Этим вечерам она видела слишком много.

Всё ещё наполовину не веря, всё ещё в благоговении.

Гламкамера грела её руки.

Пальцы покалывали, кончики заиграли цветами.

Свечение памяти.

Нола ехала дальше, выжимая из машины её предел.

Без пункта назначения.

Мелькали лишь огни ночных тату-салонов и круглосуточных аптек — каждый неоновый импульс и стробоскоп, как удар треск-шоу, сияющее с тротуара.

Здесь продаётся средство от Солнечной чумы. Гарантированный результат! Рецепт не требуется.

Мёртвый блеск в глазах Нолы.

Чувство вырезанности из себя, будто её собственная кожа больше не заключает её в себе. Она стала живым призраком, проезжающим через ряд отдельных местностей, ища успокоение, но каждая местность на пути регулируется странными законами и ещё более странными людьми, и сама она — самая странная из всех.

Устала. Так устала. Нужно отдохнуть. Нужно…

Машина ехала сама по себе.

Время подыскать местечко, в котором можно устроиться. Где-то в неизвестности.

Переосмыслить, перезарядиться.

Она завернула на стоянку ближайшего местечка, попавшегося ей на глаза, небольшого убитого отеля на улице с половиной названия.

Здесь и сейчас. Спать.

Старик за стойкой посмотрел на неё так, будто знал откуда-то из прошлой жизни, но точно не смог вспомнить, когда и где. Ещё один человек: одинокий мужчина, сидящий на ресепшене. Молодой. Опрятно одетый. Он тоже пялился на неё. Какой-то нервный, но будто имевший право на неё пялиться, как если бы ему принадлежала часть её. Нола знала этот взгляд. Он разглядывал её как общественную собственность.

Она заказала поднос сэндвичей и кофе, а потом удалилась в свою комнату. Тонкие влажные покрывала «фитильки», туго натянутые простыни на кровати. Еле тёплая горячая вода ржавого цвета из трубы, гремевшей и звеневшей. Еда была чудесной, а кофе ещё лучше, из-за своей крепкости и дешевизны, но был момент, когда она уже почти вывернула наружу свою трапезу. Но нет, её желудку нужно было это подкрепление, это топливо. Она заглотила его. Душок и неприятный привкус раздражали язык, но это было хорошо, её метаболизм, как животное внутри, нуждался в кормёжке.

Теперь ей стало лучше.

Сон мог ещё немного подождать.

Ну-ка, посмотрим на это. Ну-ка, полезем в это.

Нола встала и открыла шаткий и трескучий платяной шкаф. Как она и надеялась, перед ней предстало зеркало в полный рост. Пыльное и пятнистое, лишённое серебра кое-где, но его было достаточно. Нола сбросила одежду и ступила обнажённая перед стеклом, мерцая, светясь, поворачиваясь и так и сяк, она изучала своё тело.

Её живот устроил ей конкурс талантов для услады глаз.

Крошечные формы играли вдоль её левой руки, на внутренней стороне чуть ниже локтя. Она присмотрелась. Формы складывались из чисел: падающие торговые показатели.

Лица вспыхивали, исчезали, вспыхивали снова на каждом запястье, каждое лицо в диалоге, охватившем пространство между её ладонями. Когда она разводила руки, голоса слегка усиливались в громкости, чтобы преодолеть разрыв.

Вокруг её правого бедра пролегла магистраль, вдали, спеша, скрылась из виду машина.

Нола повернулась к зеркалу спиной, чтобы увидеть свою левую лопатку, расцвеченную живыми пышными яркими цветками на фоне высоких вьющихся стеблей травы. На лепестках в поисках нектара роились насекомые. Вероятно, садоводческое шоу.

У каждой программы было собственное звучание — тихое, все они теперь слились в мягкий настойчивый гул.

Её шея получала новости из дальних стран — росла угроза войны.

По одной груди протянулись заусенцы и укусы Купола Удовольствий, сновиденные мысли Мелиссы вырисовывались на изгибах плоти. Другая грудь пылала аркадной игрой, это место пестрило каскадами монет, тёплых от музыки.

Теперь мультяшный кот гонялся за своим закадычным желтопёрым врагом, круг за кругом вокруг её живота, перебегая с одного бока на другой в своей круговой прогрессии.

Нола улыбнулась, она не могла сдержаться.

