Она знала, что эти же картинки сейчас вспыхивали на её животе. Она чувствовала их там, но не хотела смотреть на них, нет, пусть они испарятся, пусть умрут, пусть все картинки умрут.

Последний человек на планете спускается по пустынной улице. Воздух влажный, удушливый от жары. Костлявая чёрно-серая человеческая тень следует за ним на расстоянии, отдельно от тела.

Разбившийся космический корабль в центре Лондона. Люди разбегаются в ужасе.

Картинки, украденные с кабельного вещания, из фэнтези, из хорроров, из научной фантастики.

Из круглосуточных реалити каналов.

Женщина среднего возраста смотрит на себя в зеркало. Она говорит, но сигнал теряется в шуме, в жаре и пыли. «Я чувствую себя грязной, мерзкой… все эти камеры… весь день… всю ночь… так много глаз… трогают меня… трогают…»

Кристина добралась за полчаса. Она не могла поверить в то, что увидела.

Нола: валяющаяся под стеной, лицо закрыто, волосы мокрые и взлохмаченные. На ней свободно болталась порванная распахнутая рубашка. На ковре перед ней лежал пустой стакан для виски.

Кристина нагнулась, привела Нолу в сидячее положение.

— Давай, детка. Вот так.

Нола попыталась запахнуть рубашку, но Кристина уже увидела что-то необычное там, в складках, на коже.

Что там за травма, какая-то рана?

Тихо произнесла:

— Дай-ка, я взгляну.

И она нежно потянула рубашку Нолы, полностью открыла, рассматривая синяк, который пролегал внизу, сочась ярким пятном цветов, растягиваясь поперёк живота Нолы.

— О Боже, Нола. Кто это с тобой сделал?

Тишина.

— Как такое получилось? Тебя кто-то ударил?

Нола покачала головой.

— Ладно. Ты же не сама это с собой сделала?

Опять нет ответа. Но теперь Нола попыталась встать, говоря:

— Посмотри на меня, Крис. Смотри внимательно. — Она глубоко вдохнула, успокаивая себя. — Скажи, что ты видишь.

Кристина смотрела на синяк.

Цвета и заполненное ими пространство резали глаза. Вначале была видна всего лишь рана. Но вскоре ушиб изменился, очертания и расцветка приняли новую форму. Кроме того, можно было расслышать звуки, ещё тихие, но нарастающие. И вдруг из кожи прозвучал голос, и далёкий приглушённый голос отозвался ему в ответ.

Кристина закрыла глаза.

Она вспомнила своё собственное время на телевидении, на его примитивной версии — её великий шанс преуспеть. Она снова почувствовала жар камеры, шипение и жжение кожи. Капли пота. Нервы на пределе. Она вызвала в памяти собственное изображение, транслировавшееся, подвергавшееся смотру, пущенное по нации, не нашедшее спрос. Тянулись долгие минуты, казалось, лицо тает под резким светом, каждая пора, малейшее пятнышко бросаются в глаза, все грехи выставляются напоказ, разоблачённые, тело открывается на всеобщее обозрение. Всех людей, с которыми она когда-либо спала, получала удовольствие, где бы оно ни было, от момента к моменту. Ещё не было тогда в её жизни Джорджа Голда. Одна. Так много выпивки, так много наркотиков. Приплюсуйте это для полноты картины. Свет ловит её, просвечивает рентгеном душу. Такая плохая, такая плохая-плохая. Камера наезжает, ближе. Дыхание перехватывает в горле. Паника. Одна рука теребит крестик на шее, другая потрясает текстом. Сосредоточься, продолжай читать. Приклей его, что ли, твою мать. Говори свои реплики. Держи…

Уберите от меня эту ёбаную машину. Вырубите её нахер.

Она выскочила со съёмок дрожащей, вся в холодном поту. Никогда больше. Никогда.

Она читала местные новости, смотрела второсортное кабельное. Вот и всё. Выставки цветов и предупреждения о мелком затоплении. Номера просматриваемых ею каналов начинались с сотого.

Но сейчас. Та же паника.

Кристина почувствовала слабость.

Комната накренилась.

— Видишь это? Ты видишь? — спросила Нола.

