Нола вышла из кабинки. Она сказала:

— Мне не очень хорошо.

Кристина кивнула.

— Если бы у меня были твои возможности… думаешь, я бы себя вела так же? Чёрт, нет. Я бы пела, я бы танцевала, как дешёвый заводной робот, день и ночь напролёт. А сейчас выбирайся отсюда и дай представление.

Нола не смогла ответить, она не смогла даже сфокусировать взгляд на чём-то одном.

Кристина поменяла тактику. Она отмотала длинный кусок бумажного полотенца, намочила его в раковине и подошла промокнуть потное лицо Нолы.

— Вот так. Тебе станет лучше. И мы закончим эту работу.

Нола не могла это вынести.

Близко. Слишком близко.

Пот. Тепло. Запах другого человека.

— Давай сюда. Подойди. Нола, попей воды.

Нола попила.

Внезапный прилив холодной жидкости по горлу, благодарная, словно не пила неделю.

— Я не могу. Крис, не сегодня.

Две женщины вперились друг в друга.

— Окей. Но что мне сказать им? Есть идеи?

— Извини. Не сегодня.

Лицо Кристины заполнила тревога.

— Боже милостивый, нам действительно нужно привести тебя в порядок.

— Что?

— Возьмёшь какие-нибудь каникулы, хорошо потрахаешься, проведёшь недельку в частном спа-салоне или погоняешь сок по венам, что скажешь?

Гнев Нолы нарастал от этих слов. Вдруг, прорвалось:

— Да отъебись от меня.

Тишина. Кристина сжала кулак. Она медленно вдохнула, выдохнула, стараясь сохранять контроль.

— Звони Джорджу, — сказала Нола.

— Джорджу?

— Он заботится обо мне.

Кристина рассмеялась.

— Взаправду? Ты в это веришь? Нола, он тебя сделал. Он создал тебя из пыли, из одного проблеска.

— Это неправда. Мы равны.

— Равны?

Глаза Нолы стали дикими.

— Я талант.

— Да, кто бы сомневался.

Вдруг полыхнуло:

— Он не мой создатель.

— Прекрасно. Может, это пилюля не так подействовала?

Нола покачала головой. Тело дрожало желанием.

— Ты уверена? Ничего такого? Никаких препаратов, о которых мы не знаем.

— Нет.

Желание? Почему желание? И желание чего конкретно? Нола внутри стала жидкой, кожа пылала болезненным наслаждением.

Она покачивалась из стороны в сторону.

Кристина тупо уставилась на неё. Видя перед собой только ещё одну грязную работу, ещё один завал, который ей разгребать. Она заговорила медленно, не сводя с неё глаз.

— Мне перепадали и похуже тебя, Нола. Правда. Полные отморозки. Безголосые сучки, кобели, чувственные «неженки» художники, жалкие ничтожества, распевающие антивоенные гимны, воодушевлённо-обезбашенные маленькие выскочки с полными мечт глазными шарами и необсохшими после мамкиной сиськи губами. Все эти закулисные истерики, сопли, дерьмо. Страх сцены, сыпь от света софитов, тошнота в лимузинах, приступы паники на красной дорожке. Я прикрывала угри, пьянство, беременность, аборты, драки, кражи в магазинах, — полный список всей этой херни. Я обладаю тайным знанием звёзд. И знаешь что? Я всех их переживу. — Кристина ухмыльнулась. — И вот я наконец думаю: Слава богу, кто-то не такой, кто-то с огоньком внутри.

Нола посмотрела на неё и кивнула.

Кристина привлекла её к себе.

— А теперь, прошу тебя, сыграй в игру. Сделай это. — Её голос стал близким, тёплым. — Это всё. Всё, чего я прошу от тебя, маленькая звёздочка. Играй до победы. Потому что, знаешь ли ты, что выкрикнула очень клёвая, очень богатая, и очень-очень талантливая мисс Йони-Йони? Не знаешь? Последние слова перед тем, как она совершила свой прыжок на асфальт семью этажами ниже?

Нола покачала головой.

— К хуям этот шум.

Слова Кристины дрожали на свету.

— Хочешь закончить, как она?

Туман. Искра.

Но всё, что Нола могла сейчас слышать, лишь голос внутри себя, на этот раз детский, выкрикивающий в её голове требование пирога или игрушки. Дай, дай, дай, дай! А затем рассмеявшийся внезапными всплесками радости.

