Ритмичные барабаны разбились мелкой дробью и танцовщицы — все, как одна, в оранжевых венках — образовали два круга. Внешний хоровод двигался по солнцу, внутренний — в противоположном направлении. Девушки кружились так быстро, что с высоты птичьего полёта рисунок танца напоминал бутон семпасушиль. Когда звуки барабана снова подхватили трещотки и флейты, хоровод рассыпался, как разбивается стекло на мелкие осколки, и танцовщицы разбежались врассыпную к трибунам, где сидели зрители.

Пробегая мимо, Иш-Чель ловила восторженные, озадаченные, а иногда и огорчённые взгляды своих почитателей. Слышала за спиной разочарованные вздохи. Улавливала недовольное перешёптывание. Наконец, остановившись у места, где сидел хранитель писаний с семьёй и гостями, она сняла с головы венок.

Зрители уставились на неё в полном недоумении.

Скандал! Провокация! Что позволяет себе эта несносная пигалица? Среди всех благородных вельмож, славных воинов и достойнейших мужей она выбрала двуногого человека?

О, тланчана с предвкушением прокрутила в своей голове слова всенародного возмущения.

С венком в руках русалочка двигалась обольстительно. Покружилась вокруг топчана, сделала несколько шагов к человеческому моряку, бросая короткие взгляды на недоумевающего испанца, а затем, хитро улыбнувшись, быстро-быстро вбежала на помост и украсила цветами семпасушиль голову своего царственного отца.

— Позволь, о, чтимый правитель, — смеясь, сказала она, — выразить тебе мою глубочайшую симпатию, ибо нет мужа прекраснее, чем мой благородный отец.

Касик Ицкоатль потешился выходкой дочери.

— Неймётся тебе, Иш-Чель, — когда стихла музыка, ответил вождь. — Твой дар бесценен, дочь моя, я тронут. Выходит, не так я и стар, раз прекрасные тланчаны дарят мне цветы.

По саду пронёсся хохот.

— Увы, боюсь, я всё же не гожусь тебе в женихи, — продолжил правитель на потеху публике, — но негоже оставлять внимание девушки без ответа, не так ли? В качестве подарка, можешь отправиться завтра с отрядом за пределы купола. Сегодня утром мне доложили — совсем близко к нашим владениям затонул корабль.

От радости и ликования Иш-Чель засияла, как отражение солнца в осколке зеркала.

Отец стал снова милостив к ней. Шалость удалась.

— Танцы танцами, — вождь вернул себе сосредоточенный вид, — но теперь настало время узнать, кто из благородных мужей Кулуакана имеет смелость и дерзость состязаться в играх в пок-та-пок. По традиции, через две недели после чествования Начала Дождей, наш тональпокуи объявит начало турнира. Победитель, как и прежде, волен просить у меня, что угодно, кроме, пожалуй, титула и дочери.

Толпа снова загоготала.

Со своих мест повставали воины и вельможи. Выкрикивали имена, называли благородные Дома, били себя кулаком в грудь, обещая на этот раз уж точно всех перещеголять в мастерстве и силе.

Горстка завсегдатаев, да пара новичков. Всё, как всегда.

— А мне можно? — чужеземец, вокруг которого недавно вытанцовывала Иш-Чель, вдруг поднялся со своего места. — Могу я тоже попытать счастья в этот ваш тапо́к, правитель?

— Чтимая Иш-Чель, — обратился с поклоном командир отряда подводной разведки, — Как и в прошлый раз, в целях безопасности я посчитал нужным поставить тебя с группой охранения позади авангарда. Приказываю от отряда не отставать и на протяжении всего рейда беспрекословно выполнять мои указания.

Тланчана рассеянно кивнула. Сегодняшняя подводная вылазка не дарила прежнего ликования. Вот уже целые сутки Иш-Чель бесконечно прокручивала в голове вчерашнее празднество. Весь остаток вечера тланчана находилась подле отца и позволяла себе лишь осторожные взгляды в сторону человеческого моряка.

С чёрными глазами, полыхавшими диким огнём, она встречалась не единожды за время пиршества. И каждый раз кровь приливала к щекам, сердце в груди ускоряло свой бег, пальцы дрожали от волнения. Как будто Иш-Чель вела безмолвный диалог и получала непристойно красноречивый ответ.

