— Я не обладаю теми же знаниями, что и глава общины, — внезапно призналась мать, возвращая к себе пристальное внимание. — Он и ему подобные с годами стали лучше разбираться в оборотничестве. Ты должны попросить их о помощи.

Мирослава нахмурилась и ничего не ответила.

— Ты упрямо поджала губы, — заметила хозяйка озера. — Чем они тебе не угодили? Или только глава отличился? Он редкий упрямец.

В ответ Мирослава дёрнула головой.

— Ничего такого.

— Никогда не смей врать матери! — сурово припечатала, собственно, её мама, а после того как получила послушный кивок, неожиданно заискивающе и мило полюбопытствовала. — Неужели глава люб тебе?

— Нет, конечно! — тут же возмущённо воскликнула Мирослава в ответ, резко садясь и откидывая платья на песок. — Что ты такое вообще говоришь?

С поспешной суетой пытаясь подняться на ноги, она, конечно, позабыла о недавнем обороте, и, пробежавшие колючей болью по всему телу иголки, вынудили её зашипеть и плюхнуться обратно на песок.

Послышался весёлый смешок, в ответ Мирослава со всей возможной надменностью фыркнула, а затем осторожно, без лишних движений поднялась на ноги, игнорируя ноющую боль в мышцах.

Занятая тщательным отряхиванием песка с кожи, она была слишком сосредоточена, чтобы обратить внимание на приближающиеся быстрые шаги, в отличие от её матери, которая с предвкушением протянула:

— Что сейчас будет.

Но потом она посерьёзнела и, внимательно глядя на Мирославу, произнесла:

— Я знаю, какие вопросы ты хотела задать — те же, что глава пару дней назад моему мужу. Но он бы не ответил, потому что не любит связываться с утопленниками. Ими занимался не он. Я вытаскивала тела и переносила их на территорию хозяина леса, как он и велел. Ему было неинтересно, зачем колдун это делает, а я, подражая Николаю, полюбопытствовала. Колдун ночью открывал врата между миром живых и мёртвых, отправляя по тонкой светящейся нити своих жертв туда. Я думаю, что ему что-то понадобилась по ту сторону.

Мирослава застыла с приоткрытым ртом, пытаясь осознать сказанное.

В это же мгновение хозяйка озера, красиво покачивая обнажёнными бёдрами, поднялась на ноги, сделала пару плавных шагов к реке, а затем с силой оттолкнулась, чтобы легко преодолеть расстояние до глубины, нырнуть с головой и исчезнуть, оставив после себя эхо всплеска и, расходящиеся в разные стороны, круги на воде.

Мирослава проводила её взглядом, ёжась на ветру.

— Куда ты? — запоздало вопросила она, но потом отвлеклась на шум, исходящий из леса.

Оттуда тут же выбежал Вяземский, который резко, на пятках, создавая неглубокую ямку, затормозил, чуть не упав носом в землю. Он быстро выпрямился и остолбенел, во все глаза уставившись на Мирославу, которая предстала перед ним абсолютно обнажённая — сорочку во время оборота она порвала, и единственным предметом туалета у неё оставалось платье, которое мирно покоилось рядом с ней на холодном песке.

Слишком уставшая физически и морально, Мирослава даже не нашла бы в себе сил смутиться такой неловкой ситуации, если бы Мстислав не продолжал на неё безотрывно таращиться.

— Может быть, ты отвернёшься? — уточнила она с совсем немного покрасневшими скулами.

— Что? — прохрипел он.

— Мстислав, я обнажена.

— Вижу, — низким, рокочущим голосом протянул он, продолжая пялиться.

— Мстислав, я абсолютно голая! Отвернись! — не выдержав, рявкнула она.

Тот, наконец, опомнился, встретился с ней взглядом и кивнул, поворачиваясь спиной. Мирослава быстро отряхнулась от оставшегося на коже песка и стала натягивать платье, но этот процесс был более медлительным, чем снятие — вдобавок она действовала нервно и суетливо, оттого получалось ещё хуже.

— Я прошу прощения. — Послышалось глухое бормотание.

— Ничего не говори, — попросила она, дрожащими пальцами застегивая пуговицы на груди.

