Прикрыть свой стыд, уродство, своё великолепие.

Там был старик из ресепшена, пялился на неё. И тогда другой мужчина толкнул его в спину, обращаясь к нему. Нола слышала только визг голоса внутри собственной головы, руки хватались за простыню.

Хватались, хватались…

Слепая.

Слепая паника.

Пьяная Эвелин Мур, придя домой, совершила аварийное приземление, растянувшись на скомканном одеяле.

Спала час или два.

Её разбудило мерцание. Дрожь.

Ночь. Та женщина в баре. Что произошло?

Её глаза приоткрылись в темноте.

Что, мать его, случилось вечером?

Вдруг ожила, более чем наполовину протрезвела.

Холодный ум.

Она поднялась, разыскала свою гламкамеру, просмотрела экран, увидев снова женщину с мерцающей кожей, тело из картинок, из образов, танцующих на плоти, на руках.

Нола. Нола Блу, поп-звезда.

Какая-то Видео-Экранная Женщина?

Это же высшая лига сплетен, новостей, загрузочный ажиотаж.

Теперь Ева, окончательно проснувшаяся, умывшаяся и прихорошившаяся, сидела за бокс-компом. Она подсоединила видифлекс напрямую ко входу и просматривала результат съёмки во весь экран, в полном цвете, звуке и деталях, настолько увеличенных, насколько позволяли настройки.

Она работала час или два, создавая новый ползучий сайт, не заморачиваясь над дизайном и доведением до совершенства на этой стадии, просто чтобы опубликовать новость, приобщить мир к этому чуду.

Пальцы на кнопке РАЗДАТЬ, нажимают, и…

кликкк

Видеоматериал с Нолой во всей её телевизуальной красе разлетелся по эфиро-пространству, путешествуя по проводам и волнам, зашифрованный, спутанный, отскакивая от путевых станций, отражая шумы, множась по паутинам и узловым точкам, закрепляясь на сигналах привлечения, опадая картиночной пылью на приёмники, сюда, чтобы быть загруженным, декодированным, спущенными на землю терминальными коконами и тэг-спайкерами, и клипо-ищейками, и всеми искателями, месседж-детекторами, всеми ловцами трансляции из рая, живущую и дышащую женщину с визионной кожей. Зрители включились. Слова распрыскивались, портапопы передавали ссылки, сомаподы нашёптывали друг другу, телебаги хлопали своими крылышками и пели новость в полный голос, десятикратно, тысячекратно.

Клик-джэммеры попросыпались.

Слух сходился и расходился по путям единиц и нулей. Ночь жужжала обрывками речи.

Сеть ртов шептала, пела, кричала, перегруженная.

Шиммертаун заискрил шиммерами, сначала несколькими, а затем всё большими, по мере того, как по миру подключались зрители, искря туда-сюда своими собственными мыслями и чувствами.

Нола продолжала жить, не ограничиваясь экраном, будучи теперь не только плотью, но и эфиром.

Эвелин открыла шумокруг, получила первые запросы спустя считаные минуты: месседжи для Нолы, где бы она ни была.

> Нола, бэйби! Вот моя аватарка. Кожетранслируй меня!

> Флештастика. От начала и до конца! Пожалуйста пожалуйста пожалуйста, покажи миру моего танцующего щенка. Это суперрулёзно.

> Это какая-то фальшивка, верно? Какой-то сраный развод от Джорджа Голда.

> Нет. Это правда. Я слышал об этом от друга. Он был там! В баре.

> Нола… Ты — сама женственность 2.0.

> Приезжай ко мне, НолаБлу. Проверишь мою сеть.

> О Боже, это так уродливо! Хочу быть как она! Где можно встроить такую опцию? Кто-нибудь?

> Она транслирует порно? Я бы предложил свои услуги.

> Покажите меня, ВизСкрн Дева. Пустите мня на свю программу.

> Нола. Пой электрикой тела, почему нет?

Эвелин собрала вводные данные, зациклила, установила обсуждение на авто и облокотилась на спинку стула, дрожа от удовольствия, попивая кофе и поедая кашу из полосатой миски.

Пока её ум пребывал в полудрёме…

Ночной воздух дрожал золотом месседжей

двигавшихся через волны лунного света

проводов и частиц.

