Он, конечно, усомнился в её намерениях и прежде предложил, пока позавтракать. Мирослава, которая при взгляде на уже остывшую, но всё ещё одуряюще пахнущую кашу, почувствовала, как сводит желудок, охотно согласилась и предложила им пока достать ей какую-нибудь одежду.

Две пары глаз недоверчиво уставились на неё после такого предложения, затем Вяземский выгнал слегка смутившегося Эрно к Марте, который до этого на памяти Мирославы не очень часто проявлял и эту эмоцию, чтобы та подобрала ей что-нибудь.

Как только за Эрно закрылась дверь, Мирослава с нетерпением приступила к позднему завтраку, а Вяземский стал сверлить её взглядом, который он тут же отводил, стоило ему наткнуться на чуть приоткрытые плечи.

Отвлекаться было некогда, поэтому она спросила его только тогда, когда её ложка достигла дна:

— Что ты вдруг стал так стеснительно отводить взгляд?

— А раньше ты не могла сказать? — тут же хмуро поинтересовался он.

Мирослава легкомысленно — настроение стало значительно лучше после того, как она поела и узнала новости — пожала плечами.

— После вчерашнего мой внешний вид под одеялом перестал меня так волновать, — честно призналась она. — Наверное, я пересмотрела свои приоритеты.

Мирославе, на фоне желания узнать о состоянии ребят, действительно казалось мелочью прятаться под одеялом. Тем более, от Мстислава, который стал свидетелем… Здесь она не смогла продолжить, ибо для неё их встреча на озере всё же была чересчур.

Вяземский заметил её смущение и нахмурился.

— Это тебя сейчас Эрно смутил или я?

— Неважно, — поспешно отозвалась она, но, наткнувшись на требовательный взгляд, закатила глаза. — Мстислав, признаюсь, я поступила неразумно, но мне показалось, что ты догадался, ведь с таким усердием отводил взгляд до этого?

Он тут же посмотрел на озвученное, а потом также быстро вернул внимание лицу Мирославы.

— Я подумал, что это какое-то ночное платье такое, — признался он, но его взгляд теперь, то и дело, скользил ниже шеи. — А потом отвлёкся на наш разговор.

— Понятно. Но я спешу тебя заверить, что ношу приличные ночные платья, — преувеличенно серьёзно произнесла она, про себя поражаясь тому, что так легко разговаривает с мужчиной о столь интимных вещах!

Но Мирослава не боялась этого — что-то в ней точно переменили дни в этом месте, что-то ещё только постепенно менялось внутри неё, а чему-то ещё предстояло подвергнуться изменениям. Важным было то, что ей это должно было приносить удовольствие.

— Рад это слышать, — кивнул Вяземский, на мгновение успокаивающе прикрыв глаза. — Так, что это за мужчина такой сюда приехал?

Но видимо, ему не суждено было получить ответ, потому что дверь снова без предупреждения открылась и на пороге возникла Марта с ворохом одежды, выглядывающей кисточкой пояса и недобрым выражением лица.

Мирослава покрылась румянцем и притянула одеяло ещё выше — до самого носа.

— Бесстыдник! — обрушилась Марта. — Кто тебе разрешал сюда входить?

— Я принёс ей завтрак, — защищаясь, выдал Мстислав и в подтверждении этого указал на пустую тарелку.

Марта смерила её изучающим взглядом, оглядела лежащую Мирославу и неохотно кивнула.

— И ты сама не предупредила меня о том, что… — попытался возмутиться он следом, но замялся.

Марта злорадно улыбнулась, подходя ближе к кровати.

— Давай, скажи это. А потом объясни мне, с чего бы я должна тебе говорить, что кто-то из присутствующих в доме раздет.

Вяземский после этого шустро поднялся и молча пошёл к двери, вызвав нервное хихиканье Мирославы.

Услышав его, он обернулся и, не глядя на неё, сообщил:

— Жду тебя внизу.

И стремительно вышел.

Мирослава немного боялась смотреть на Марту, полагая, что и для неё у той найдётся пару неласковых слов, но когда та заговорила, с удивлением поняла, что это не так.

— Я так рада, что вы помирились, — присела Марта на кровать, улыбаясь с неописуемой теплотой. Казалось, что её счастью не было предела, несмотря на мгновение назад проявленное негодование. — Я боялась, что после того, как ты убежала… В общем, хорошо, что всё случилось не так.

