Мысленно Эстебан махнул рукой.

Плевать. Если Иш-Чель не грозит беда, то более тревожиться не о чем. Да простит меня сеньор Господь, но я не чувствую ни капли раскаяния.

— Ты, кажется, звал меня купаться? — тланчана вырвала его из раздумий. — Или прохладные воды сенота больше не манят тебя?

Квартирмейстер усмехнулся.

Хитрая, как койот, пленительная, как дьяволица, и в глазах ни капли стыда.

— Да, милая, вот так русалки и заманивают в свои сети заблудших моряков. Сперва усыпляют бдительность, а потом топят окаянных в глубинах морских.

— Мне нравится твоя настороженность, Тиен, — Иш-Чель игриво брызнула в его сторону водой. — Я ведь, знаешь, тебя ещё не простила.

— Не простила? — Эстебан недоумённо вскинул брови. — Это ещё за что?

— Одержал нечестную победу в пок-та-пок, — начала тланчана загибать пальцы, — добился свидания у моего отца, обманом вытянул из меня строжайшую тайну. Список прегрешений у тебя внушительный!

На это заявление испанец рассмеялся.

Ох уж эти женщины! Обожают, когда мужчина кругом виноват.

Альтамирано молча поднялся со своего места, подошёл к краю понтона, нырнул и тут же оказался рядом с объектом своего бесконечного восхищения.

— Ты зубаста, как пиранья, любовь моя, — поймал Эстебан тланчану и притянул к себе. — Но, может, дашь мне шанс загладить свою вину? Клянусь семи морями, я буду очень убедителен.

На свой вопрос испанец и не думал дожидаться ответа — снова поцеловал первым. Чтобы у тланчаны не осталось времени на бесполезные возражения.

Его тянуло к ней каким-то непонятным, волшебным и порой даже страшным образом. Ему хотелось быть с ней в едином симбиозе, держать в объятиях и пить её дыхание целую вечность… и потом ещё немного. Он обожал скользить руками по узкой спине вдоль лопаток к пояснице и ниже. Сжимать руками ягодицы, покусывать, трогать, ласкать её худое гибкое тело.

Звуки поцелуев отражались от стен сенота. Сливались с редким звоном капель, стекавших с лиан в синеву подземного озера. Там, на побережье, древние майя оплели свои сеноты паутиной мистики и загадки. Называли их вратами в царство мёртвых и были в общем-то правы: сеноты Юкатана сообщались между собой и в конце концов имели выход в море. Однако Эстебан даже подумать не мог насколько прежние хозяева юкатанских земель были близки в своих предположениях.

Разомлевшую от неги Иш-Чель испанец подхватил под бедра и заставил обнять ногами его талию. Одной рукой прижал к себе, другой — скользнул вниз к развилке ног. Поглаживал её нежную плоть, ласкал, возбуждал. Кружил вокруг входа, распалял, дразнил намеренно.

Испугавшись, тланчана промычала что-то невнятное, — ну, а как иначе, покуда рот поцелуем занят? — заёрзала, попыталась вывернуться.

— Я держу тебя, мой ангел, не бойся, — Эстебан ненадолго оторвался от её губ. — Мы не утонем.

А затем ввёл два пальца в горячее пульсирующее лоно и от её чувственных непристойных всхлипов сам едва не застонал.

Испанец находил Иш-Чель прелестной в проявлениях удовольствия. В каждом жесте, каждом движении. Эта бесстыдница беззастенчиво насаживалась на его пальцы, цеплялась руками за плечи, требовательно ускоряла темп и громко возвещала весь сенот о своём наслаждении.

Не думал Эстебан, что сам так быстро возжелает её снова. Что из мучителя превратится в страдальца, изнывающего от сладкой пытки. Что едва дождавшись её блаженной судороги, поспешит овладеть ею. Задаст бешеный темп и финальным аккордом — издаст такой же непозволительно громкий стон.

— Теперь я прощён? — после безумных водных кульбитов прохрипел испанец, уткнувшись тланчане в висок.

— Вот ещё! — хохотнула русалочка. — Расплата несоразмерна деянию.

— Чего же ты хочешь, принцесса? Как мне теперь искупить вину?

— Ты сказал, что любишь авантюры, Тиен, — напомнила плутовка. — Как ты там выразился? Вся твоя жизнь — авантюра.

— И? — протянул квартирмейстер заинтригованно. — Какие приключения на свой прелестный зад ищет мой ангел?

