— Сделаем перерыв. — сжалился слуга милостиво.

Эстебан привалился к стене в том месте, где ступени арены отбрасывали тень. Аапо подал господину кувшин с водой и, когда тот вдосталь напился, позволил отдых и себе.

— Здесь сидит ваш вождь? — указал испанец на центральный помост с сидением, украшенным резьбой и веером из разноцветных перьев.

— Всё верно, — подтвердил Аапо.

— А дочь?

— Рядом. Достопочтенный правитель Каан всегда наблюдает за игрой в сопровождении Иш-Чель.

— Каан? — спросил квартирмейстер рассеянно. — Ты хотел сказать Ицкоатль? Прости, я, по правде говоря, не запомнил полного имени вашего вождя и путаюсь в местных терминах.

— Ах, я понимаю, Господин, твоё недоумение. — улыбнулся юноша. — По какой-то причине наш касик представился тебе на науатль. В нашей стране два официальных языка — науатль и чонталь. Мы, кулуаканцы, предпочитаем чонталь. Он короткий, звучный и простой. Жители столицы же, напротив, чаще используют науатль, язык длинный и сложный. У всех благородных в официальных документах числятся оба имени. Неудобно, знаю, но таковы правила.

Рассказывая, Аапо принялся разматывать грязные от пыли и песка бинты.

— Имя правителя в переводе на язык двуногих означает Обсидиановый Змей. На чонталь звучит как Каан. Но ты, Человек, обращайся к вождю так, как он тебе представился. Если правитель пожелал назвать тебе своё длинное столичное имя, значит так тому и быть.

Обсидиановый Змей. Как интересно влияют имена на личность носителя. В цветах индиго и нефритовой диадеме касик действительно напоминает опасного морского змея.

— А Иш-Чель? — Эстебан попытался изобразить безразличие, но вышло плохо. Квартирмейстер открыто и нагло интересовался ею. — Что означает её имя?

— Радуга. — глаза слуги блеснули лукавством. — Ты уже дважды спрашиваешь о дочери чтимого нашего правителя. Это не моё дело, Господин, но, похоже, что всякий раз в часы досуга прекраснейшая из тланчан занимает твои мысли.

Испанец резко сник.

Ну не признаваться же ему в непристойных фантазиях, что посещают меня всякий раз перед сном. Не говорить же, как часто снится мне её тонкая талия и острые плечи. Не исповедаться же в своей опрометчивой вылазке, когда я средь ночи заявился в её опочивальню. И, дьявол дери, который день я ищу способ встретиться с ней снова. Обдумываю, как улизнуть из поместья историка и по старинке… к ней в окно.

Она же, шельма, обещала мне свидание. И где оно?!

— Знаешь, Человек, большая удача, что тебя пригласил к себе господин Чак. — заявил вдруг Аапо. — Трижды в неделю он даёт уроки истории. Раз ты теперь житель славного Кулуакана, тебе стоит больше разузнать о нашем крае.

— Всё это безумно интересно, — хмыкнул квартирмейстер, радуясь, однако, резкой перемене темы, — но я бы пыльным фолиантам больше предпочёл тренировочное поле. С тобой.

— Ты, верно, не понял меня, Господин. — в глазах слуги снова мелькнула лукавая улыбка. — Все благородные тланчаны обучаются у нашего хранителя писаний. Под благовидным предлогом ты сможешь видеть дочь великого вождя.

Эстебан так и подскочил на месте.

Ай, да, Аапо, ай да хитрый ты прохвост! Простачком, выходит, только прикидываешься, да?

— Скажи-ка, — потирая подбородок, спросил испанец задумчиво, — а что означает твоё имя?

— Угорь. — ответил юноша.

Квартирмейстер не удержался от смешка.

Ну точно! Угорь и есть!

Вдалеке на другом конце поля в сторону собеседников засеменила тучная женщина. Смуглая, коренастая, немолодая служанка. Она приветственно махнула Аапо и, приблизившись, затараторила на местном наречии.

— Что случилось? — испанец нахмурился.

— Говорит, её госпожа потеряла кольцо. Собрата вот этого украшения. — парень показал подвеску с жадеитовым камнем. — Спрашивает, не видели ли мы случайно. Госпожа очень расстроена.

Кольцо с жадеитовым камнем. Его, однажды, вручила Эстебану сама Иш-Чель.