— Погружаемся, — махнул рукой командир.

Услыхав команду, тланчана прыгнула с высокого уступа и через мгновение кожу обожгла прохлада пещерных вод сенота. Иш-Чель превосходно плавала, но всякий раз торопилась добраться до тонкой границы купола, чтобы как можно скорее завершить трансформацию. Не думать о дыхании, видеть чётко и ясно в глубоководной темноте, слышать недоступные человеку звуки и частоты, делать мощные гребки своим роскошным ультрамариновым хвостом.

Единственное неудобство, которое терпели тланчане под водой — скудный набор издаваемых звуков. Собственную речь русалки дополняли языком жестов.

Сколько бы опасностей не таили открытые воды, сколько бы страшных историй не рассказывали ушлые ветераны разведки, Иш-Чель обожала подводный мир. Сразу за пределами купола начиналась череда коралловых садов, где среди тысячи анемонов обитало несметное количество разноцветных актиний, мелких рыбёшек, загадочных ракообразных и более крупных представителей морских животных.

Грозный русалочий отряд, однако, мигом всех распугал.

Рыбки шустро попрятались в лабиринте кораллов, моллюски захлопнули свои панцири, зарылся в песок крылатый скат и юркнули под камни суровые мурены. Одна лишь аурига, нитевидная рыба-бабочка, так увлеклась поиском прокорма, что, позабыв обо всём на свете, держала ярко-желтый хвост торчком над зеленью мелких водорослей.

Великий Кулуаканский риф жил по собственным законам. Его невозможно было покорить — лишь согласиться со строгим порядком и следовать всем положенным предписаниям. Здесь большой хищник наводил ужас на жителей подводного мира, а мелкие рыбёшки, дабы компенсировать свою ничтожность, собирались в огромные косяки и двигались, словно единый механизм. Тем же способом передвигались тланчане — слаженно, синхронно, единым строем. Опасный хищник терял ориентир при виде перламутрового блеска их хвостов, а порою принимал целый отряд за огромного и страшного морского аспида, и потому обходил грозных разведчиков стороной.

Но не одним лишь дисциплинированным строем орудовали тланчане. Каждый разведчик имел при себе подводный арбалет на эластичной каучуковой тяге и набор стрел с железным или обсидиановым наконечником. Использовалось это оружие чаще для устрашения, но в отчаянные времена бывали случаи, когда подводный самострел спасал русалочьи жизни.

Иш-Чель привычно следовала за сородичами, но думала вовсе не об акулах с барракудами — все её мысли занимал разбередивший душу чужеземец.

Могу я тоже попытать счастья в этот ваш тапо́к, правитель?

Не зная правил, не ведая ничего об этой беспощадной игре, имея в запасе всего пару недель на подготовку, он вызвался участвовать и получил согласие вождя. Вот только, что человеческий моряк захочет в случае победы? Потребует возвращения на поверхность, к сородичам? Это было бы логично, но пока Иш-Чель хранит свой секрет, ни отец, ни кто-либо из вельмож не сможет помочь ему.

О своём даре тланчана узнала случайно. Неожиданно. Так отчаянно желала помочь, сберечь жизнь этому человеку, что волею случая или самим Божественным провидением открыла неизвестную ранее способность.

И делиться тайной намерения не имела. Пусть хоть три победы одержит в пок-та-пок. Хоть двадцать.

Тем временем за коралловым садом уже виднелась конечная цель.

Корабль, о котором говорил касик, действительно затонул совсем близко к кулуаканским границам. Именно поэтому его не успели обнаружить тланчане из столицы и других городов, и именно поэтому отец позволил Иш-Чель отправиться в этот рейд.

Само судно выглядело плачевно.

Корпус раскололся пополам, большинство мачт обломано, стёкла выбиты, от носовой фигуры остались лишь ангельские крылья.

Корабль нещадно бомбили. Потопили намеренно.

Трофеев с такого обычно — кот наплакал. Хорошо, если найдутся ядра и книппели — ценное для тланчан железо, — остальное будет раскурочено в труху или похоронено под грудой обломков. Ни зеркал, ни прочих мелких безделиц на таком не уцелеет.