— И ты ещё что-то мне говорила о том, что можешь присутствовать на месте преступления, — мрачно процедил Вяземский, сложив руки на груди.

Мирослава тяжело вздохнула, тут же пожалев, что не сумела сдержать язык за зубами.

— Волнуюсь и злюсь я куда сильнее, когда мне пытаюсь что-то запретить, — с достоинством подчеркнула она. — Давайте не будем портить такое чудесное утро, хорошо? Извините, что сама заговорила об этом. Может, сядем завтракать, пока всё окончательно не остыло?

Марта тут же засуетилась и усадила её обратно, присев рядом. Преодолев несколько минут неловкой тишины, они всё же смогли вернуть прежнее благодушное расположение духа и возобновить беседу, и в ней словно стало даже больше тепла.

А после завтрака атмосфера резко изменилась на деловую, когда Мстислав после недолгих колебаний достал коробку и поставил её на скамью со словами:

— Раз ты хочешь участвовать в расследовании, то помоги разобраться, что общего у жертв, потому что за всё это время никто из нас не смог их связать, не считая того, что они все туристы.

Мирослава не сумела сдержать эмоции и захлопала в ладоши от радости. Она тут же забыла о дискомфорте в горле и усталости.

— Ты официально сдался!

Вяземский смерил её взглядом и усмехнулся, кивая.

— В следующий раз, преследуя нас, ты можешь не просто заболеть, поэтому я лучше обойдусь малой кровью.

— Верное решение, — важно кивнула она, а затем похвасталась Марте. — Меня приняли в команду!

Та засмеялась и нарочито неодобрительно покачала головой, уже переодевшись в чистое платье и нацепив корзинку на локоть.

— Я пойду к соседке, а вы оставайтесь тут и разбирайтесь в своём страшном деле. Удачи.

И с необъяснимо широкой и довольной улыбкой ушла, негромко хлопнув дверью. Мирослава почти сразу потянулась к содержимому коробки.

Доставая папки с исписанными листами, лежащие сверху, она ненароком бросила взгляд на Вяземского и замерла. Мстислав не сводил взгляд с прохода, в котором скрылась Марта, и о чём-то старательно размышлял, если судить по сведённым к переносице бровям.

— Что такое? — обеспокоенно поинтересовалась она, переводя взгляд туда же.

Ничего не заметив, Мирослава пришла к выводу, что Мстислав что-то вспомнил касательно дела и ещё сильнее заволновалась.

— Что случилось? — уже более требовательно спросила она, с неуверенностью, одними подушечками пальцев прикасаясь к мужскому плечу.

Вяземский обернулся к ней и непонимающе уставился. Потом встряхнул головой, приходя в себя, и пожал плечами.

— Ничего не случилось, если не считать того, что, мне кажется, поведение Марты подозрительным. Я никак не могу понять в чём дело, но это крутится на кончике языка. Ненавижу это чувство, оно делает тебя уязвимым.

Мирослава почувствовала облегчение и, тяжело выдохнув, сосредоточенно кивнула в знак понимания.

— Мне знакомо это чувство. Хуже не придумаешь. Говорят, что забытая мысль потом всплывает.

— Но это никогда не происходит, — усмехнулся Вяземский.

— Точно, — снова кивнула Мирослава, улыбнувшись краешком губ.

Они замерли друг напротив друга, отчего-то не способные отвести взгляд. Мирослава смотрела с подозрением и внимательностью, а Мстислав с ожиданием и нервным возбуждением. Оба словно ждали чего-то, остолбеневшие и растерянные.

Наконец, одна из папок, которую достала Мирослава, скатилась со стола и хлопнулась на пол, раскрывшись и растеряв свои внутренности. Мирослава от неожиданности вздрогнула и даже подпрыгнула, а затем суетливо заправила волосы за ухо и вдруг осознала, что даже не прибрала их.

Следом пришло другое озарение: она стоит перед чужим мужчиной в домашнем и непрезентабельном виде, одетая непонятно во что, и при этом находится в его дома на правах непонятно кого. Она покраснела, устыдившись почему-то в первую очередь своего внешнего вида. Пеняя себя, она забралась под стол, неаккуратно собирая листки и почти не глядя на них. Вяземский опустился на колени с другой стороны, и попытался помочь собрать упавшие документы.

