Старик помолчал, поправляя тлеющие угли длинной палкой.

— Дед рассказывал, что когда-то давно в нашей деревне жил рыбак, который родился и умер в один и тот же день года, с разницей в 88 лет. Люди говорили, что он замкнул круг жизни, и душа его не ушла в другой мир, а осталась хранить наш берег от штормов. Поэтому мы всегда помним и чтим как день рождения, так и день ухода — это не просто даты, а напоминание о том, что жизнь циклична, как приливы и отливы океана.

После истории Такеши-сана кто-то затянул весёлую рыбацкую песню, которую подхватили остальные. Простая мелодия с повторяющимся припевом о лодке, танцующей на волнах, и рыбе, играющей в лучах утреннего солнца, наполнила вечерний воздух радостью и беззаботностью.

"Старый рыбак выходит в море,

Когда звёзды ещё не погасли.

Его лодка танцует с волнами,

А сети полны серебристых надежд.

Эй-хо, эй-хо, рыбак и море!

Эй-хо, эй-хо, вечный танец волн!

Рыбак знает все тайны прилива,

Он слышит, о чём шепчут ветры.

Его жизнь — между небом и морем,

Его дом — там, где встречаются волны и берег.

Эй-хо, эй-хо, рыбак и море!

Эй-хо, эй-хо, вечный танец волн!"

Даже обычно сдержанный Акира отбивал ритм ладонями, а Мидори удивила всех чистым, сильным голосом, ведя вторую партию.

Акира получил долгожданное сообщение и, сияя, отошёл в сторону, чтобы ответить. Юки и Харука помогли Такео собрать остатки пикника. Джин и Мичи, как опытные костровые, занялись тушением огня.

Такеши-сан тяжело поднялся с камня и подошёл к Хироши.

— Спасибо за компанию, молодой человек, — сказал он. — Хороший у тебя выдался день рождения. И хорошие друзья. Храни их.

— Обязательно, Такеши-сан, — искренне ответил Хироши. — И спасибо за подарок и истории. Я буду беречь и то, и другое.

Старик кивнул и медленно побрёл в сторону тропинки, ведущей в городок. Его фигура, силуэтом выделяющаяся на фоне ночного неба, казалась символом всех тех поколений, которые жили здесь до них, у этого самого океана, под этими же звёздами.

Хироши остался на пляже с Мидори. Они сидели на песке, глядя на угасающие угли костра и слушая ритмичный шум волн.

— Ты загадал хорошее желание? — спросила она, нарушая уютную тишину.

— Думаю, да, — ответил Хироши. — А ты?

— Загадала то, чего действительно хочу, — просто сказала она.

Они снова замолчали, но это было то особое молчание, которое комфортно разделять только с очень близкими людьми. Без необходимости заполнять его словами, без неловкости, просто тихое совместное присутствие.

— Знаешь, — наконец произнесла Мидори, — я никогда не думала, что однажды буду сидеть на пляже с бывшим токийским офисным работником и чувствовать, что это самое правильное место и время во вселенной.

Хироши повернулся к ней и увидел, что она смотрит на него с той особенной улыбкой, которую, как он начал замечать, она приберегала только для него.

— А я никогда не думал, что потеря работы может привести к обретению всего остального, — тихо ответил он.

Её рука нашла его руку на песке, и их пальцы переплелись в естественном, почти инстинктивном жесте. Прикосновение было тёплым, уверенным, обещающим.

— С днём рождения, Хироши, — прошептала Мидори.

И в этот момент, под звёздным небом, с шумом волн в ушах и теплом её руки в своей, Хироши почувствовал, что его желание, отправленное с фонариком в тёмные воды океана, уже начинает сбываться.* * *

Вернувшись в своё бунгало поздно вечером, Хироши аккуратно расставил полученные подарки. Компас от Кейты занял почётное место на его рабочем столе. Браслет от сестёр он решил не снимать — плетёные кожаные шнурки и маленькие ракушки приятно ощущались на запястье, напоминая о друзьях. Кружка от Акико и кофейный набор нашли своё место на кухонной полке. Картина Мидори была бережно повешена на стену напротив кровати — теперь это будет первое, что он увидит, просыпаясь каждое утро.

