Это длится ровно столько, сколько нужно, чтобы он вышел на террасу, то есть примерно через двадцать минут после того, как мы устроились.

Я так погружена в свои мысли, что не слышу ни скрипа ворот, ни звука его шагов. О его присутствии меня предупреждает голос Адама.

— Мама, страшный человек пришёл.

Я оборачиваюсь быстрее, чем следовало бы, и моё сердце мгновенно начинает биться чаще, когда я вижу его. Он снял пиджак, расстегнул рубашку так, что стали видны его темно-русые волосы на груди, и закатал рукава, обнажив татуировки на мускулистых предплечьях. У меня учащается пульс, а кожа мгновенно покрывается мурашками по причинам, не связанным с солнцем.

— Дамиан. — Мой голос слегка дрожит, и я ненавижу это. Он делает паузу, переводя взгляд с одного из нас на другого, и мне кажется, что я вижу слабую улыбку на его губах.

— Ты думаешь, я страшный? — Он обращается с вопросом к Адаму, который пожимает плечами, разбрызгивая воду.

— Ты выглядишь устрашающе.

— Что ж, это хорошо. — Уголок рта Дамиана приподнимается. — Если я выгляжу устрашающе, значит, я могу позаботиться о тебе и твоей маме.

От этих слов у меня в животе что-то сжимается, что-то, что исходит из какого-то биологического источника, который я никогда раньше не осознавала. Я прекрасно справлялась с воспитанием Адама в одиночку, но что-то в словах Дамиана о том, что он позаботится о нас, о нас обоих, заставляет мой пульс учащаться, а в животе возникает странное чувство.

— Нехорошо называть людей страшными, милый, — бормочу я, и Дамиан бросает на меня взгляд.

— Всё в порядке, — спокойно говорит он. — Он просто говорит правду.

Я вижу, как он скользит взглядом по моему бирюзовому бикини. Оно не слишком откровенное, обычное бикини-двойка, но мне кажется, что в его глазах мелькает ревность.

Он подходит ко мне ближе и говорит тихо, чтобы Адам не услышал.

— Что я говорил о том, чтобы разгуливать по поместью в такой откровенной одежде?

Я прищуриваюсь, чувствуя вспышку бунтарского гнева. Как он смеет? Он нам нужен, и я не знаю, что сказать. Я не могу позволить себе разозлить его, но в то же время как он смеет критиковать мой выбор бикини?

— Тебе не стоит переживать из-за того, что другие мужчины смотрят на меня, если ты не хочешь, чтобы я принадлежала тебе.

Я не успеваю остановить себя. Мне вообще не стоило этого говорить. Я вижу, как глаза Дамиана мгновенно темнеют.

— Ты по-прежнему моя, дикая кошка, — рычит он опасно низким голосом. — И я не хочу, чтобы моим лучшим людям приходилось быть ослеплёнными, пока они с вожделением смотрят на мою жену.

— Я здесь с ребёнком, — оправдываюсь я, указывая на бассейн. — Но я хочу немного позагорать, так что, если кто-нибудь из них пройдёт мимо, им просто придётся отвести глаза.

Дамиан сжимает губы, словно хочет сказать что-то ещё, но в этот момент Адам издаёт визг и плюхается в воду, и я быстро оборачиваюсь, чтобы убедиться, что ничего не случилось. В тот же момент Дамиан тоже оборачивается и смотрит на Адама, и в его взгляде, когда он смотрит на моего сына, есть что-то такое, от чего у меня сжимается сердце. Это не тот холодный, отстранённый взгляд, которым он смотрел на меня. Это что-то более мягкое, почти задумчивое.

— Ты умеешь плавать? — Спрашивает Адам, явно адресуя вопрос Дамиану, который колеблется, прежде чем ответить.

— Да, — наконец говорит он.

— Научишь меня нырять? Мама говорит, что я ещё маленький, но я не маленький, — настаивает Адам, и я сдерживаю смех. Это так по-детски, пытаться использовать кого-то, чтобы получить желаемое, даже если этот кто-то «страшный человек». Очевидно, что Адам не считает его таким уж страшным, и я этому рада. Что бы ни происходило между мной и Дамианом, я не хочу, чтобы мой сын боялся человека, который нас защищает.

Я жду, что Дамиан придумает отговорку и уйдёт. Вместо этого он садится на корточки на краю бассейна рядом с Адамом.

