь меня? — издевался хитрец. — Не дашь погибнуть?

— Ты большой и тяжёлый, мне не вытянуть тебя. К тому же, — дочь касика всплеснула руками, — в пределах купола я уязвима точно так же как и ты. Как человек.

— Неуязвима за его границей, да? — Эстебан остановился, перестал лениво дрейфовать.

— Не надо, Тиен, не смей, — русалочка разгадала его намерения. — Это опасная игра. До границы далеко, тебе не доплыть. Ни к чему эти авантюры.

— Вся моя жизнь — авантюра, милая Иш-Чель. По-другому я не умею.

Испанец набрал в грудь воздуха и снова нырнул. На этот раз он не описывал виражей, погружался всё ниже и ниже, пока его белое хлопковое одеяние не превратилось в едва различимую точку под водой.

Нечто подобное тланчана и ожидала. Знала, что вынудит её залезть в воду, захочет утянуть за тонкую грань купола.

Она ждала.

Намеренно не поддавалась на его уловки, но чем дольше моряк не возвращался, тем сильнее беспокоилась Иш-Чель за его жизнь.

— О, милостивый Тлалок, ну какой же он настырный дурак! — выругалась тланчана, едва на поверхность поднялись пузырьки воздуха.

Русалочка не выдержала — нырнула следом за ним.

Лёгкие жгло, сердце бухало, как барабан. Иш-Чель погружалась всё глубже и глубже, пока, наконец, не пересекла границу. Трансформация произошла в одночасье: раскрылись на шее жаберные щели, зрение стало острым, ноги превратились в огромный рыбий хвост.

Тланчана распахнула глаза.

Вокруг коралловые сады растопырили свои ветки-лапы, пряча среди колосистых водорослей мелких ребёшек. Один взмах русалочьего хвоста и рыбки тут же бросились врассыпную, актинии закрыли свои бутоны, моллюски захлопнули раковины. Мирные жители подводного царства трепетали перед величием тланчан.

Русалочка отыскала моряка быстро.

Безвольной куклой он дрейфовал в глубине океана, как будто парил в невесомости. Без движения. Спокойно, расслабленно, как будто он…

Иш-Чель испугалась, взвизгнула русалочьим ультразвуком и в мгновение оказалась рядом.

— Только бы успела, — подхватив испанца под руки, подумала она и тут же соединилась с ним в поцелуе. Впустила воздух прямо в рот.

Русалки умели отдавать кислород — воздух, которым дышали люди.

Об этой особенности не знал ни один тланчанин. Никто никогда не пытался провернуть то, что сделала Иш-Чель. А она смогла — разделила одно дыхание на двоих. Открыла способность, о которой никто не подозревал.

Нет, она бы не вытянула сильного, взрослого мужчину к побережью. Для хрупкой тланчаны он был слишком тяжёл, поэтому она погружалась. Медленно опускалась вниз вместе с ним, несмотря на опасность.

Ей было страшно. При мысли о свирепых акулах она дрожала и плакала. Ругала себя за глупость, но не могла оставить человека умирать.

Ей повезло. В ту ночь запели киты. Громко, мелодично, протяжно и очень близко. О чём они пели, русалочка не знала, но помнила с самого детства — акулы всегда сторонились китовых стай. В ту ночь хищник не приближался к ним.

Повторять рисковый трюк когда-либо ещё тланчана не хотела, но ей пришлось. Сегодня.

Иш-Чель сорвала с лифа раковину, зажала испанцу нос и, принялась тащить его в сторону подъёмного тягача. Инженерного механизма, которое использовалось разведкой для подъёма тяжелых пушек, бочек и прочего груза с кораблей.

— Зря не нырнула сразу, — ругала себя дочь вождя, — зря упрямилась. Только бы выжил теперь!

В следующее мгновение Эстебан открыл глаза. Обнял её сильнее и притиснул ближе. Возможно даже углубил поцелуй, русалочка не поняла — так отчаянно тянула его к подводному изобретению.