Квартирмейстер задышал чаще, заволновался. Почти растерялся, как малолетний пацан.

— Видел. — совладав с собой, ответил он служанке.

Женщина обрадовалась, захлопала в ладоши и тут же велела испанцу следовать за ней.

— Продолжим завтра. — кивнул юноша.

И Эстебан был готов поклясться — на губах Аапо снова мелькнула самодовольная, понимающая, лукавая улыбка.

Перво-наперво тучная служанка привела испанца обратно во флигель. Показала смуглым пальцем на его грязную, раскрасневшуюся физиономию, скривила гримасу и очень красноречиво объяснила — ни слова при этом по-испански не говоря — что в таком виде к госпоже идти не положено.

И оказалась права.

В отражении отполированного медного подноса, который квартирмейстер использовал вместо зеркала, физиономией он и впрямь был страшен, как чума со страниц «Декамерона». Нос обгорел, всклокоченные волосы стояли торчком и приобрели стойкий песчаный налёт.

От помощи в делах банных испанец, однако, благоразумно отказался. А то, чего доброго, эта пышная сеньора доложит своей хозяйке во всех эпитетах, как тщательно тёрла Эстебану спинку…

Нет уж! Избавь, Дева Мария, от такой напасти.

Никогда прежде квартирмейстер не приводил себя в порядок так быстро. Прошло всего каких-то пару минут и Альтамирано уже стоял перед провожатой чист, свеж и собран.

Служанка так и ахнула, оценив по достоинству скорость ушлого в вопросах сборов моряка. Цокнула языком одобрительно, рукой махнула и повела испанца на место будущего рандеву.

Остался позади лощёный квартал вельмож. Всё реже встречались на пути паланкины благородных вассалов правителя, мощёные дорожки сменились узкой тропой вдоль зарослей колючего папоротника, а вдалеке послышался гомон мастеровых.

Начинался ремесленный квартал.

Там, у полукруглых лачуг бегала босоногая детвора, перекрикивались между собой матери семейств, звенели наковальни и сидели на корточках мастера по обработке кремния и обсидиана. Коренастые мужчины в набедренных повязках тащили за спинами огромные плетёные корзины, их супруги ткали полотна на вертикальных станках, пожилые статные матроны за монотонным плетением обсуждали все накопившиеся городские сплетни.

Жизнь в ремесленном Кулуакане текла благостно и гармонично. Понятно. Правильно. Без снобских морд высоких господ, без богатых поместий, пышных садов и чудес водной инженерии.

Вели Эстебана, однако, не туда. Не в сердце городской суеты. Служанка свернула вдруг на неприметную тропу и поманила квартирмейстера за собой.

Дальнейший путь пролегал через ещё более густые джунгли. Место, где рослый папоротник жестоко хлестал по лицу и практически кожей ощущались противные скользуче-ползучие гады, разбегавшиеся прямо из-под ног.

В безлюдной глуши провожатая похлопала Эстебана по плечу, а затем указала пальцем на высокую хижину. Хлипкое жилище, построенное прямо на деревьях, с перекидным мостом, смотровой площадкой и крышей, крытой листьями банановой пальмы. В оконце, закрытом белой хлопковой занавесью, как будто бы даже горел свет. Теплился слабый огонёк масляной лампы.

— Я должен забраться туда? — моряк недоумённо вскинул брови. — В это, кхм, чудо местной архитектуры?

Женщина заулыбалась, закивала и для пущей убедительности подтолкнула квартирмейстера к лестнице.

Эстебан сокрушённо вздохнул.

Смеёшься ты надо мной, русалочка. Лучше бы в окно велела лезть, ей Богу, целее б остался.

Альтамирано дёрнул недоверчиво верёвочную лестницу. Толстую. Добротный канат из хитрого переплетения дюжины агавовых волокон. Поворчал ещё немного, но всё-таки взобрался наверх.

Иш-Чель ждала его.

Сидела на циновке при слабом свете лампы и занималась хитрым рукоделием — вплетала разноцветные перья птиц в белое полотно так, что в итоге вырисовывалась яркая картина. Сложная. Со множеством оттенков и плавных переходов.

— Мне доложили, твой день омрачила пропажа памятной вещи. — ухмыльнувшись, Эстебан извлёк из кармана кольцо. — Не мог не прийти на выручку, принцесса.