Не могла ли Кристина это услышать? Она должна была слышать.

Или Нола была единственной?

Её лицо в зеркале.

Глаза: испуганные, чёрные, они не оглядывались на неё.

Она отвернулась. Живот опять утяжелился, подкатывала тошнота.

Силуэт Кристины, размытый, на мили и мили отсюда.

Белый фарфоровый блеск, сверхъяркий.

Полосы света трещат и искрят.

Горение проводки.

Один мужской голос.

Факты и цифры. Кожеразговор. Стрёкот.

Средний оборот снизится в силу того, что…

Тарабарщина. Он не останавливался.

Разумеется, как и предсказывалось…

Вмешивается женский голос.

Лепет.

Голоса. Теперь громче. Голоса, которые поют и ревут, завывают и вздыхают, не переставая.

Шум. Поцелуй. Встреча двух пар губ, звук пойман и усилен.

Влажное сосание.

Боль в черепе Нолы.

Острая.

Пульсирующая.

Острая как игла.

Затем — темнота.

Она поймала такси под студией.

Теперь одна, оставив Кристину саму разбираться с проблемами. Благо, странные голоса приутихли в шёпот, иногда даже исчезая в тишине, но жжение в животе всё ещё чувствовалось. Внезапное чувство тошноты овладевало ею слишком часто.

Добравшись до своей квартиры, она, не мешкая, прошла в ванную, где стянула с себя рубашку, чтобы исследовать тело в зеркале во весь рост.

Глаза её теперь широко раскрылись в потребности знать…

Синяк.

Повреждённый участок разросся ещё сильнее, закрывая почти половину живота. Поверхность была влажной. Инфильтрация. Гноение. Движущиеся картинки играли, мерцая, возникая и меняясь, преображаясь в другие формы и сцены в непрерывном потоке.

Нола увидела:

Растущую луну.

Облака.

Пейзажи далёких земель.

Марширующих солдат.

Затяжной выстрел полуобнажённым мужчиной.

Кровь на стене.

Граффити: Выпусти Сны!

Крадущегося кота.

Дом в огне.

Каждая картинка сопровождалась звуком или последовательностью шумов:

Овации, выкрики, бессвязный щебет.

Визг тормозов, хлопок кулака о мягкую плоть.

Выстрел, первые слёзы младенца.

Политический комментарий.

Яростный спор.

Стоны симулируемого удовольствия, крики отчаяния.

Статическая интерференция, каждая волна приносила Ноле толчок боли.

Сзззкстззтзткст!

Звяканье, ребусы, путаница слов.

Популярные песни прошлых десятилетий, военные речёвки, стихи о любви и одиночестве.

Шаги

    шаги

        шаги

по тёмному дождливому бульвару.

Все эти вещи обрели экстраординарную жизнь на коже Нолы, и она не могла отвести взгляд от них.

О Боже, что со мной происходит?

Что происходит?

Увы, увы, стекло не находило

ни голоса, ни губ, ни языка,

которым бы могло ответить.

Нола смочила в раковине руки и стала себя обмывать, — свой живот, сам синяк, тёрла его, тёрла этот странный ушиб, драила, старалась смыть с себя эту отметину, это повреждение.

Синяк не исчезал.

Она бросилась в главную комнату, крича стенам, плексивизору, мебели, окну, крича о помощи, о чём-нибудь, что помогло бы вернуть хотя бы каплю надежды или утешения.

Нет ответа.

Она позвонила Кристине.

— В чём дело, Нола? Что, ёб твою мать, происходит? Ты должна мне рассказать.

— Просто приедь.

— Сейчас?

— Если сможешь. Пожалуйста.

Это было всё, что она смогла выдавить. Она выключила баг, налила себе выпить и стала ждать.

Пустой стенной экран удерживал её в поле своего зрения, отражая бледный сон женщины, цепляющейся за последние крупицы зубами и ногтями.

Она напилась. Глаза закрылись.

К ней стали приходить картинки, как во сне.

Стоп. Пожалуйста, остановитесь.

Картинки. Истории, рассказанные в тумане обрывками:

В высокую башню ударяет молния.

Ночь спустилась над вересковым полем, по траве которого тащит само себя странное животное. Зверь ранен в бок и сочится кровью. Кровь кишит жуками.