И она легко улыбнулась, но смерила таким взглядом, что становилось понятно — она не терпит лишнего промедления и если ей не понравится ответ, то это не приведёт ни к чему хорошему.

Мирослава невольно оглянулась, чтобы взглянуть на Мстислава, но тот неподвижно замер на берегу. Она осмотрела остальных беглым взглядом и удивлённо поняла, что и они застыли каменными изваяниями.

— Это маленький фокус, которым я владею, — объяснила женщина, когда Мирослава вопросительно посмотрела неё. — Но его эффект недолог, поэтому у нас мало времени. Так что?

Мирослава облизнула пересохшие, потрескивающиеся губы и ощутила на языке крохотные песчинки. Это реальное ощущение придало ей сил.

— Мы не желали проникнуть в мир мёртвых. Один мужчина хотел выпустить душу своей жены — любовь к ней и тоска свела с ума. — Мирослава вновь облизнула губы. — А власть над водой я получила по праву рождения, а что касается этих земель… Мужчина поделился ими со мной.

Женщина кивнула, принимая этот ответ, а затем уточнила:

— А ты поделишься с ним властью над водой?

Мирослава на мгновение задумалась.

— Наверное, нет, — с толикой неуверенности отозвалась она, оценивая реакция женщину, но та выглядела нетерпеливой и заинтересованный. — Такого договора не было. И я не думаю, что такое вообще возможно. Власть над водой дана мне по праву рождения, а ему потому, что он сын леса. Но так как я, как и он, наполовину создание леса, то могу разделить с ним его власть, — тщательно подбирая слова, объяснила Мирослава, а затем призналась. — Не задумывалась об этом до вашего вопроса, если честно.

— Такие вещи перед браком с мужчиной стоит обсуждать на берегу, — наставительно произнесла богиня, выставив палец. — Иначе может оказаться, что всё не так, как тебе казалось изначально.

Мирослава не стала уточнять, что о браке речи и не шло, и просто кивнула, в целом поддерживая такой подход.

— Я об этом и твержу своим племянницам, — продолжила она как ни в чём не бывало. — Моя сестра с их отцом, великим ветром, дают им излишнюю свободу, на мой вкус, но да это сейчас неважно. Я пришла сюда, чтобы решить — заслуживаете ли вы избавления от той боли, которая вас обязательно настигнет после совершенной ошибки.

— Кто вы? — полюбопытствовала Мирослава, но, заметив хищный оскал, украсивший точёные черты лица женщины, пожалела о своей несдержанности. — Простите мою невежливость!

Женщина махнула рукой на её извинения и с предвкушением улыбнулась краешками губ.

— А как ты думаешь, кто я?

— Божество, — тут же выпалила Мирослава, а про себя подумала, что никак не может решить доброе божество или злое.

— Верно, хозяйка этих земель, — с насмешливым снисхождением кивнула женщина, а затем оказалась прямо перед её лицом — яркая, опасная и притягательная, заставив внутренне содрогнуться. — Я, как и мои сёстры, как и моя мать — ни добро и ни зло. Я властвую над болью, но также дарю и успокоение от неё. Я приняла обе стороны. — Женщина улыбнулась, сверкнув зубами, увидев замешательство Мирославы, и охотно пояснила. — Твои мысли были слишком очевидны.

Затем она вновь заслонила собой дребезжащий из прохода свет и величественно сказала, глядя прямо на Мирославу:

— Я приняла решение.

Мирослава ощутила, как внутренности стянуло железными оковами, она задержала дыхание, пока богиня изучала её реакцию и словно нарочно медлила.

— Кто, говоришь, пытался вызволить жену? — спросила она, но Мирослава не успела ответить, как богиня уже оказалась возле лежащего Петра, прикасаясь к его волосам и жмурясь от наслаждения. — Сколько горячей боли… Что ж, я дам ему то, чего он так жаждет.

И, не успела Мирослава ужаснуться, она взмахом руки приманила фигуру из прохода, от который волнами исходил свет — он был не агрессивный, а успокаивающий и мирный.

Мирослава подлетела ближе, но осталась на почтительном расстоянии. Она понимала, что ей не место сейчас подле них.

