— Что ты имеешь…

Его хмурый вопрос она прервала резким, грубым и громким восклицанием:

— Замолчи! Замолчи, наконец! Ты уже достаточно сказал!

Мирослава не видела, так как её внимание было приковано исключительно к серым стенам, но интуитивно почувствовала, как задержали дыхание ребята, а Мстислав привычно нахмурился. Перед её глазами возникли его брови, между которыми всегда в такие моменты собиралась забавная складочка. До этого ей до щекотного чувства в животе хотелось её разгладить, но не теперь.

— Какой ты лицемер! — снова расхохоталась она, пряча лицо в ладонях и качая головой. — И это после того, как я поверила, что ты всё-таки совсем другой, несмотря на странности. Видит Бог, я сама переполнена ими! А у тебя для них имелось веские причины, но теперь…

Её последние слова были негромкими и глухими, но вряд ли их не расслышали присутствующие.

Следующая реплика это подтвердила.

— Мирослава, я всё ещё не понимаю…

— Конечно, ты не понимаешь, — отняла она ладони от лица, чтобы насмешливо и остро взглянуть на него. — У тебя есть принципы, и ты им неукоснительно следуешь. Правила. Что там ещё?

Лицо Мстислава, наконец, озарилось пониманием, и складочка исчезла сама по себе. Мирославе же было неинтересно то, к чему пришёл гениальный ум Вяземского. Она понимала, что истерика в такой момент — это неуместно, но сколько можно было ей ещё сдерживаться? Боль в груди отзывалась странным теплом и ею управляла сейчас она, а не здравый смысл.

— Мирослава, выслушай меня, — попросил он её почти ласково.

Она заинтересованно вскинула бровь. Неужели Мстислав способен использовать такой тон к кому-то, кроме своих людей? Ещё час назад она была в этом уверена, но теперь её это искренне удивило.

— Неважно, ради чего ты приехала и что хотела добиться этой поездкой. Сейчас ведь всё иначе, правда? Даже если поначалу мы не были уверены в друг друге, сейчас мне кажется, что лучше тебя меня никто не способен понять, — с непривычной вкрадчивостью произнёс он, не жалея страстной уверенности во взгляде и не обращая внимание на таращившихся и нешевелящихся ребят.

Мирослава с сожалением улыбнулась и покачала головой. Как он мог говорить, что принятие её сущности — неважно?

Мстислав смотрел на то, как она качает головой, и мерцание его взгляда стало более неуверенным. Ей было жаль его огорчать, ведь как бы то ни было, в чём-то он оставался замечательным человеком. Он заботился о своих людях. Её ошибка была в том, что ей показалось, что она может стать одной из этих людей. Но эти слова, эта чёткая граница, которую он расчертил — она и они — не позволила ей больше надеяться на это. Возможно, раньше Мирослава согласилась бы даже с его словами — ведь её оборотничества в какой-то степени подвергало общину опасности и если бы она проговорилась… Но она не собиралась. Ни тогда, когда первые ростки подозрений проклюнулись сквозь толстую почву недоверия, ни тем более сейчас.

Пусть она и прибыла сюда именно для того, чтобы излечиться от недуга, но после встречи с Александрой и матерью что-то в ней навсегда изменилось. Пусть она до сих пор до конца не примирилась со своей сущностью, но она была частью её. Мирослава больше не желала, чтобы кто-то принижал что-то в ней, даже если она сама не была готова принять эту часть. Вернее, в особенности если она не готова была её принять. А раз Мстислав столько времени так думал…

— Прости, но мне важно то, ради чего я приехала. Возможно, я не захочу даже что-то с этим делать, но благодаря этой причине я оказалась здесь и узнала о себе много нового. А ценнее этого ничего нет.

Сказав это, Мирослава ощутила, как тепло в груди начинает стынуть. Это признание помогло ей понять, что это правда. Ей, пусть и с трудом и не до конца, но удалось успокоить колышущуюся внутри обиду. В конце концов, Вяземский помог ей сейчас понять, что она не готова больше глотать плохое отношение ни то, что от других, но даже от себя, и за это она была ему благодарна.

