— Ладно, пусть остаются, — дозволил Чацкий таким тоном, словно его разрешение вымаливали долгие часы.

Следующие пятнадцать минут в кабинете никто не разговаривал, лишь приветствовали пришедших. Каждый считал свои долгом при перешагивании порога бросить неодобрительный взгляд сначала на Мстислава, потом колючий и удивлённый на Линнеля и Раймо, а в конце возмущённый на уже присутствующих членов общины. Те им отвечали грустными кивками.

Всего набралось восемь человек, включая Горецкого и Чацкого. Дверь оставили открытой — на тот случай, если кто-то ещё решит присоединиться, но было принято решение уже начинать собрание. Члены общины образовали круг, закрыли глаза, и Чацкий, как наиболее заинтересованная и осведомленная сторона, взял слово:

— Я приветствую собравшихся сегодня братьев. Наша община чтит традиции и сначала желает предкам приятного посмертия.

— Приятного посмертия, — неблагозвучным эхом прозвучали грубые мужские голоса.

— Община желает благоденствия и здоровья живущим, — хорошо поставленным голосом продолжил Чацкий.

— Благоденствия и здоровья живущим. — Все так же вторили ему все, кроме троих мужчин.

— Община надеется на благосклонность духов и богов к их земле! — ещё громче сказал заместить начальника участка.

— Благосклонность духов и богов к их земле!

Остальные тоже повысили голоса.

— Община надеется, что они проследят за тем, чтобы её члены были справедливы и честны! — на одном дыхании провозгласил он.

— Справедливы и честны! — поддержали его.

Затем все переводили дыхание и обменивались кивками, подтверждая, что традиции были соблюдены.

Чацкий взглянул на пол и передумал садиться — обычно собрания проходили в чьем-то доме из стариков, и все усаживались прямо на пол, где был постелен ковёр. Здесь такой роскоши не было, поэтому все остались стоять.

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы поднять вопрос о том, можно ли позволить нашему главе занимать этот пост…

— Не понял. Что здесь происходит? — прозвучало за спинами членов общины ошеломлённое.

Все развернулись, чтобы взглянуть на говорившего, и, в возникшем зазоре между людьми, Вяземский смог увидеть шокированного Эрно и поражённую Мирославу.

— Мстислав, это уже ни в какие рамки! — воскликнул Соловьёв. — Они не только присутствуют на собрании, но ещё его нагло нарушают! Ты их вообще не научил уважению!

По толпе прокатился согласный рокот.

— Если это не ещё одно доказательство того, что Мстислав не заслуживает занимать этот пост, то тогда я не знаю…

Стремительное движение и вот уже Соловьёв взят за грудки взбешенным Эрно. Остальные расступились, прижавшись к стенам и образовав пусть и совсем крохотное, но свободное пространство вокруг них.

Мстислав вскочил и строго приказал:

— Эрно, отпусти его!

— Что ты сказал про главу, червяк? — рычал в это время Эрно прямо в лицо побледневшему Соловьёву, встряхивая его с такой силой, что у того голова болталась взад-вперёд. — Ты вообще понимаешь, о ком говоришь?

— Эрно! — попытался одёрнуть его уже стоявший рядом Вяземский.

Он схватил его за правую руку, чтобы тот расслабил пальцы, и отпустил испуганного Соловьёва. С удивлением Мстислав услышал голос Мирославы по левую сторону от Эрно, которая занималась тем же самым.

— Успокойся. Так, ты сейчас только доставишь Мстиславу больше проблем, — мягко увещевала она его.

— Эрно, отпусти его, — вторил он ей.

И тот, наконец, послушался и отцепился от порванной у горла рубашки Соловьёва. Вяземский взглянул на Мирославу, которая понимающе кивнула и вместе со взятым под руку Эрно вышла в коридор. Члены общины проводили их взглядами, наполненными поражённым удивлением.

— Что и требовалось доказать, — со злорадным удовольствием заключил Чацкий.

— Что если бы не вожак, то мы бы давно кинулись на вас? — со злой иронией уточнил Раймо, привлекая к себе внимание, а потом сам же себе и ответил. — Конечно. Мне казалось, что вы это понимаете.