Богиня повела рукой, и Мирослава увидела, как Пётр, единственный из всех, зашевелился, с трудом открывая глаза. Он взглянул сначала на Раймо, который его больше не удерживал, нахмурился и выбрался из-под него, но затем заметил свет, поднял глаза и больше не смел отвести восторженного взгляда от светящийся жены.

Богиня отошла и стала наблюдать за ними неподалёку. Мирослава не могла понять выражение её лица. Почувствовав какое-то движение за своей спиной, она оглянулась на проход, который стал медленно затягиваться, и даже сначала не поверила. Но её волосы слабо колыхались, как от лёгкого ветра, и это вынудило её поверить в действительность происходящего.

Она услышала хриплый вскрик и перевела взгляда на супружескую пару, стараясь не выдать своего нетерпения. Лица жены Петра она не видела, лишь спину, облачённую в белоснежное платье, которое чем-то напоминало свадебное и светлые вьющиеся волосы, но зато она расслышала мягкий и ласковый голос, наполненный любовью:

— Пётр… Мой Пётр, — сказала она и оказалась прямо напротив него, сидящего на коленях.

— Таня, это ты… — с усилием выдавил он, дрожа и протягивая целую руку, чтобы коснуться её.

Она покачала головой, но Пётр всё равно попытался, и его пальцы прошли сквозь неё. Он непонимающе нахмурился.

— Почему я… не могу… тебя?

— Потому что я мертва, мой дорогой, — с грустью произнесла она, на что он начал неистово трясти головой.

— Нет! Я вернул тебя! Ты здесь! Ты со мной! — Даже повреждённые связки не стали помехой перед его отчаянной убеждённостью.

— Я здесь. Я с тобой, — согласилась она. — Но мне позволяли прийти тебя навестить, и только. Я не могу вернуться к тебе.

— Почему? — захрипел он. По его щекам текли крупные слёзы, смешанная со злостью и обречённостью. — Я ведь сделал всё правильно! Всё, как было написано…

— Пётр, — оборвала его Таня, и её голос дрогнул от суровости. — То, что ты сделал — ужасно. Дорогой, о чём я просила тебя перед тем, как уйти?

— Не помню, — соврал он, впервые отводя взгляд в сторону от неё.

— Пётр.

Он судорожно вздохнул, вытер слёзы, которые перемешались с кровью на подбородке, и, снова глядя на неё, ответил:

— Ты просила жить дальше. Позволить себе горевать, но не хоронить себя заживо.

— А ты что сделал? — ласково спросила она, но затем взглянула на ожидающую богиню и не стала дожидаться его ответа, а продолжила сама. — Дорогой, выслушай меня внимательно. Ты не смог меня вернуть не потому, что делал что-то неправильно, следуя этому кошмарному ритуалу, а потому что я этого не захотела. Я приняла свою смерть и не желала возвращаться. Мне жаль, что эта правда разбивает тебе сердце, но такова она. Я умерла, Пётр. И я так устала во время болезни, что когда смерть пришла за мной, то почувствовала облегчение.

— Нет… Нет… Это не ты… Это неправда… Таня любила меня и хотела быть со мной…

— Это я, дорогой, и ты это знаешь, просто не хочешь меня услышать. Я и вправду любила тебя и хотела встретить вместе старость, но, Пётр, у судьбы были другие планы. Я уходила так легко, потому что доверяла тебе и верила, что ты справишься. — Она покачала головой, её голос пропитался горечью и болью. — Но что же ты в итоге сотворил…

Пётр, державшийся до этого на одной лишь вере в успех, на одном желании ещё раз увидеть жену, вдруг обмяк. Он, подобно завянувшей траве осенью, осел и скукожился. Вся жизнь, всё безумие, вся надежда — покинули его во время речи жены, как и силы.

— Я не мог жить без тебя… — прохрипел он бездумно.

— Пётр! — неожиданно строго и громко произнесла Таня, заставив его вздрогнуть. — Дело было не только во мне, и ты это знаешь. Тебе следовало принять самого себя таким, какой ты есть — таким, каким тебя принимала я. Ты хотел вернуть меня, чтобы вновь почувствовать себя человеком, а не разочарованием, каким видел тебя отец. — Она приблизилась к его лицу настолько близко, что можно было представить, что ещё чуть-чуть и они соприкоснутся. — Тебе не стоило сюда возвращаться, дорогой. Возможно, тогда ты был бы счастливее.