По всему миру: глаза ослеплены яркостью

когда пальцы кликают и тапают

в движении к

танцу данных.

Медленный джаз по радио. Туманная музыка прошлых лет.

Ночник: тёплое жёлтое свечение в углу. Остальная комната — в тени.

Нола Блу сидела на кровати, отпивая из надколотой кружки, наполненной бренди. Её тело было завёрнуто в белую простыню, и ничего более.

Мужчина облокотился о стену.

— Я вас узнал, разумеется, — сказал он. — Я видел, как вы подъезжали и сказал себе: Вот она, Нола Блу. Номер один в мире с первого своего сингла.

Нола держала голову опущенной.

Мужчина продолжал:

— Не часто мне приходилось встречать знаменитую личность.

— Я не такая.

— Не знаменитая? Или не личность?

Нола посмотрела на него.

Лет двадцать с лишним. Лицо в полутени. Длинные волосы зачёсаны назад. Молодой человек с нижнего этажа, с ресепшена.

— Ни то, ни другое, — сказала она.

Мужчина сложил руки.

— Вы создание, как и я — неизвестного вида.

— Я не как вы.

— Одинокий зверь с колючкой в боку. В одинокую и кошмарную дождливую ночь это случается — укол страха, словно булавкой. Может ли человек быть таким одиноким, даже со всеми своими друзьями и любовниками вместе взятыми? Охх! И болит же, правда? Но недостаточно, чтобы заставить вас что-то предпринять. Ох, ох. Все эти годы попыток отделаться. Ох, ох, ох, и она всё ещё допекает, всё ещё пыряет и протыкает вас. И вместо того, чтобы привнести жажду в вашу жизнь, всё, что она делает — оставляет вас утомлённой от опостылевшей себя самой. Ведь так?

Нола не могла больше выносить его вида.

— Очевидно, — продолжал он. — Даже суперзвёзды мирового масштаба причастны к переживанию всеобъемлющей пустоты.

— Когда им позволено. — Её голос был тихим.

— Что позволено?

— Когда их менеджеры позволяют им подобные переживания.

— И часто эти менеджеры, как вы их называете, позволяют такие переживания?

— Где-то раз в год.

Молодой человек покачал головой.

— А вот это действительно печально. Со мной, Нола, вам можно будет чувствовать всё, что захотите, в любое время, когда пожелаете. Подходит вам такое?

Нола колебалась.

— Да.

— Но вы слегка не в себе, да? Вот сейчас?

Она кивнула.

Он подошёл к окну, приоткрыл его. Внезапное ощущение холодного ночного воздуха.

— Однажды я сделал запись звука муравейника. — Теперь он говорил приглушённым тоном. — Я был всего лишь ребёнком. У меня был дешёвый диктофон с хреновым микрофоном, который я нежно опустил в грунт. Я нажал на запись и оставил его там на полчаса. В ту ночь я погасил свет, лёг в кровать и проиграл плёнку. Мне было девять лет.

Его голос пульсировал, вводил в транс.

— Это был звук потрескивания пламени, электричества, бегущего по проводам. Человеческого мозга за работой. Я лежал, ошеломлённый, засыпая. Звук проник в мой сон.

Он повернулся к Ноле.

— В дневное время я телефонный рекламный агент. Мы продаём рекламное пространство. Пустоту, если хотите. Я сижу в кабинке, звоню людям, незнакомцам, нежно охочусь на них. Заранее запрограммированные слова разворачиваются на мониторе и мои губы делают необходимые движения, чтобы привнести в эти слова жизнь в своём рту, в проводах, воздухе, который разделяет нас всех, в ушах слушателей. Предполагалось, что это будет временно, ну знаете, нечто, чтобы продержаться на плаву, пока мои тайные проекты, мои планы не начнут окупаться. Три года я так проработал. Недавно меня повысили. Сейчас я циркулирую по кабинкам, удостоверяясь, что люди делают то же, что делал я, следуя сценарию. И мало-помалу, звонок за звонком, пустота приближается: потерянная связь, мёртвая линия, шумы.

Он на шаг подошёл.

— А потом ночью, по выходным, я путешествую в звуке. Я записываю мир в миниатюре, мир внутри мира.