Линнель улыбнулся, словно подтверждая сказанное

— Вас ещё не хватало, — ворчливо заметил Вяземский.

— Извини, — без капли вины отозвались они оба в один голос.

— Продолжим? — невозмутимо спросил Мстислав, оглядывая присутствующих.

Пока все переглядывались, он успел вернуться за свой стол и удобно расположиться.

— Конечно, — за всех уверенно ответил Чацкий. — Поднятый мной вопрос имеет под собой основание. Мстислав Вяземский не оказывает должного уважения общине, не советуется с ней, не считается с высказанным мнением, как это было совсем недавно с железной дорогой, а на днях с Борисом Игнатьевичем, который настоятельно указывал ему на то, что присутствие этой распущенной девицы в наших краях…

Его снова прервали. На этот раз сам Вяземский, который холодно предупредил:

— Советую воздержаться от оскорблений в сторону госпожи Вишневской.

— Вот видите! — со спокойным достоинством возликовал Чацкий, кивая так, словно именно этого и ожидал. — Он защищает приезжую, но позволяет себе обвинять одного из членов совета! Это неслыханно.

Остальные согласно закивали.

— Вернусь к списку оглашения только последних прегрешений главы. Самая большая его оплошность — он позволяет и поощряет проявлять неуважение его…

Вновь послышался шум, и Чацкий прервался, недовольно скривившись.

На этот раз кто-то бежал по коридору и через мгновение на пороге возник взбудораженный Ииро. Мстислав почувствовал невольную ностальгию.

— Ого! — воскликнул он, увидев скопление людей. — А что тут происходит и без меня?

Рядом с ним тут же оказались Эрно и Мирослава.

— Что ты узнал? — требовательно спросил Эрно.

Ииро продолжал всех заинтересованно разглядывать, а потом переспросил:

— Что?

— Ииро!

— Да, точно! — спохватился он, но затем перевёл потяжелевший взгляд на Мстислава, и тот понял, что им было выяснено что-то важное, и незаметно качнул головой.

Эрно и Мирослава, наблюдавшие за ним, в отличие от других членов общины, которые возмущённо переговаривались, поняли намёк.

— Я пришёл сказать, что наш судмедэксперт перестал пить, — драматично воскликнул он и, словно не замечая неприязненных взглядов в свою сторону, весёлым тоном повторил вопрос. — Так что тут происходит?

— Пошли все вон! — взбесился Чацкий. — Сколько можно нарушать порядок собрания? Глава!

Он требовательно уставился на Вяземского, но он в ответ лишь развёл руками.

— Я плохо их воспитал. Прошу прощения.

Пока Чацкий багровел и дрожал от еле сдерживаемого гнева, Ииро нагло прошёл к столу Мстислава, уселся на него и предположил:

— Из-за нас у шефа неприятности?

— Не из-за вас, — успокоил его он. — Но из-за вас меня никак не могут сместить с поста главы.

— Что? — Тут же хищно оскалился Ииро, прищурившись и утратив бодрое расположение духа.

В это время старик Ждан громко выговаривал Чацкому:

— Это собрание курам на смех. Давай перенесём.

Тот скрипнул зубами, но, оглядев творившееся кругом безобразие, неохотно кивнул.

— Мстислав, тебе сообщат о времени следующего собрания. Ты обязан явиться точно в срок и один! — торжественно и чётко провозгласил старик Ждан, а затем стремительно покинул кабинет, а за ним, словно утята за мамой-уткой, гуськом пошли остальные.

Чацкий шёл последним, и он точно заметил, что ответа по поводу появления на собрании Вяземский не дал. Он с искривлённым лицом смотрел на улыбающегося Мстислава, который почему-то не мог удержаться от такой маленькой провокации. Про себя же он изумлялся, как раньше ему удавалось не замечать неприятных сторон заместителя начальника участка. Да, все слышали о его не самых гуманных способах воспитания сыновей — он не гнушался телесных мер наказания, но, несмотря на негативное отношение самого Мстислава к таким мерам, многие отцы и деды могли нет-нет да и пригрозить ремнём. До этого ему казалось, что Чацкий тоже из их числа, а советы отлупить его ребят он использовал лишь для острастки, но после встречи с его сыном Мстислав убедился в том, что реальность на самом деле довольно неприятная штука.