— Эрно, ты забываешься, — негромко процедил один из мужчин.

Мирослава голос не узнала, потому взглянула на говорившего, чтобы подтвердить свои опасения — это был отец Эрно.

— Уважаемый, вам пока слово не давали, — непочтительно заметила она, затем взглянула на рыжего мужчину, который выглядел так, словно тоже подбирал слова. — Вам тоже пока лучше помолчать. Вы здесь все непрошеные гости, потому советую воздержаться от комментариев, в особенности грубых, пока вас не спросят. Лучше подумайте, чтобы такого сказать хорошего своим сыновьям. Это я всем от души советую.

Отцы семейства ей отрывисто кивнули, а матери только окинули заинтересованными взглядами. Мирослава выпрямилась и поправила волосы, нарочно подставляясь под внимание — она больше не считала, что ей необходимо прятаться.

— Спасибо за мудрый совет, хозяйка, — с уважением склонил голову Ждан, затем, не придавая значение её реакции, спокойно продолжил. — Слова Ииро и Эрно адресовались общине, и я думаю, что ей в кои-то веки следует ответить на обвинения.

Он вновь выпил из стакана молока, тихо положил ложку рядом с тарелкой и, скрестив пальцы на столе, сказал:

— Произошедшее заставило меня взглянуть на наше положение под другим углом. Старшим членам общины было известно о предсказание, которое вещунья сделала нашему главе. Оно сбылось — наша жизнь осталась такой, какая она есть, потому что глава вовремя сумел признать, что он не всесилен, нашёл хозяйку и спас нас. Вдобавок вещунья стала новым колдуном, а наш старый колдун предал нас. Глава, ещё совсем мальчишка, оказался более правым, чем мы все, что касается воспитания оборотней. И если я сейчас правильно понял его выражение лица, то нас спас даже не он, а хозяйка. — Ждан замолчал, дождавшись утвердительного кивка Мстислава, и как будто совсем не удивился. — Чего и следовало ожидать — мир действительно меняется. Таким сегодня меня уже не удивить. Может быть, если дня три назад, то да, но не сегодня.

Старик усмехнулся своей шутке, но затем также серьёзно продолжил:

— Сейчас я говорю, как старший член общины. Эрно, Ииро, Линнель и Раймо мы просим у вас прощения. Если Мстислав справился с ролью вожака и, не побоюсь этого слова, родителя, то мы, как ваша община — поддержка и опора, потерпели поражения.

Неловкость на лицах Ииро и Эрно было невозможно описать. Эрно вцепился в дужки своих очков, желая то ли их поправить, то ли снять, а Ииро заинтересовался своими штанами. Если присмотреться, то можно было даже увидеть, как они набирают в рот воздух и комично выдувают.

— Мои братья горазды на обвинения, но благодарить им удаётся не так просто, — взял слово Линнель, легко улыбаясь. — Мы прощаем общину. После случившегося, думаю, нам всем больше не хочется таить обиды. Обеим сторонам необходимо стараться наладить отношения.

Ждан широко улыбнулся.

— Кажется, я слышу будущего члена общины. Нам давно пора менять костяк.

Мирослава радостно улыбнулась.

— У вас и ещё для одной женщины пора освободить место, — выпалила она и кивком головы указала на Александру.

Та сумела не утратить своё привычное достоинство, но Мирослава заметила, с каким предупреждением её глаза сузились, и подмигнула ей в ответ.

— Это решать будет уже главы, — не смутился Ждан, а затем поднялся. — Если позволите, то мы покинем вас. Сейчас здесь необходимо остаться семьям.

За ним тут же встали, всё это время так и не проронившие ни слова, два других члена общины, а следом Александра и Ингрид.

Все они поклонились сначала Мстиславу, а затем Мирославе, которая почувствовала, как её глаза невольно расширились, но она промолчала. Марта быстро собрала пустые тарелки и тоже ушла.

— Сын, я горжусь тобой, — первым взял слово отец Линнеля.

Возможно, если бы не слова Линнеля о прощении, то Эрно не сдержался бы, но что-то в нём переменилось, поэтому он промолчал, лишь скрипнул зубами. Ииро помрачнел, но тоже ничего не сказал. Из них словно резко вынули стержень, который состоял из обиды и злобы — он руководил ими в общении с родителями, а теперь оказалось, что им нечего сказать. Лишь Линнель сохранял видимость спокойствия.