Деревянную фигурку от Такеши-сана Хироши поставил на маленький самодельный алтарь, который соорудил в углу комнаты по совету Джина — место для созерцания и медитации. Там же лежал манэки-нэко, привезённый из Токио и мамина чашка с горой Фудзи.

Он сел на край кровати, взяв в руки блокнот, служивший ему дневником. Хироши долго смотрел на чистую страницу, пытаясь подобрать слова, которые могли бы отразить всю полноту этого дня, всю глубину его чувств.

"15 ноября, — наконец написал он. — Сегодня мне исполнился 31 год. Впервые в жизни я праздновал день рождения не как формальный повод для поздравлений, а как настоящий праздник. Океан, друзья, традиции этого места — всё сложилось в идеальную мозаику момента, который я буду помнить всегда.

Разговор с родителями был непростым. Отец всё ещё не понимает мой выбор, и это причиняет боль. Но я начинаю принимать, что мы просто разные люди с разными представлениями о счастье. Мама, кажется, начинает понимать, и это даёт надежду, она всегда и во всем поддерживала меня.

Такеши-сан, этот удивительный старик, напомнил мне о важности корней, традиций, связи с прошлым. Его истории об океане заставили меня задуматься о том, как много в мире вещей, которые мы, горожане, перестали замечать и ценить.

Видеть счастье Кейты и Акико — настоящий подарок. Они нашли друг друга, и теперь делают следующий шаг. Их отношения напоминают мне, что иногда нужно просто довериться потоку жизни.

А Акира... кто бы мог подумать, что наш вечно занятой бизнесмен способен так светиться от простого текстового сообщения? В этом есть что-то невероятно трогательное и человечное.

И Мидори... Её присутствие в моей жизни становится всё более значимым. То, как она смотрит на мир, как замечает красоту в самых обычных вещах, как умеет слушать не только слова, но и молчание — всё это делает её особенной. Её рука в моей сегодня вечером ощущалась так правильно, так естественно.

Я не знаю, что принесёт мне следующий год жизни. Но впервые я не боюсь неизвестности. Я открыт будущему, открыт новым возможностям, открыт любви. Мой фонарик уплыл в океан, унося с собой желание, которое я боялся даже признать самому себе. Теперь оно произнесено — не вслух, но в сердце. И этого достаточно."

Хироши закрыл дневник и положил его на прикроватную тумбочку, рядом с книгой "Икигай". Он лёг на кровать, глядя на картину Мидори, освещённую мягким светом луны, проникающим через большое окно.

На картине он был таким, каким себя никогда не видел — свободным, сильным, уверенным. Таким, каким он становился здесь, у океана. Таким, каким видела его Мидори.

С этой мыслью и с улыбкой на губах Хироши закрыл глаза, готовясь к первому дню своего нового года жизни. Сон пришёл быстро, под убаюкивающий шум волн за окном — верный спутник всех его ночей в этом маленьком бунгало у океана, ставшем настоящим домом.

Солнце медленно опускалось к горизонту, окрашивая небо в глубокие оттенки оранжевого и розового. Хироши сидел на веранде своего бунгало, потягивая холодный зеленый чай и наблюдая, как океан меняет цвета от лазурного к темно-синему, почти фиолетовому. Ветер приносил с собой запах соли и цветущей плюмерии, а шум прибоя создавал идеальный звуковой фон для размышлений.

За последние полгода его жизнь изменилась до неузнаваемости. Маленький прибрежный городок, который поначалу казался просто временным убежищем, постепенно становился домом. Хироши узнавал людей на улицах, его узнавали в местных магазинчиках и кафе. Школа серфинга Кейты стала его вторым домом, а сам Кейта — настоящим другом, каких у Хироши никогда не было в корпоративном мире.

Но больше всего его мысли занимала Мидори.

С того самого дня, когда Кейта познакомил их на пляже, что-то неуловимо изменилось в жизни Хироши. Он поймал себя на том, что улыбается, просто думая о ней — о ее золотистых глазах, которые, казалось, меняли оттенок в зависимости от освещения, о ее непринужденном смехе, о том, как ветер играл с ее волосами, когда она сидела на песке с этюдником.