Она не могла успокоиться.
Джордж был уверен, что сейчас ей нужно уйти. Вот и всё. Это выражал взгляд, который она видела в его глазах тогда, в квартире. Увольняющий.
36. 36. 36.
Но у Нолы всегда было на уме нечто большее.
Она пришла сюда для жизни. Факт. Она была следующей Джио, следующей Бэникой, следующей Йони-Йони, следующей девушкой-звездой, следующей и следующей, и следующей, всеми, воплотившимися в одну. Не какой-нибудь мимоходной игрушкой, дёргающей струны и слышащей только своё пение! Нет. Нола была воплощением своей же мечты, годы тяжёлой работы, шаг за шагом прокладывая будущее, никогда не сворачивая с пути, никогда не уступая. У неё были песни, собственные песни, которые она споёт однажды, песни, которые повергнут мир в трепетное молчание.
Факт.
Нет. Не отступать. Она сделает это.
Здесь и сейчас
одна, отверженная
ради себя.
Нола Блу. Одна и единственная!
Одна и чёрт возьми единственная!
Проложит путь!
Всё, чего она желала в юности, когда ещё была ребёнком с дешёвой пластиковой клавиатурой, в сражениях за добычу стихов и мелодий, за все эти сумасбродные образцы и перемены, происходящие в её уме.
Девятилетняя, светящаяся и сверкающая.
Нола! На какой ты позиции? Нола, детка!
По улице приближалась компания гуляк — все смеющиеся и радостные.
Нола отвернулась.
Голоса.
Так какой номер?
Тридцать шесть, детка. Тридцать шесть!
Тридцать шесть и ускоряющееся падение.
Её язык заворочался во рту, увлажняя дёсны. Появился странный металлический привкус. Теперь у неё начали зудеть руки. Её череп загудел шумами.
И вот она стояла там одна, ожидая, когда пройдёт этот момент.
Нола моргнула.
Её ногти скребли ладони.
Сигналы тела.
Начиналось это болезненно, но сейчас, когда шум в голове набрал высоту, она стала ощущать его по-другому. Звук звучал чисто и правильно. Он точно резонировал с её кровью, её костями. Её плоть засветилась внезапным желанием. Звук заставил её захотеть танцевать, упасть в чьи-то объятия, незнакомые объятия.
Тело право. Тело знает.
Тело поёт!
Нола пружинила и звенела, шаг за шагом.
Нуждаясь в уединении, она укрылась в переулке.
Узко. Темно, грязно. Шорох чего-то удаляющегося. Запах подгоревшей пищи, объедков. Клубы серого дыма из вентиляции. И вдруг голос Нолы вырвался из горла — непрошенный, наполняющий её голову сияющей силой любви,
вслух,
полумелодичный:
Нет блюза такого, как блюз самоцветов.
Строчка снизошла на неё как есть, пока она стояла там. Но что это значило? Ах, да: увидев собственное лицо на анимационном дисплее ранее, проецированные глаза, мерцавшие этим неестественно голубым.
Ещё раз:
Нет блюза такого, как блюз самоцветов, сверкающих
Искрами ночи
(Хороший мотив, лучше, чем в тот раз.)
Нет блюза такого, как белой луны сиянье
С неба вниз разливающееся
(И повтор. Здесь, вероятно, транспонирование[1].)
С неба вниз разливающееся
Искрами ночи
Сны рассыпающее.
Ничто не важно. Только пение. Как она любила когда-то — в пределах спальни, только пение для себя, записи стихов такими, какими они к ней приходили. По большей части абсурдная поэзия, с редкими двухстрочными фразами, звучащими более чем неплохо, заставлявшими её задуматься — откуда они взялись. И только ухватив и удержав их, а тогда нацарапав слова, думала: Я могу это, я действительно могу! И где раньше не было ничего — теперь была песня, или полпесни, или четверть песни.
Снова. Продолжаем:
Нет блюза такого, как полуденная новость,
Падения, торможения.
(Нет, лажа. Давай! По новой.)
Нет блюза такого, как царь и царица,
Зовущего, падая
С неба вниз сгоревшими звёздами
(Пой!)
