— Зайдёшь?

Он кивнул, пропуская её вперёд.

Внутри Мирославе сразу стало неловко от немного затхлого воздуха, пыли и неуютности, которая отпечатывалась на каждой полке, в каждом угле и книге. Хотя бы постель была застелена. Подойдя к столу, она достала рукопись отца и бережно выложила её в закрывающийся ящик тумбочки, затем открыла форточку, вдыхая запах мокрой травы, и только потом развернулась к нежданному, но очень желанному гостю.

Мстислав выглядел в узком проходе между стеной и шкафом неправильно. Он вообще смотрелся в этой крохотной тёмной комнате неправильно и неуместно. Мирослава ощутила нелепый стыд за такую погоду в столице, за своё жилище и за то, что сама она выглядела среди этого всего более уместной, чем ей бы хотелось.

— Хочешь чаю? — спохватилась она и, не дождавшись ответа, включила конфорку. — Кухня здесь общая, но у меня есть своя маленькая.

Она проверила воду в чайнике и решила, что им её хватит. Даже если бы это было не так, Мирослава ни за что бы не стала протискиваться мимо мужчины, чтобы выйти в коридор и отправиться на кухню.

Пока она что-то щебетала, Мстислав разглядывал комнату и саму Мстиславу очень пристально.

Заметив его интерес, она прислонилась к столу, обхватила себя руками и понимающе протянула:

— Знаю, о чём ты думаешь. Здесь ужасно…

— Здесь одиноко, — спокойно произнёс он.

Мирослава неловко хмыкнула и пожала плечами.

— До того, как приехать к вам, я этого даже не замечала… Но да, ты прав. Здесь холодно и одиноко.

— Мне казалось, что ты тоже не чувствуешь изменений в погоде?

— Практически, — подтвердила она, затем прямо взглянула в тёмные глаза мужчины. — Но холодно бывает не только снаружи.

Вяземский просто продолжал смотреть на неё. Изучающе. Цепко. Душераздирающе.

Такое внимание подхлёстывало внутри Мирославы сильное чувство, которому она пока не решалась давать названия.

— Я совсем тебя не знаю, — в полувопросительно-полуутвердительном тоне сказал он. В его голосе было спокойствие и такая покорность, словно всё зависело от ответа Мирославы — он бы принял любой.

— Ты так считаешь? — облизнула она сухие губы.

Он лишь отрицательно покачал головой. Мирослава только сейчас заметила, что под его привычным пыльником была невероятно щегольская белая рубашка, а вместо обычных штанов брюки со стрелочками. Его темно-рыжие волосы слегка завивались на кончиках, а борода была короткая и аккуратно подстриженная. В таком виде Мстислава она ещё не видела. Этот образ словно подчеркнул всё необузданное, что он хранил в себе, и это вызвало горячее волнение в её душе. Она с трудом отвела взгляд на голую стену напротив кровати, чтобы собраться с мыслями и ответить.

— Я так не думаю, — честно сказала она. — Когда я была там с тобой, то чувствовала себя не так, как обычно здесь. Но моё обычное состояние здесь было далеко от нормального. Там мне удалось прислушаться к себе и понять, чего я хочу. У вас вечно так шумно, но когда наступает вечерняя тишина, то помимо саранчи, поёт ещё и сердце. И когда я прислушалась к нему, то оказалось, что раньше я никогда не слышала его голоса.

Мирослава смутилась своей сентиментальности и замолкла. Одно дело говорить о таких вещах в селе, а совсем другое здесь, в комнате, где она даже не помнила, когда последний раз проливала хоть слезинку.

Но Мстислав смотрел на неё и ждал, выглядя при этом так располагающе и спокойно, что она почувствовала себя также, как всегда, себя с ним чувствовала — уверенно и безопасно.

— Всё, что я говорила тебе, до этого я не делила ни с кем другим, — продолжила она. — Поэтому справедливо будет сказать, что, пожалуй, ты, наоборот, знаешь меня лучше всех.

Он кивнул, словно так и думал, но затем криво усмехнулся.

— Но понимает тебя лучше всех Линнель.

Мирослава удивлённо вскинула бровь, не понимая, к чему он это сказал, но не стала уточнять, а просто задумалась об этом, чтобы почти сразу засмеяться и утвердительно кивнуть.