— Покажи мне, что ты умеешь.

И в течение следующего часа я наблюдаю, как мой жестокий, пугающий муж терпеливо занимается с моим сыном. Он не заходит в воду, но встаёт на колени у края и показывает Адаму, как нужно держать руки и подбородок. Когда Адаму удаётся неуклюже, но успешно нырнуть, на лице Дамиана появляется что-то похожее на улыбку.

— Ты видела, мама? Ты видела, как я нырнул? — Кричит Адам, и его лицо сияет от гордости.

У меня сжимается сердце. Я редко скучаю по тому, что у меня есть партнёр, с которым мы вместе воспитываем Адама. У меня никогда не было такого, я всегда была матерью-одиночкой, так что я не знаю, чего мне не хватает. Но мне кажется, что я только что почувствовала это, и внезапно в моей груди появилась боль, которой раньше не было.

— Я видела, детка. Это было потрясающе.

Когда я снова смотрю на Дамиана, мягкость исчезает. Он смотрит на меня с выражением, которое я не могу прочесть, в его взгляде что-то мрачное и противоречивое. Затем он встаёт и хватает свой пиджак.

— Мне нужно идти, — резко говорит он.

— Дамиан, подожди…

Но он уже уходит, а я смотрю ему вслед. Адам болтает о том, какой Дамиан классный и как ему нравится его новый папа, а я не могу заставить себя объяснить Адаму, что Дамиан не собирается становиться его папой, по крайней мере не в этом смысле. Наблюдая за тем, как мой муж уходит, я могу думать только об одном: это была ошибка. Но как такое могло произойти, если альтернатива была настолько немыслимой?

Этой ночью я не могла уснуть. Я всё думала о том, как Дамиан смотрел на Адама, о его осторожном и терпеливом тоне. Это тот самый человек, который держит меня на расстоянии, который явно считает, что ему не место рядом с матерью и её ребёнком, который отталкивает нас при любой возможности. Но сегодня я увидела его другим. И я не знаю, почему и как Адаму удалось достучаться до Дамиана в тот момент.

Я просто боюсь, что не только моё сердце будет разбито, когда всё это закончится.

Я ворочаюсь с боку на бок, пока наконец не откидываю одеяло. Во рту пересохло, и я жалею, что не принесла перед сном кувшин с водой и стакан. Я хватаю халат, который достаточно хорошо меня прикрывает на случай, если Дамиан меня увидит, и иду по коридору к лестнице. Я уже на полпути к кухне, когда слышу голоса из другой комнаты - Константина и Дамиана, и замираю.

Я знаю, что должна идти дальше, что мне не стоит подслушивать разговоры, которые, скорее всего, не имеют ко мне никакого отношения, но я ничего не могу с собой поделать, как и со своим любопытством.

— ...разобрался с предателем, — говорит Константин. — И служба безопасности была тщательно допрошена. Больше никто не проникнет в поместье.

— Хорошо. — Голос Дамиана звучит грубо и устало. — А что с Руссо?

— Всё ещё выслеживаем их. Но Сиена пока в безопасности. Я сообщу тебе, когда появятся новые разведданные. А до тех пор мы будем продолжать выслеживать тех, у кого может быть больше информации. Я отправлю тебя завтра вечером к паре старых знакомых, которые могут знать больше.

Следует пауза, а затем Константин снова заговаривает:

— Знаешь, я никогда не думал, что увижу, как ты учишь ребёнка нырять.

Голос Дамиана становится напряженным, в его словах слышится ворчание.

— Ты следил за мной?

— Мы с Валентиной просто гуляли.

— Ничего особенного.

— Правда? Потому что Валентина думает…

— Мне всё равно, что думает Валентина. — Теперь голос Дамиана звучит резко. — Наш брак временный. Как только всё закончится, я подам на развод.

Я и так это знаю, но то, как он это говорит, после всего случившегося, это как удар. Мне больнее, чем должно быть, тем более что он уже рассказал мне о своих планах. Не то чтобы я хотела остаться, но… Я прижимаю руку ко рту, чтобы не издать ни звука.

— Осторожнее в выражениях, когда говоришь о моей жене, брат, — говорит Константин, и в его голосе слышится раздражение, хотя и с долей юмора. — Ты этого хочешь?

Ещё одна долгая пауза.