Искрами ночи
Зовущий к любви…
(Нет, клише)
Зовущий влюблённых
(Да!)
Ночной искрящийся блююююз самоцветов
Зовущий влюблённых повсюду
Зовущий…
О…
Нола остановилась.
Тени шевелятся.
Шум ниже по переулку.
Фокус:
На неё глазел мужчина с того места, где он сидел, сползший по грязной стене. Глаза затуманенные, влажные. Мутные от алкоголя. Но одет был в смокинг, накрахмаленную белую рубашку, чёрный галстук-бабочку.
— Чего вы хотите? — спросила Нола.
Сначала ответа не последовало. Затем, благородный акцент:
— Это красивая песня, любовь моя.
Нола заколебалась.
— Я просто… Ну, знаете, придумывала это на ходу.
— Вам стоило…
— Что? Не расслышала.
— Вам стоило бы зарабатывать этим на жизнь.
Нола засмеялась.
— Думаю, да. Я постараюсь.
Мужчина протянул в её сторону бутылку красного вина. Улыбнулся.
— Ваше крепчайшее здоровье.
Нола ушла, поймала такси и отправилась назад за реку. Ночной цветущий город наркотиков и кристаллов, специй и духов, неоновых танцоров и электрических страстей мерцал в воде, перевёрнутый.
Теперь она чувствовала себя лучше, на пути к чему-то пока невиданному.
Только продолжай петь, это всё, что надо. Да.
Рот, губы, язык, музыка, слова, смыслы.
Приходить к людям. Касаться их.
Её лицо в окне такси… полупрозрачно отражённое… Обочина, виднеющаяся сквозь образ.
Звон в её голове ещё не исчез,
но теперь тихий,
атмосферный.
Мерцание её глаз в ритме с уличными огнями по мере их мелькания, один за другим.
Жёлтая натриевая дымка.
вспышка
мерцание
вспышка
мерцание
Лёгкая боль в животе.
Внезапный холод.
-2-
Квартира была пуста, вытерта и отполирована, совершенно непринуждённая, успокаивающая, искусно ухоженная. Сверкающая там, где она должна сверкать, матовая там, где должна быть матовой.
Тишина.
Нола стоит в центре комнаты, глядя слева направо снова и снова.
Как странно…
Все привычные предметы — на виду, обычная мебель. Гладкое пластиковое покрытие стульев, тёплое под её пальцами, красные и золотые круги на рисунке ковра, хорошо подобранные картины, разбросанные журналы. Приёмник плексивизора ожидает на своей полке, под экраном. Всё на своих местах. Стены декорированы теми же узорами и тенями, что и раньше. Так что же…
Откуда это внезапное чувство, что она по ошибке зашла не в ту квартиру?
Нола затаила дыхание.
Ждёт.
Надеясь, что когда она снова вдохнёт, всё встанет на свои места.
Ждёт…
Вдох.
Нет, чувство осталось.
В окне гостиной мерцает в синей темноте река, подсвечиваемая проплывающими лодками.
Апартаменты Нолы занимают пол-этажа в башне-новостройке. Из окон открывается вид на город. Рядом располагаются другие жилые блоки и комплексы, где живут другие состоятельные люди, живя в роскоши, заслуживая того или нет. Горели окна или нет, единицы и нули. Код жизни и сна, пребывания дома и вне дома. Глаза Нолы пробегают по видам. Шторы задёрнуты, шторы раздвинуты. Люди поодиночке или парами. Нет семей как таковых. Здесь не место для детей. В нескольких обозримых комнатах пляшут цвета на экранах или курсируют из комнаты в комнату и обратно фигуры. Юная пара сидит на диване, они смеются.
Нола смотрит на них.
Они приближаются друг к другу,
играя в игру, дразнясь…
ближе
в поцелуе.
Ах… этот момент…
Нола изучает страсть.
К ней вернулась песня — та, из переулка. Три ноты поднимаются, потом нисхождение в минор. Она подхватила гитару и попыталась вспомнить, как она звучала.