— Я сама справлюсь. — Махнула рукой Мирослава, всё ещё пытавшая избавиться от смущения из-за ситуации и раздражения на саму себя.

Мстислав ничего не сказал, лишь взял ближайшие к нему листки и поднялся на ноги. Мирослава вскоре присоединилась к нему, неспособная поднять взгляд выше бороды Вяземского. Она уставилась на бороду, которая была на удивление аккуратно уложена и подровнена. Её взгляд опустился ниже, прошёлся по шее с чуть выпирающим кадыком, по светлым волоскам, выглядывающим из-под выреза светлой рубашки. Мирослава поняла, что впервые видит Вяземского без кожаного плаща, и это показалось ей неуместным. Опустившись ниже выреза, её взгляд остановился на груди, обтянутой рубашкой, где перед собой Мстислав держал руки, в которых всё ещё сжимал исписанные листки. Приглядевшись к ним, она вскрикнула, вспомнив, чем они занимались до этот неловкого инцидента.

— А у вас нет снимков жертв? — спросила Мирослава, вспомнив, что полиция уже пользовалась фотоаппаратами и весьма успешно. Редакция неоднократно печатала статьи, в которых восхваляла работоспособность полицейских с тех пор, как они стали пользоваться благами современности.

Неожиданно Вяземский смутился и стал тереть бо́льшим и указательным пальцем один из листов.

— У нас с ребятами хорошая память. В этом нет нужды, — заверил он

Мирослава вскинула бровь, точно зная, что на её лице очень ярко выражено сомнение. Она положила документы на стол и полезла обратно в коробку. На дне она обнаружила вещи убитых и стала уверенно вытаскивать их наружу.

— Сомневаюсь, что ваша память настолько совершенна, — укорила она Мстислава. — Фотоаппарат запечатлеет все следы куда лучше, чем зрение. Да и вы могли что-то не заметить, а это могло быть важно. Как можно так полагаться на себя? Такая безукоризненная самоуверенность свойственна только мужчинам, — продолжала стыдить его Мирослава, не на шутку разойдясь.

Вяземский теперь казался смутившимся. Он хмуро кивнул, покашлял в кулак и отозвался:

— Доля правды в твоих словах есть, но до сих пор мы справлялись и своими силами, поэтому острой необходимости в дополнительных затратах не было, однако… — Мстислав неожиданно запнулся и замолчал на несколько мгновений, а потом почти весело взглянул на Мирославу.

Та, предчувствуя недоброе, нахмурилась точно так же, как только что он сам, пытаясь скрыть смущения, и спросила:

— Что?

Он ответил не сразу. Сначала прищурился, разглядывая её с улыбкой, чем невероятно возмутил Мирославу, несмотря на то, что она совсем недавно куда пристальнее его рассматривала.

— Я только что вспомнил, что один из главных атрибутов в работе репортёра — это как раз фотоаппарат и записная книжка.

— У меня отличная память, я запишу всё позже, — выпалила Мирослава заготовленную загодя отмашку.

Мстислав с умным видом покивал, но иронии не утратил. Мирослава сама знала, как глупо на фоне её только что выдвинутых обвинений о беспочвенной самоуверенности мужчин выглядит её оправдание.

— Это не то же самое! Ваша работа куда ответственнее моей, — попыталась она всё-таки защититься, но потом ненадолго замолчала и сокрушённо признала очевидное. — Это вызывает подозрение и, наверное, почти такое же, как и ты со своими ребятами, но сделаем вид ненадолго, что всё нормально, и займёмся делом, ладно?

— Именно это я и хотел предложить, — кивнул Вяземский, и Мирослава понадеялась, что смех в его глазах ей почудился.

Вернувшись к рассмотрению улик, документов и описанию жертв, она всё больше понимала, насколько странными были эти убийства.

— Убитые успевали побыть в селе от одного дня до двух, прежде чем убийца добирался до них, — заключила Мирослава, уже сидя за столом и перебирая записи. — В морге сказали, что убивали их ночью? — полюбопытствовала она, когда перевела взгляд на одно из заключений, написанное неровным и скачущим почерком.

Мстислав расположился напротив и тоже просматривал заключения с таким вниманием, словно видел их в первый раз.