Нола заказала ещё выпивки, того же самого.

Ей было всего двадцать три. Ещё полно времени, времени жить. Вера не покидала её ни на минуту, ни во сне, ни наяву.

Мне так хочется

Мне хочется

Узнать

Узнать тебя

Мне хочется (мне просто хочется)

по-настоящему

(Как там дальше, чёрт? Сконцентрируйся!)

Мне хочется узнать по-настоящему, тебя НАСТОЯЩЕГО

Всего тебя

Мне только хочется КОСНУТЬСЯ тебя, только (хочется) коснуться тебя, тебя НАСТОЯЩЕГО

Мне только хочется…

Это было неплохо, правда? Или нет?

Как ей узнать?

Слова, слова. Ей давали петь эти слова, и она их пела. Тело и душа, всё, что у неё было, губы, плотно и тепло прижатые к микрофону, тот придыхающий шёпот, который все в ней любили, который пародисты подхватили с первого сингла, который люди копировали на улицах, подпевая в пабах, на вечеринках, по всему миру.

— Всё дело в музыке, Нола. Так обычные люди, простые работяги выпевают свои сердца в песнях о фантазиях, потерях и любви. Так они живут, двигаются и дышат — в ритме с музыкой.

Джорджи Бой снова говорит, конечно, вся его философия в полной боеготовности.

Время, теперь время сойти?

Мне хочется по-настоящему узнать тебя НАСТОЯЩЕГО.

Всего тебя.

Чёрт. Иногда ей хочется просто потянуться и поцеловать музыку в губы и… и… и… и ОБНЯТЬ музыку за шею и СЖИМАТЬ! Пока, пока…

Нола достала свой баг и набрала его номер.

Нет ответа.

Она позвонила своей помощнице и сказала:

— Кристина, привет. Мне нужно, чтобы ты нашла Джорджа.

— Нола? Где ты?

— Что?

— Где ты?

— В баре.

— На публике? — Эта нотка тревоги в голосе.

— Я в безопасности.

— Ты пьёшь?

— Разумеется.

— Среди людей твоего сорта?

Нола огляделась, рассматривая контингент.

— Мне подходит.

Затем пауза, прежде чем Кристина сказала:

— Я волновалась, Возвращайся домой. Мне не понравился твой голос.

— Всё в порядке. Я выше этого. Ты ещё у меня?

— Нет.

— А где?

— Я дома.

— Джордж с тобой?

— Нет.

— Где он? Он не отвечает.

— Я не знаю.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Правда, Нола. Всё хорошо.

— Что он сказал, когда я ушла?

— Не много.

Она темнила. Нола чувствовала это.

— Кристина, ты должна мне помогать.

— Да. Ты знаешь, я всегда…

— Я этого не чувствую. Скажи мне правду.

Тишина на линии, мгновения статических помех.

Затем голос Кристины, спокойный, обнадёживающий:

— Почему бы тебе не заглянуть ко мне, Нола? Долго обстоятельно потрепёмся, как в старые деньки. Накуримся. Я могу выцепить пару ребят, что скажешь?

— Я в порядке.

— Ты уверена? Мы можем проработать это в компании. Зови это терапией.

— Крис. Мне нужно поговорить с Джорджем. Это личное.

Кристина молчала и дышала в трубку.

— Мы уже проходили это, ты же знаешь? В другие годы, с другими девчонками и парнями.

— Правда?

— Это спад, всего-то.

— Спад? Правильно. И насколько мы низко?

— Не бери в голову.

— На какой мы позиции?

Пауза. Затем спокойное:

— Тридцать шесть.

Нола вздохнула, услышав это. Она оборвала связь.

Тридцать шесть…

Проклятье.

Это был прогноз рейтинга, основанный на зарегистрированных продажах, общих показателях прослушиваний через все СМИ, количестве изображений, индексах узнаваемости имени, зафиксированных незаконных загрузках, газетных сплетнях, графиках распространения сплетен, информации, поступающей от ищеек слухов и сарафанного радио, — целый безумный паноптикум сжат в маленький наглядный экстракт информации.

Номер.

Вот, к чему это сводилось.

Нола была ошеломлена.

Тридцать шесть. Слишком низко.

Она поговорит с Джорджем завтра, расскажет ему, что ей нужно выбраться, сделать какие-то появления на публике, но на этот раз живой, петь живьём, без кривляния, с настоящей группой, без фонограммы. Шшшипы и рррыки штырей в разъёмах, пальцев на струнах, неправильные ноты, промашки. Контакт. Может, мы сможем сделать что-то хорошее прежде, чем рейтинг опубликуют.