— Отец, не нужно, — попросил он, а затем вздохнул. — Мы с тобой виделись слишком редко, чтобы стать друг другу сыном и отцом. Не ошибусь, если скажу, что остальные того же мнения. Я не знаю, зачем вы пришли — убедиться в нашем самочувствии или велеть не позорить вас. Жаль, что второй вариант нам кажется более правдивым, но такова жизнь. Но нам, если честно, грех жаловаться — ни то, чтобы мы с парнями были обделены вниманием и любовью. Пусть Мстислав тоже далёк от образа идеального родителя, но нас всё устраивало. Он был рядом, и ему было не всё равно — это меньшее из того, что он делал, но вы и этого не смогли. — Линнель говорил негромко, отстранено, его слова были похожие на мягкий шелест листвы. — И если вы сейчас не пришли сюда, чтобы сказать что-то хорошее, то я думаю, что вам тогда не стоило вообще приходить.

— Не говори так, — слабым голосом сказала женщина, чьи светло-карие глаза и их чуть узковатый разрез напоминали лисьи. Ииро вздрогнул. — Вы ведь наши дети.

— Мы уже давно не дети — вот в чём дело. Не стоит вспоминать о нас только тогда, когда мы что-то натворили. Мы уже не дети, поэтому сами несём ответственность за себя, а если не может, то для этого всегда есть Мстислав, — мягко подчеркнул Линнель.

И тогда Эрно поднял голову, а за ним и Ииро.

Каждый из них посмотрел в лицо своим родителям.

Они же не нашли, что на это ответить и медленно поднялись, собираясь уходить. Потом опомнились, поклонились Мстиславу, а спустя мгновение колебаний и Мирославе. Лишь отец Эрно остался сидеть с непоколебимым выражением лица, но и он поднялся. Взглянул на Эрно, ударил ладонью по столу и ушёл.

Несколько мгновений стояла глубокая, тяжёлая, ощутимая всем телам, тишина.

— Они ещё вернутся, — заметил Ииро.

— Всегда возвращаются, — хрипло согласился Эрно, затем смущённо кашлянул. — В следующий раз, надеюсь, нам будет что им ответить. А то вечно за нас с тобой отдуваются младшие.

Линнель расхохотался.

— Вишневская! — послышалось восклицание полное самодовольства. — Я нашёл тебя!

Мирослава протестующе застонала, оглянулась и увидела Карла, с заплечным фотоаппаратом на одном плече, сумкой, где он хранил записи, на другом, который сверкал этим своим жутким предвкушающим оскалом.

— Шеф велел мне разузнать, вынюхать, понять, что здесь творится. Я так и сделал! А дела здесь по-настоящему странные. Я не говорю, конечно, про эти межгосударственные помеси — человек я терпимый к любым союзам, а тут ещё граница не прям далеко, — воодушевлённо вещал Карл, заложив руки за спину и измеряя шагами кухню Мстислава. — Но эта торговля в гостинице! Она вообще стоит на учёте? А налоги? Но так как всё-таки я не сыщик, то закрою на это глаза. Подозрительно другое — столько товаров поистине уникальных и совсем недорогих! Где толпы туристов? Почему никто не взял это под крыло? Кто здесь вообще главный?

Мстислав, который до этого подпирал собой дверь, лениво усмехнулся. Карл с опаской отодвинулся от него подальше. Мирослава порадовалась, что остальные скрылись в комнате Раймо, иначе этому цирку не было бы конца и края.

— Я глава всей общины, — сообщил Вяземский, приподнимая бровь.

— Верю, — пробормотал Карл, набрал побольше воздуха в груди и запел другим тоном. — Здесь всё так хорошо устроено. Край у вас какой-то волшебный! Я сделал столько фотографий… Такие заметки! Всё готов отдать на ваше одобрение, но, поверьте, после того как в нашей газете напечатают то, что я здесь увидел и заснял — от туристов здесь отбоя не будет. Нужно будет ставить дома для их отдыха. А что? Места тут много, а чуть погодя возле берега можно будет деревья порубить и поставить ещё…

— У нас здесь ценят покой и тишину, — хмуро оборвал мечтательный трёп Карла Мстислав, многозначительно нахмурившись. — Мы уважаем лес и природу, оттого они к нам благосклонны. Рубить здесь я ничего не позволю. И фотографии с заметками советую оставить себе на память.