Она подняла взгляд на пульсирующее лицо певицы и опять перевела его на живот.

Синяк мерцал, транслируя чары.

Кристина видела лица, глаза, наполненные мольбой, рты, двигающиеся в бесшумной молитве.

Теперь крошечная картинка деревушки, улицы заполнены паломниками. Они несут по извилистой дорожке статую Девы Марии. Ветреный день, бриз обдувает статую. Кто-то споткнулся — один из нёсших.

Богоматерь Крови и Теней упала.

Толпа ахнула, коллективный вдох застыл в тишине, а затем выдохнув разразился слезами. Люди на коленях просили прощения по-испански, молитвенно сложив перед собой руки, бормоча как один.

Кристина напряглась, чтобы разобрать слова. Нет, ей нужно было приблизиться.

— Я же не… — сказала она. Заколебалась. — Я же не, ну знаешь, не подхвачу это от тебя, правда? Нола? В смысле, это ведь незаразное?

— Не знаю. Правда, не знаю.

Кристина перевела дыхание и прислонила ухо прямо к тёплому влажному животу.

Тело Нолы среагировало на человеческое присутствие, на его близость. Её кожу покалывало. Странно, но ей стало уютно. Было приятно таким вот образом доставлять удовольствие, посылать сигналы, получать эти сигналы и понимать их. Она стала передающим объектом. Предмет, на который следует смотреть. Что-то в этом было утешительное.

С Кристиной разговаривали голоса:

Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Jesus.[5]

Эффект был успокаивающим, баюкающим, но только это настроение было достигнуто, как вмешался другой звук. Люди ликовали и неистовствовали. Кристина встала. Рот открылся, глаза округлились. На лице был написан страх.

На животе Нолы разыгрывался миниатюрный футбольный матч.

…и теперь, когда до завершения основной игры остаётся всего семь минут, какой же фокус вытянут Юнайтед из своего красно-белого мешка с трюками…

Кристина, не думая, отошла на несколько шагов назад от увиденного, от жуткого зрелища.

Нола следила за её отступлением, и ей хотелось сказать, выкрикнуть вголос: Нет, пожалуйста, Кристина. Не пугайся меня! Но она не могла, она могла только молчать и созерцать выражение шока на лице своей помощницы. Зная теперь, что Кристину воротит от увиденного на её теле.

Нола мягко заговорила:

— Включай плексивизор. Давай.

Кристина повиновалась.

— Теперь пощёлкай каналы.

Экран замельтешил картинками и звуками.

Клик, фзипп, этим утром, спек, пппоп, кряк, отвали, шурш, навсегда, салонемашины, сксзксктт.

— Что-то не так, Нола. Ловит ужасно.

— Продолжай.

Фрагменты прыгали и дрожали.

Пока Кристина наконец не остановила свои поиски. Теперь она перевела взгляд с экрана на тело Нолы и обратно. Та же картина тех же истекающих минут того же футбольного матча, точно та же игра проявлялась на коже. Синхронно, в реальном времени. Момент за моментом, удар за ударом, пасс за пассом. Мяч влетел в сетку одновременно на обоих объектах — на машине и на плоти.

Гол!!!

Кристина стала переключать дальше, пока не нашла ту же испанскую деревушку, что и раньше, тех же паломников. Статуя была снова водружена, процессия продолжила свой ход.

— Теперь ты видишь, Кристина? — Лицо Нолы налилось кровью, жизнью, энергией. — Моё тело стало каким-то приёмником. Антенной. Я ловлю сигналы, движущиеся через эфир. Медиаволны. Изображение. Звук.

Кристина углядела в этом точку срыва, грань сумасшествия, и теперь физический вид экрана кожи лишь усугубил эту догадку. Вот. Вот доказательство.

— Тебе нужна помощь, Нола, — сказала она. — Позволь помочь тебе.

Нола уставилась перед собой. Тело трясло.

Кристина зажмурила глаза и подождала, пока загорится свет.

Свет не загорелся.

Глаза открылись, увидев ту же сцену, ту же Нолу, ту же женщину со своим мерцающим картинками животом.

— Я не знаю, что это, — сказала она. — Ничего подобного никогда не видела. Но что-то мы можем сделать. Нужно поехать к врачу, в больницу.