Наверняка она смогла бы простить его за то, что буквально ещё вчера он в глубине души винил её оборотничество в том, что оно может раскрыть секрет общины, потому что сегодня он уже так не считал. Он был честным, умел признавать ошибки и становится лучше. В этом он был гораздо совершеннее самой Мирославы, которая была только на пути к этому. Но для прощения всё же нужно время, ведь ударил он совсем по свежей ране.

Мстислав же потёр лоб и признался:

— Я тебя не понимаю.

— Это ничего, — кивнула она, затем глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться. — Нам всё равно пока не до этого.

— Сказала она после такого концерта! — восхитился Ииро наигранным тоном, который вынудил Мирославу потупиться, а Вяземского поморщиться.

Он смерил взглядом ребят, словно взвешивая какое-то решение, затем устало вздохнул и согласно кивнул:

— Да, сейчас есть другие дела. Нам следует навестить Александру и расспросить её о частых совпадениях, при которых она оказывается втянута в это дело.

Мирослава поощрительно закивала и первая пошла в сторону выходу, но Мстислав в несколько шагов оказался перед ней, заслонив собой проход. Она судорожно вздохнула, но смогла сохранить спокойствие в голосе:

— Что ты хотел?

— Я не сунусь к предполагаемой убийце без тотема. Ингрид велела взять тебя с собой. Ты не против?

Мирослава припомнила этот разговор и одобрительно кивнула.

— Я рада, что ты об этом вспомнил. Кстати, а у Александры есть кто-то, кого бы она хотела вернуть из мёртвых?

— Не знаю, — с неудовольствием ответил он. — Она скрытная, ни с кем почти не делится личным, иначе я бы уже знал — Марта всеми слухами владеет. Теперь это мы сможем выяснить уже только у неё. А пока ты, Линнель, обратись и облети лес, на всякий случай. Убедись, что там спокойно, а затем разыщи Раймо. Мне не нравится, что его давно нет. А вы, двое, отправьтесь к дому Александры, сторожите её, пока ждёте нас, но ничего не предпринимайте! Только если она даст повод.

Эрно с Ииро понимающе переглянулись и усмехнулись. Мирослава же запаниковала от перспективы оказаться наедине с Вяземским и выпалила:

— Пусть Эрно с нами пойдёт.

Мстислав вздрогнул и впился в неё пристальным взглядом.

— У меня нет желания выслушивать ссоры мамы с папой, — саркастично отозвался Эрно, вызывающе фыркая.

— Эрно!

В ответ тот закатил глаза и спросил у Мстислава:

— Можно?

— Как пожелает Мирослава, — холодно ответил он.

— Вот и хорошо, — с облегчением улыбнулась она. — Давайте поторопимся.

Но как только они вышли из участка, то от тени деревьев отделилась дрожащая и неуверенная фигура.

— Кто это? — удивилась Мирослава.

— Кажется, я знаю, — пробормотал Линнель, выходя вперёд. — Лизавета?

Фигура испуганно подпрыгнула, но затем, призвав всю свою смелость, быстрым шагом приблизилась. Это действительно оказалась девушка и довольно симпатичная. Заметив Линнеля, она с облегчением улыбнулась, зато остальных одарила смущённым вниманием лишь украдкой.

— Отправляйтесь по делам, — спокойно приказал Мстислав.

Эрно с Ииро понимающе усмехнулись. Так как у Эрно не было дел, ему оставалось только бродить рядышком, а вот Ииро отправился послушно исполнять приказ. Лизавета старательно на них не смотрела, всем своим видам показывая, что её здесь нет.

— Моё почтение, прелестнейшая, — не удержался Ииро от дразнящего комментария, проходя мимо.

— Иди уже, — громко повторила Мирослава приказ Вяземского, заметив, как девушка съёжилась.

Чтобы её не привело сюда — это должна была быть серьёзная причина, которой не сумело противостоять даже воспитание Лизавета. Ей явно было неуютно нарушать правила и покидать дом вечером, чтобы тайно встретиться с чужими мужчинами. Может, такие встречи у неё раньше и бывали, ведь вряд ли иначе она бы решилась, но ей явно было неуютно в присутствие оборотней.

— Что такое, Лизавета? Ты что-то вспомнила? — мягко поинтересовался Линнель, подходя к ней ближе и закрывая собой обзор на стоящих неподалёку Мстислава и Мирославу.