— Извините, что так невежливо покинула вас тогда и вообще перебралась к Ингрид, не предупредив, — рискнула подать голос Мирослава.

Марта небрежно махнула рукой. Из-под косынки у неё выбилось пару прядей волос, несколько из которых уже тронула седина. И вся она сама, несмотря на выглаженный передник, аккуратно убранные волосы, казалась несколько уставшей и рассеянной.

— Глупости. Сейчас это не важно. — Она замялась, разглаживая передник, прежде чем заговорить о том, что её волновало. — Мстислав мне толком ничего не рассказал о том, что случилось. Но нетрудно догадаться. Новость об убийстве колдуна, а затем Пётр в таком состоянии… Но спросить я хотела не об этом. Я знаю, что Линнель пострадал, как и Раймо, но сейчас всё в порядке. Просто хотела в этом убедиться в этом, потому что Мстислав… Он…

— Очень любит их и переживает, — помогла ей Мирослава, с пониманием кивая. — И вы беспокоитесь, что он только делает вид, что всё хорошо, чтобы лишний раз не волновать вас.

— Да, — с благодарностью выдохнула она. — Ты правильно поняла, Мирочка.

— Всё обошлось, — с осторожностью подбирая слова, чтобы действительно успокоить, а не взбудоражить сильнее, ответила Мирослава. — Худшее позади. Но дальше тоже может быть непросто, но я уверена, что всё наладится.

— Слава Богу, — облегчённо прошептала Марта, затем привычно широко улыбнулась, преображаясь на глазах. — А просто никогда не бывает. Главное только, чтобы дело, ради которого стоит прилагать усилия, стоило того.

— Это точно, — задумчиво согласилась она.

Хорошие это были слова. Правильные.

— А теперь переодеваться! — с энтузиазмом вскочила Марта, расправляя принесённые вещи, и Мирослава с удивлением признала: помимо льняной блузки, в них брюки. — Это матери Мстислава, Виктории. Она любила выделяться. Думаю, ты тоже не откажешься от брюк.

Марта хохотнула, заметив, с каким энтузиазмом Мирослава кивает.

— Так я и думала, — заключила она. — Тем более, мои вещи тебе бы точно не подошли. Виктория тоже обрела формы после родов, но мы просто затянем на тебе пояс потуже.

— А Мстислав не был бы против? — всё-таки уточнила она, вспомнив, с каким трепетом тот относится ко всему, что связано с мамой.

— Конечно, нет, — отмахнулась Марта. — Вставай давай. Тебе не нужна помощь? Ладно, смотри мне. В общем, нет, он бы не стал жалеть для тебя её вещей. Раз он вообще про неё рассказал, то думаю, он бы ничего в жизни для тебя не пожалел, — хитро протянула она.

Мирослава в этот момент натягивала сорочку, которую Марта аккуратно спрятала под тканью брюк и блузки, пока несла сюда и порадовалась этому, так как ей удалось скрыть свою возмущённую неловкость. Ткань приятно холодила кожу, и она расслабленно выдохнула.

— Марта, не смущайте меня, — всё же попросила Мирослава, когда та стала помогать надеть ей льняную блузку.

Она услышала ответ, когда вытащила голову из горловины:

— Я ничего не говорила, — парировала та, вытаскивая прижатые тканью волосы Мирославы из-за спины и перекидывая на грудь, и стала возиться со шнуровкой на спине. — Виктория любила такие старомодные блузки, а я терпеть не могу возиться с ними — хвала тому, кто придумал пуговицы!

Мирослава согласно закивала. В особенности хвала тому, кто придумал брюки. Но она не стала говорить об этом вслух, когда натягивала широкие мужские брюки из серого сукна с сизым отливом, подшитые в талии и в бёдрах. Они были великоваты, но Мирославу это не особо беспокоило на фоне того, каким невероятным облегчением было облачиться снова в брюки.

— Он не говорил прямо — всё больше увёртывался от ответа, но ты же знаешь? — с нарочитым спокойствием, которое порой слышалось и в интонациях Мстислава, спросила следом Марта.

Мирослава сразу поняла, о чём идёт речь, но ответила не сразу, потому что большую часть усилий тратила на то, чтобы справиться со слабостью. Та у неё должна была пройти, как всегда, после того, как она начнёт привычно двигаться.