— Так и есть! Мы словно две небольшие части одной картины, которые похожи по размеру и рисунку.

Засвистел чайник, вынудив Мирославу подпрыгнуть. Она тут же всполошилась, разливая кипяток, а потом кое-что вспомнила.

— У меня нет чая, — пробормотала она.

— Что? — переспросил Мстислав, делая шаг к ней.

Она повернула голову к нему, широко улыбнулась и повторила:

— У меня нет чая. Мстислав, ты не будешь против попить со мной кипяток?

Он взглянул на кружки, затем на неё, приподнял уголки губ.

— Почту за честь.

Расположились они так, как планировала Мирослава изначально: Мстислав сел за стол, а она на кровать. Она держала в руке кружку, и от её тепла у неё пронеслись приятные мурашки по всему телу, успокаивая и согревая одновременно. Пусть это уже и было излишним, ведь рядом находился Мстислав, который сейчас внимательно прислушивался к редким каплям дождя за окном. Лицо у него при этом потемнело. Мирослава вспомнила, что ещё совсем недавно означал для них дождь, и встала, чтобы поскорее закрыть форточку.

Для этого ей пришлось нависнуть над сидящим Мстиславом.

— Дождь надоел, — сказала она при этом фразу, которая чаще остальных звучала в столице, а потом попробовала вернуться на своё место.

Но мужчина не позволил, удержав её за руку. При этом он всё так же смотрел в окно. Она замерла в ожидании его дальнейших действий и слов, чувствуя, что туго натянутая пружина, которая опускалась всё ниже с того момента, как Мстислав появился на пороге, достигла своего предела и скоро резко вернётся в исходную позицию, вынудив при этом выпалить что-нибудь Мирославу.

Мстислав тихо поставил кружку на стол, затем поднялся, всё так же держа её за руку, и взглянул на неё только тогда, когда оказался напротив. Она приподняла голову и почти прижалась к голой стене, даже не боясь испачкать штукатуркой свой любимый чёрный пиджак.

— Я говорил тебе, что ты самая красивая и удивительная женщина? — хрипло спросил он, глядя ей в глаза так, словно желал проникнуть в самую душу.

— Нет, конечно. Это ведь совсем не похоже на неотёсанного дикаря из глухомани, — пошутила она, пытаясь игнорировать возникшее между ними напряжение.

— Кое-кто говорил, что я просто дикарь без чувства юмора, — нарочито серьёзно припомнил Мстислав в ответ.

— И это тоже, — с готовностью кивнула Мирослава, ни капли не смутившись

Он улыбнулся, поднял руку и провёл сухой ладонью по её распущенным, ещё немного влажным волосам, цепляясь потрескавшийся кожей за прядки, что в любой другой момент вывело бы Мирославу из себя, но сейчас она стоически терпела, не желая спугнуть его.

— Я просто хотел, чтобы ты это знала, — пояснил он усмехнувшись. — Ииро сказал мне, что раз ты любишь любовные романы, то тебе обязательно понравятся цветы и комплименты.

— Вот оно что. Прежде чем приехать сюда, ты основательно подготовился, обратившись к специалисту! — иронично протянула она, тихонько посмеиваясь. — Где же тогда мои цветы?

— Забыл, — с обескураживающей честностью признался он. — Я не слишком прилежный ученик.

— Пожалуюсь Ииро на тебя!

И только сказав это, Мирослава поняла, что имела в виду. Мстислав оценил её выражение лица, продолжая поглаживать волосы.

— Мне ведь можно будет приезжать? — уточнила она, стараясь скрыть неуверенность. Нервы оголились, поэтому, когда в очередной раз Мстислав зацепился ладонью за её прядь, она попросила. — Если не хочешь, чтобы я зарычала, лучше просто возьми меня за руку.

Тот тут же отдёрнул ладонь.

— Тебе неприятно?

— Любые твои прикосновения приятны, — мягко произнесла она, постаравшись не смутиться от подобного признания. — Но прежде чем прикасаться к моим волосам, тебе нужно помазать руки кремом. Они у тебя слишком сухие, а мои волосы требуют бережного обращения, — с важностью добавила она.

— Я запомню, — пообещал Мстислав, затем взял одной рукой её за руку, а другой прикоснулся к скуле.