Только один выход, Джордж. Только один.

Вот, что она должна сказать.

Да. Это хорошо. Надо запомнить.

Будь сильной. Борись.

Нола прикончила выпивку и покинула клуб.

Уличный воздух. Холод, потом снова тепло в лицо, по мере приближения неона. Она увидела идущего на неё мужчину с камерой в руке, и отшатнулась от него. Но он прошёл мимо, его объект был в другом месте, линзы фокусировались на других восторгах.

Нола прошла дальше, держась теней, слепых пятачков среди красок и вспышек города. Гигантское анимированное изображение поднялось над улицами. Её собственное лицо, спроецированное высоко вверх, двигавшееся, составленное из света, из денег и желания. Лицо Нолы. Глаза Нолы сверкают. Размытые. Потом серебро. Самоцветы-глаза. Имитация глаз.

Нола уставилась в лицо из осколков и звёздной пыли.

Порой всё это кажется сном, сном из звёздной пыли и краснодорожной магии, и одним серым утром я проснусь снова там, откуда я начинала, одна, в старом городке.

С другой стороны улицы пьяные подростки выкрикивали её имя. Девочки, каждая из них.

Нола! Эй, Нола Блу!

Она помахала в ответ, вдруг благодарная за узнавание.

Но что это они говорят? Их голоса звучат насмешливо. Будто они уже знают, даже когда еженедельные рейтинги ещё не опубликованы. Они кричат о её музыкальной смерти, зоне свалки, упадке, проигрыше, никчёмной безвестности вне игры, вне времени.

В наши дни все всё знали, опережая оплаченные каналы.

Все в теме.

Нола! Нола!

На какой ты позиции?

Нола-детка!

Где ты стоишь? Какой твой номер?

36, детка!

36!

Нола уставилась на девчонок. Они смотрели в сторону. Теперь пустые взгляды. Тихие голоса.

Они вообще с ней разговаривали?

Нола дрожала.

Девочки смеялись, отпуская фразочки направо и налево, радуясь миру в целом, мальчикам и музыке, и гламурным покупкам, и всяким ожиданиям. Их телебаги светились люминесцентно-голубым и жёлтым и пели флекситекстовые мелодии, танцующие точками света над экранчиками.

Подойди-ка, милый, ударь в мой барабан.

Вот идут девочки, прогуливаясь, напевая песню, другую песню, новую песню. Чью-то ещё песню. Может, большинство из них будущие вокалистки или танцовщицы, их имена и мечты ещё ничтожно малы, они находятся в самом низу многочисленных списков ожидания шоу талантов.

Если нет в тебе запала, — ты не подойдёшь.

Нола почувствовала себя вялой. Разбитой.

Зксссстттт…

Странный жужжащий шум в голове. Больно. Настойчиво. Остро. Будто какой-то звонок проник в череп и что-то в нём облучал с другой планеты.

Что она могла поделать?

Эти дети были всего несколькими годами младше неё, и уже со своей модой, своим сленгом, даже своими особенностями в причёсках, они все были инопланетными артефактами. Однажды, несколько недель назад, она даже могла назвать их своими фанатами. Но не сейчас. Ничто не может пользоваться признанием вечно. Музыка прогрессировала, сжигала себя до искр, в пыль и пепел на дороге, утыканной шипами, и Нола всегда любила этот аспект, этот безумный, стремительный порыв блеска, никогда не успокаивающегося в погоне за самим собой. Но сейчас. Была ли она слишком медленной, чтобы удержать высоту, такой медленной, что её крылья опалило пламя? Публика смотрела в другую сторону, а здесь была она, ставшая низкорейтинговой, всего лишь на третьем своём релизе.

Числа перемешались, как и должны были. Что-то заглючило в системе.

36.

36.

36.

Большинство артистов, выпущенных из стойла Джорджа Голда стабильно имели минимум по полдюжины хитов до того, как начинался их песенный спад, медленный уход в тишину и темноту. Нола почти слышала разговоры диджеев с уже оформленным презрением: И взбираясь со скрежетом к нам на этой неделе выходит Нола Блу с «Мне так хочется чувствовать (тебя настоящего)». Дорогие мои, Бэйби Блу, набирая скорость, споткнулась о лежачего полицейского.