Она ожила картинками.

Здесь был коже-кинотеатр, создающий искусство.

Инфекционизм.

В один момент она наблюдала себя со стороны, как зритель; в следующий — она схлопнулась в себя и почувствовала, как изображения выжигаются, барабанят и скользят по плоти. Царила путаница. И всё же, в баре ей удался некоторый контроль. Сможет ли она повторить это, узнает ли новые методы?

Нола глубоко вздохнула.

Действуем осторожно. Концентрируем волю.

Поехали.

Вот оно. Начинается. Щёлканье и шум в голове по мере того, как она переключает собственные каналы. Случайные хиты. Дрожь. Нечёткая статика, пятна помех, где сигналы сталкиваются и мгновенно выпадают прочь, боль от этого. Горение кожи. Клик, клик. Канал 9, Канал 24, Канал 57. Двигаемся дальше, за пределы нормальных волн. Подхватывая радиопрограммы, вызовы такси, полицейские передачи, гражданскую полосу, спутниковые импульсы. Веб-взрывы, флекситексты, случайные вводные данные от совершенно незнакомых людей, шиммеры из Шиммертауна, ВиДи-всплески. И кроме того, призрачные голоса на увядающем краю спектра, кликкск, рисунки меняются в унисон со звуками.

Нола кожезагружалась.

Она пытается контролировать волны трансформации, — неудачная попытка, клксккз, падение, неудачная попытка, зксттикскт, её плоть оборачивается сплошной телесной поверхностью, площадкой хаоса. Перегрузка картинками, порезами плоти, лицами, ногами, пистолетами, погонями, прогнозами погоды, морскими бурями, взрывами бомб, поцелуями молодых любовников, руки на плоти, карты, планета Земля из космоса, вращающаяся в тандеме с луной, снова целуются, зкксикскк, весь её телесный экран струится потоками различных сигналов и загрузок, звукового и визуального беспорядка, сложного, жгущего её кожу, теперь покрытую потом. Нола теряется в каждом моменте, растекающемся по каталогам её плоти, тканей, плавящихся от шума, цвета и влажности, вен, затопленных изображениями, кликксзк, её ум мягок, словно звёзды, заполнен дымкой: тень статических импульсов, боль мышц, сетевой гул, воспламенение, шипение, зклик, ззххмммкст, ксклик, зклик, кхклик, кхксзкикикхз.

Потеря дыхания.

Глазам больно от пестрения и слёз.

Помутнение.

Её ум включался, выключался.

Вкл… Выкл…

Щелчок вкл и выкл.

ВКЛ

ВЫКЛ

Её руки надавливают на живот, на бёдра, груди, предплечья, вгрызаются, царапают. Клик. Кликкк. ВКЛ. Фзззт. ВЫКЛ. Ктч. Зкскст. ВКЛ! Кттрв. Выдернуть распоясавшиеся образы, оторвать их от себя! Ксззт. Ктик. Ззскскт. Кктич. Разрывая изображения с экрана своей кожи, она испытывала единственное желание — освободиться от всего этого, снова стать чистой. Руки вгрызаются, вгрызаются. Клиик, ткскликкк, клик, кзксксикиклк. Кровь. Толчок. Клкик, кккикзкс. Нервный скачок, а затем из неё, из её тела, вырывается крик, и теперь все картинки вдруг дробятся человеческими лицами, все как один, сто ртов крупным планом, красные пасти с зубами, все они кричат. И сама она. Её собственный рот, этот единственный настоящий красный влажный рот, присоединяется к общему крику.

Архххгххшиирххххххх!

Она падает на пол, на колени, руки поднимаются, чтобы обхватить лицо.

Она выкрикивала. Каждый голос.

Рёв!

Аххфгрхххазжнхххжаргннкксжххххжхххххх!

Бац.

Чей-то кулак о стену. Нет, не о стену. Дверь. Кто-то стучится в дверь, гулко. Требуя быть впущенным.

Уходите.

Голос Нолы, простой вдох. Шёпот.

Пожалуйста. Уходите…

Стук продолжался.

Теперь другие голоса. Снаружи.

Ну почему мне не дают покоя? Почему не оставят меня?

Звук поворота ключа в замке.

Нет!

Нола пыталась встать, подняться на ноги, натянуть какую-то одежду, простыню — хоть что-нибудь.