— Давно мечтала пошуршать тайными письменами в закрытом архиве господина Чака. А ты, волей случая, как раз живёшь в его поместье. Вот так удача, правда? — на этот раз Иш-Чель посмотрела на Эстебана серьёзно, без лукавства. — Архив нашего тональпокуи неприкосновенен. Даже отец не может касаться ветхих фолиантов и кодексов. А я хочу. Мечтаю, жажду!

Квартирмейстер хмурился. Затея опасная, в неё не полезешь ради прихоти. Или теперь любопытство снедало и его самого? Увидеть древние кодексы, тайные исторические документы. Пусть он не сможет их прочесть, с ним рядом будет Иш-Чель. Она сумеет.

— Молчишь, — хмыкнула тланчана. — Не тревожься, Тиен, я неволить не стану. Не хочешь, не…

— Пойдём, — ответил моряк решительно. — Завтра я должен показать твоему отцу результат своей работы. Дай мне неделю, любовь моя, чтобы изучить привычки и распорядок дня вашего уважаемого историка. А потом добро пожаловать в мой флигель. Ночью. Сможешь?

— Смогу, — лицо Иш-Чель снова украсила соблазнительная улыбка. — Не сомневайся.

Дисциплина — дело сложное. Требует организации, системы поощрений и наказаний, а так же неотступного повиновения своим же правилам. Двоих смутьян Эстебан собственноручно привязал к дереву и повесил им на шеи таблички. «Señor Mañana» значилось на одной и «Sucio bastardo» — на другой.

— И как это понимать? — потирая подбородок спросил вождь Ицкоатль, указав пальцем на бедолаг.

— Этот, — кивнул Эстебан на первого, — откладывал дела на потом и работу свою не выполнил, а тот, — махнул в сторону второго, — называл меня срамными словами, зная, что не понимаю ваш язык.

— Но какой смысл писать что-то на чужеземном наречии, если никто из тланчан не сможет прочесть. Не поймёт смысла.

— Я тоже сперва так подумал, правитель, — Альтамирано остановился напротив провинившихся и рассуждал с видом академическим. — Но, как выяснилось, любопытство простых зевак разгорелось настолько, что они, не стесняясь, спрашивали о содержании надписей. Поверьте, эти двое стали местной сенсацией.

Вид у обоих провинившихся был почти искренне покаянный. Если гнев квартирмейстера их не страшил, то хмурый взгляд вождя и одобрительные кивки в знак согласия с Эстебаном, мигом усмирили мятежный нрав бунтарей.

— Не будем отвлекаться, сеньор Ицкоатль, — испанец проводил касика к пристани, где уже возвышался добротный корпус будущего тендера.

Там на палубе работа кипела вовсю. Работники, что были даны квартирмейстеру в услужение, распутывали канаты, натягивали части снастей, разложили на полу несколько огромных кусков сизаля и сшивали между собой.

— С древесиной у нас не возникло проблем, — отчитывался испанец, — и ваши кузнецы справились неплохо, хотя несколько железяк сделаны по старым макетам. А ещё вот, посмотрите, — Эстебан указал на специальный рычаг, установленный в головной части судна, — вместо штурвала мы поставили румпель. Он прост в использовании и дёшев в изготовлении, но даёт меньше манёвра. Однако, если ваш тендер будет ходить по узким каналам садов, то этого будет более чем достаточно.

Вождь сосредоточенно разглядывал каждую деталь. С прищуром. На его спокойном лице не отражалось эмоций и лишь по блеску глаз Альтамирано понимал, что заказчик результатом доволен.

— Нам нужно время, чтобы подготовить паруса и такелаж, — продолжил моряк. — Корпус корабля готов, но для спуска на воду этого мало. Как только всё будет готово — проведём ходовые испытания. Парни у вас толковые. Слушают, запоминают быстро, работают сутки напролёт без устали. Если так дело пойдёт и дальше — за месяц управимся.

Эстебан старался говорить без умолку, не допускал пауз. Меньше всего на свете ему хотелось вместо корабельного рангоута обсуждать вчерашнее рандеву.

Нет, он вовсе не испытывал стыда или неловкости. Не сожалел и не раскаивался. Готов был понести наказание, если вождь прикажет. Да и, ежели чего, против женитьбы Эстебан не станет роптать. Хотя едва ли семье правителя нужен такой дармоед без гроша за душой.