— Я не принуждаю женщин, — прямо говорю я, прерывая все её попытки извиниться или объясниться. — Никогда. Ни по какой причине.

Она смотрит на меня, явно удивлённая моей горячностью.

— Я этого и не говорила.

— В этом не было необходимости. Я вижу это по твоим глазам. — Я замираю, пытаясь взять себя в руки, выглядеть безразличным к ней, хотя моё тело кричит, чтобы я вошёл в комнату, перекинул её через плечо, как пещерный человек, и швырнул на кровать. — Что бы ты там ни воображала, Сиена, этому не суждено сбыться.

Она замолкает, застёгивая джинсы. Чёрная футболка теперь прикрывает её маленькую грудь и слегка веснушчатую гладкую кожу.

— Ты сказал это прошлой ночью.

— И я не шутил. — Я захожу в комнату, но оставляю между нами достаточно места. — Я не собираюсь тебя трахать. — Я вижу, как она широко распахивает глаза от такого грубого заявления, но я сказал это нарочно, чтобы шокировать её и заставить понять. — Ни сегодня, ни когда-либо ещё. Когда всё закончится, когда угроза будет устранена, я расторгну наш брак, и ты сможешь уйти.

Облегчение, которое читается на её лице, с таким же успехом могло бы быть пощёчиной. Она буквально откидывается на комод позади неё, словно с её плеч сняли тяжкий груз.

— Ты серьёзно, — шепчет она, и я киваю, несмотря на то, что мой член упирается в ширинку. Я не решаюсь опустить руку и поправить его, она ещё не посмотрела вниз, а если посмотрит, то может мне не поверить. Чёрт, если она увидит, какой размер выступа давит на молнию, она может убежать только от этого. Она настолько стройная и изящная, что я не могу себе представить, что это будет легко.

Нет. Это будет тесновато. Тесно, горячо и влажно…

Я стискиваю зубы.

— Да, — выдавливаю я из себя. — Я серьёзно. Это нужно, чтобы защитить тебя, Сиена. Тебя и твоего сына. Напоминание о её сыне, о второй части этой ответственности, несколько снижает моё возбуждение. Я уверен, что смогу защитить её, но я понятия не имею, что делать, чтобы обезопасить ребёнка, и какой хаос он может устроить. — Но есть правила, которым тебе нужно следовать, если мы хотим, чтобы всё получилось.

Она кивает, и выражение её лица становится серьёзным.

— Хорошо. Что это за правила?

Её согласие – это облегчение. По крайней мере, она не собирается спорить со мной по этому поводу, а значит, она умна. Это хорошее качество для неё, если она хочет выжить в этой ситуации.

Я закрываю дверь и, прислонившись к ней, смотрю на неё.

— Во-первых: ты не покидаешь территорию поместья. Ни по какой причине, ни при каких обстоятельствах. Как только ты выйдешь за эти ворота, ты станешь мишенью. И Константин не может обеспечить тебе круглосуточную охрану, которая будет следовать за тобой повсюду. Пока ты находишься на территории, ты в безопасности и тебе не нужна личная охрана.

— А как же Адам? — Перебивает Сиена, и в её голосе слышится паника. — Ему понадобится...

— Если тебе нужно выйти, — продолжаю я, как будто она ничего не говорила, — то предупреди меня заранее, и я всё устрою. Но если тебе или Адаму что-то понадобится в ближайшее время, я могу это достать. Одежда, игрушки, книги, туалетные принадлежности, всё, что тебе нужно. Сегодня я распоряжусь, чтобы комнату обставили для него, всё будет готово к концу дня.

Сиена широко раскрывает глаза и от удивления приоткрывает губы.

— Дамиан, я не могу себе позволить…

— Тебе и не нужно, — прямо говорю я ей. — Ты моя жена. Всё, что тебе нужно, всё, что нужно Адаму, будет предоставлено.

— Но ты только что сказал, что это временно. — Она прикусывает губу, явно ожидая подвоха. — Я не могу отплатить тебе тем же. Сейчас у меня нет работы, и всё это...

— Сиена. — Я резко и раздражённо выдыхаю. — Ты мне ничего не должна. У тебя нет долгов. Ты ничего не будешь должна. Пока мы женаты, обо всём позаботятся. Хорошо?

Она с трудом сглатывает, и я всё ещё вижу недоверие в её глазах.