— Прости… У меня не было цели тебя оскорбить или проявить неуважение…

Мирослава с силой зажмурилась, из пальцев у неё выскользнула пуговица, державшаяся на одной ниточке.

— Мстислав, прошу тебя, замолчи! — взмолилась она. — Сделаем вид, что ничего не было, хорошо? Пощади моё достоинство.

— Как скажешь, — ещё более глухо отозвался он.

— Спасибо, — с чувством произнесла Мирослава, справившись, наконец, с последней пуговицей и одёргивая платье. — А теперь можешь повернуться и рассказать мне, зачем ты сюда пришёл.

— Тебя не было больше часа… — привычным спокойным тоном начал он, разворачиваясь к ней, но затем осёкся, пробежался взглядом по фигуре и ещё более спокойно изрёк. — Я не смогу сделать вид, что ничего не было.

Мирослава смутилась и тут же мысленно обругала саму себя. Стоило смущаться тогда, когда представала перед чужим мужчиной голой, а не тогда, когда он смотрел на уже одетую, пусть и таким пронзительным и тяжёлым взглядом, вызывающим мурашки.

Молчание затягивалось.

Мирослава, чтобы не отвечать, стала отряхивать от пыли свой пиджак, заодно проверила наличие портсигара и тубы с мундштуком, затем очень медленно стала натягивать его на себя. Она понятия не имела, как реагировать на слова Мстислава. Да она даже взглядом с ним встретиться не могла!

— Тебя не было больше часа, я пошёл искать, а потом услышал твой крик, — как ни в чем не бывало заговорил он.

Мирослава поспешно кивнула, принимая объяснения, и пошла в сторону лесу. По пути она, не глядя, бросила Вяземскому, который продолжал прожигать её взглядом:

— Я знаю, что нам нужно делать.

Тревога нарастала. В воздухе пахло приближающейся грозой. Чем более нервными становились мужчины, тем спокойнее было Мирославе. Когда другие начинали паниковать, её всегда в противовес настигало умиротворение. При осторожных взглядах в сторону Мстислава, она приходила к выводу, что и его тоже.

Они расположились в участке, который всё ещё пустовал — ни один из работников после собрания общины не вернулся, и теперь это было их место сбора. По пути сюда Мирослава и Вяземский успели захватить Эрно, а затем Линнеля, который продолжал старательно допрашивать девиц Петра — времени было немного, девушки были испуганы и смущены присутствием во время беседы родителей, поэтому толку от этого, несмотря на всё его обаяние и красоту, не было. Он сообщил им об этом сразу с нескрываемым сожалением, но Мстислав принял эту новость спокойно, словно этого и ждал.

Когда они вчетвером возвратились в участок меньше, чем за полчаса, так как очень спешили, там уже их дожидались Ииро со сдвинутыми столами, на которых стоял чайник, кружки и лежащие на полотенцах овощи, крупные куски хлеба, жёлтый сыр и румяные пирожки.

— Марта позаботилась, — объяснил Ииро, приглашающим жестом указывая на табуретки.

Первой уселась Мирослава, не сдержав облечённого стона. Мышцы всё ещё тянуло от боли, но это было даже немного приятно — как напоминание одновременно о матери и о первом обороте, который пусть и был привычно не совсем добровольный, но первым, во время которого она была в сознании и помнила почти все события. Тем не менее она чувствовала усталость, к этому прибавилась слабость в ногах от быстрой ходьбы. Помочь выбраться из этого состояния ей могла только еда. Много еды!

— Обожаю Марту! — искренне призналась она, хватаясь за всё, что попадалось на глаза, и отправляя в рот.

Сначала она почти не чувствовала вкуса, но затем стала жевать и замычала от удовольствия — пирожки были сочными, а тесто таяло во рту! В ответ на её восторг послышались понимающие ухмылки и смешки.

Они постарались оперативно прикончить имеющуюся еду, не задевая серьёзных тем, да и почти вообще не разговаривая.

— Дождёмся Раймо и тогда всё обсудим, — сказал Вяземский перед тем, как приступить к ужину.

Но вот даже крошек уже не осталось, а его всё не было. Тогда-то парни и начали нервничать.

— Потом его просто введём в курс дела, — предложил Эрно, вглядываясь в невозмутимое лицо шефа.