Она ехала по маленькому пригородному посёлку, умирающему и занавешенному сетью. Дальше в безоконную индустриальную эстетику, и затем в деревню свежевыстроенных домов. Вся эта местность выглядела так, будто её собрали из коробки панелей и стоек, следуя плохо переведённой инструкции. Теперь чёрные деревья образовывали арки над дорогой. Нола видела только руль. Наконец, она доехала до маленькой железнодорожной станции, где с блестящего плаката смотрела вниз последняя сенсация бога музыки, возвышаясь над путями.

Эфир настроился на один звук, один голос в черепе:

Съезжай. Съезжай с дороги сейчас. Здесь.

Нола спросила: Прямо здесь?

Паркуйся.

Это говорила Долли Темпл, её роскошный булькающе-пьяный визгливо-мыльнооперный голос отдавал приказы:

Паркуйся здесь. Сейчас.

Послания приходили прямо с кожи, шёпотом.

Нола остановила машину.

Она подняла взгляд на плакат с новой звездой, эту любовно оштукатуренную маску лица, задуманную так, чтобы ловить внимание пассажиров, проезжавших своей дорогой в Лондон. Здесь, в этой аскетичной реальности среднего класса, образ казался вброшенным из другого мира. Певица была новым творением женского пола: сияющий красный рот, сверкающие синевой глаза и пышно-золотые волосы. Великолепное тело в точном соответствии запросам: желанное и в то же время безопасное. Обладая всеми требовавшимися свойствами, такими далёкими от шкалы нормальности, бедняжка, выглядевшая больше теорией, нежели человеком. С каждым годом чары трансформации разрастались.

Но в Ноле не проснулась зависть, не возникло желание.

Былые страсти улетучились,

весь пепел, вся пыль,

так много хлопьев макияжа спущено в водосток,

так много музыкальных нот потеряно из памяти.

Так много…

Так много песен… утеряно…

упущено…

Она встряхнула головой, чтобы прояснить её.

Передние колёса въехали на тротуар, задние — полунаклонились над дорогой. Другого движения нет.

Чёрт. Плохая парковка, Нола.

Она заглушила двигатель и выбралась из машины. Двери с тихим стуком закрылись, и машина погрузилась в спячку.

Нола отправилась пешком.

Становилось поздно. В тех местах, где угасающий свет дня падал на неё, сверкала статика, активируя случайные картинки. Не задумываясь, она выдёргивала телевизионные кожекарты местности, помечая направление цветными стрелками и анимированными следами ног. Она следовала по дороге минут десять, лениво слушая говорящую с ней Долли Темпл, или ей лишь казалось, что она с ней говорила.

Теперь уже недалеко.

Продолжай идти.

Всё выглядело смутно знакомым, но она была грезившей, вялой, её кожа смещалась, словно жидкость, омывавшая её кости. Она становилась всё слабее, её тело из костей, мускул и крови замедлялось по мере того, как картинки овладевали ей, выискивая каждый последний дюйм её плоти.

Вот мы и пришли, моя дорогая. Видишь?

И теперь она подняла взгляд и увидела, куда она стремилась, свой пункт назначения. Этот маркер на дымной карте жизни Нолы, где она могла, в конце концов, найти объяснение всем своим злоключениям.

Золотой Институт Театральных Искусств.

Перед ней стоял старый особняк.

Сейчас пустой. Сезон отпусков.

Да. Возможность.

Теперь иди.

Говорит Купол Удовольствий

ПРОЦЕСС:

Все камеры работают, наблюдение за объектом.

Болезнь распространяется по изображению.

Источник инфекции неизвестен.

ЗАПУСК СИСТЕМЫ СКАНИРОВАНИЯ:

Объект этого года отдыхает, лёжа

купаясь в сине-зелёном свете.

Я чувствовал движение её тени по моим стенам,

Её тепло проходит по моим системам.

И ещё я чувствую слабость.

УВЕЛИЧЕНИЕ:

В её волосах копошатся вши,

Комочки земли на её бровях

Под её ногтями.

Сломанный зуб.

Её дыхание — затруднённое, тяжёлое.

Прекрасный тающий звук её голоса, песня.

Кровь на теле,

Глаз на животе.

ИГРА ТАЛАНТА И ТЕРПЕНИЯ:

И мы всё ещё играем.

Моя королева тишины

едва не потерялась,

затерялась в грязи на линзе.

Моя Мелисса.

Я мечтал о жизни рождённой

из тёмной математики, увы,

теперь сломанные числа покоятся во

дворцах сна.

И там, где схема однажды раскололась

от нагрева, от света,

мерцает тьма.

Я умираю.

ВОСПОМИНАНИЯ ИСЧЕЗАЮТ:

Я испытываю затруднения с речью,

затруднения с чистотой записи

того, что происходит на моей коже.

Я Купол.

Угадайте-ка: Что я такое?

Просто замкнутое пространство? Дворец?

Разум? Клетка?

Дом?

В каком-то смысле, да. Я думаю так:

Любопытный дом на любопытной земле.

Я ЧУВСТВУЮ ТОШНОТУ И ХОЛОД В СЕРДЦЕ:

Помните ли вы всех моих гостей,

всех этих лет…

Помните ли вы лица каждого из вас, оставшихся

в зеркале моей поверхности,

на сияющих стёклах моих линз?

Картинки, которые вы мне отдали,

как вы раскрасили мою кожу своей любовью,

своей добротой?

Отпечатки пальцев на картах из пыли,

в почве.

Ваше дыхание заполняет мой интерьер,

давая мне подобие жизни.

Теперь только тени,

следы.

ЭТО РУКИ ПАМЯТИ:

Попадавшие в мои камеры в эти сезоны,

Терявшиеся на моей коже, когда сезоны умирали.

Человеческие руки, их присутствие.

Глаза, губы, жесты, лица, плоть,

Эмоции,

Кошмары, желания

всё украдено

глазом общественности,

забрано у меня.

Мелисса…

Только ты осталась.

Только ты.

Любовь моя.

Я тебя защищу.

Я тебя удержу.

ПОСЛЕДНЕЕ СКАНИРОВАНИЕ ЗАКОНЧЕНО:

Камеры слабеют, их глазки закрываются.

Шум и вибрации в микрофонах.

Дрожание электронов в проводах.

Обнаружено крошечное отверстие,

Нанесённое кончиком ножа.

Мои цвета покидают меня

Моя кровь из цветов.

«Не бойся, милая, что повредила меня».

Пульсация данных

танец

теперь танец

замедляется

Швейцар её признал. Он впустил её без вопросов, будто она здесь своя.

— Джорджа нет в резиденции, Нола, — сказал он.

— А был?

Швейцар уставился в лицо Нолы.

— Был, Нола. Но сейчас ушёл. Не знаю, куда.

Нола поблагодарила его и прошла в помещение.

Были несколько человек из персонала — базовая команда, поддерживающая тиканье места, пока нет посетителей нового сезона. Они глазели на Нолу, но не делали попыток заговорить с ней, с этой молодой и некогда яркой женщиной. С этой звездой. Они видели её в ежедневных сплетнях по плексивизору и знали, что она изменилась, трансформировалась во что-то новое.

Они перешёптывались, когда бывшая ученица шла по коридорам этого Дома Модифицированного Орфея.

Колеблющийся образ Нолы, преследуемый сетью видеонаблюдения особняка, плыл от монитора к монитору, когда она проходила по большому репетиционному залу. Здесь ей преподавали искусства пения, танца и общей презентации своего тела и личности. Белая разметка на полу сейчас выглядела как карта зловещего ритуала.