— Хорошо.

Я киваю, радуясь, что об этом упомянул.

— Ты можешь ходить куда угодно в доме или на территории, кроме личных комнат, таких как комната Константина, кабинет его жены, его кабинет и так далее. Но дай себе время привыкнуть к здешнему укладу. В твоём распоряжении персонал, но у них тоже есть свои обязанности. И никто здесь не привык к детям. Вам нужно будет держаться от него подальше, насколько это возможно. В этом особняке нет ничего необычного… но к детям здесь пока не привыкли.

При этом что-то вспыхивает в её глазах, может быть, гнев или материнская забота.

— Ему три года. Он все равно не поймёт…

— Тогда заставь его понять. — Мой голос звучит жёстче, чем нужно, но от мысли о том, что Адам зайдёт не в ту комнату и поранится, потому что особняк не предназначен для того, чтобы по нему носился ребёнок, у меня кровь стынет в жилах, хотя я и не совсем понимаю почему. — Я не ожидал, что буду нести ответственность не только за тебя, Сиена. Ты должна помочь мне с этим.

Она долго молчит, а потом кивает.

— Ты расстроен, — говорит она тише, чем раньше.

— Нет. — Я стараюсь говорить как можно мягче, хотя это не то, к чему я привык. — Я волнуюсь. Я не был готов иметь дело с ребёнком, Сиена. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.

Она медленно выдыхает, прислоняясь к комоду.

— Сколько ещё? — Тихо спрашивает она. — Ты сказал, что это временно. Как долго?

— Я не знаю, — честно отвечаю я. — У Константина свои методы решения проблем. У меня есть своё мнение о том, насколько они эффективны. Почти наверняка будет насилие, и от того, как обе стороны справятся с ним, зависит, как долго продлится конфликт. Чтобы ты была в безопасности, слушай меня и оставайся в поместье, подальше от всего этого.

Я вижу страх в её глазах. Она поджимает губы, и я вижу, как дрожат её руки, когда она сжимает и разжимает пальцы, словно пытаясь это скрыть.

— И что будет потом? — Шепчет она.

— Потом я помогу тебе переехать. Тебе будет лучше с новыми документами, с новым местом жительства… — Я замолкаю, увидев шок на её лице. — Ты можешь просто уйти, если хочешь. Но всегда может найтись кто-то, кто захочет, чтобы ты исчезла, кто захочет, чтобы всё, что ты знаешь, было стёрто, даже если это не так уж много. Возможно, тебе будет лучше начать всё с чистого листа. Это будет не та жизнь, что была у тебя раньше, но она может стать лучше. Определённо лучше, чем было бы, если бы я оставил тебя на том складе.

Она медленно кивает, и я вижу, что она пытается осмыслить всё, что я ей сказал. Изоляция, ограничения, полная перемена всего, что она когда-либо знала. Это слишком много для любого человека, особенно для того, кто никогда не стремился стать частью этого мира.

Но она сильнее, чем кажется. Я вижу это по тому, как она расправляет плечи, по решимости, которая сменяет страх в её глазах.

— Спасибо, — говорит она наконец. — За то, что объяснил всё.

— Тебе нужно было знать, как здесь всё устроено. — Я наблюдаю за ней с другого конца комнаты, чувствуя напряжение в воздухе, едва скрываемую неловкость. Мы муж и жена, но никогда ещё не были так далеки друг от друга. — Держись особняком, не подпускай Адама к опасности и не покидай территорию поместья. Пока ты будешь это делать, с тобой всё будет в порядке.

— В порядке, — повторяет она, и я вижу недоверие в её глазах. Я качаю головой.

— Ты будешь жива, — поправляю я себя. — Жива и в безопасности. Я буду оберегать тебя, пока всё не закончится, Сиена, обещаю. Вас обоих.

Она сглатывает, и мне приходится отвести взгляд, чувствуя, как во мне вспыхивает желание. Я не знаю, что в ней такого, что так на меня действует, ведь ни одна женщина раньше не вызывала у меня такого вожделения. Я получаю удовольствие от секса не меньше, чем любой другой мужчина, и я предпочту трахнуть тёплую, готовую к этому женщину, а не собственную руку, но я никогда не испытывал ничего подобного. Это похоже на потребность, на голод, на что-то, что требует удовлетворения.