— Добрый день, Кирилл, — доктор со стальными интонациями улыбнулся мне, тон его неожиданно стал почти ласковым. — На что-нибудь жалуетесь?

— На жизнь, — пробормотал я. — Бьет ключом, и, что характерно, всегда по голове.

Врач коротко улыбнулся — скорее, потакая больному, чем заезженной шутке — и серьезно ответил:

— Вот голова у вас как раз цела, в нее ни разу не попали. Вы везучий парень! Думаю, теперь все у вас будет хорошо, — еще одна профессиональная улыбка.

— Угу, я вам верю, — сказал я честно. В самом деле, раз я жив и в сознании, значит, Проклятье меня не уничтожило, а раны рано или поздно заживут — регенерация ведь.

— Какие у меня ранения? Когда я смогу вставать? — спросил я.

Если судить по моим воспоминаниям, в меня как минимум несколько раз попали. И раз я отключился, значит, была серьезная кровопотеря. Регенерация, видно, сперва справлялась, потом перестала. А в таких случаях, как я читал, дети-волшебники просто исчезают. Или их исчезает Проклятье. Даже тогда, когда их можно было бы спасти силами современной медицины. Правда, критериев, от которых зависит исчезновение, не знаю, их нигде не публикуют.

Но если со мной такого не произошло, стало быть, регенерация продолжает работать и подлатает меня рано или поздно. Свистопляс упоминал, что после неудачной драки с чудовищем отлеживался дня два. Я все-таки в медицинском учреждении — как сказала мама, в госпитале, значит, в военном? — так что дело должно идти бодрее, но и помяло меня посильнее.

А, ладно, чего гадать, будем надеяться, этот врач-рвач не будет играть в веселую игру «убереги нежную психику ребенка от лишней информации». Лучше его послушать.

— Вы сможете вставать как только мы прокапаем вам последний курс обезболивающих, — огорошил меня врач. — То есть минут через тридцать. Нет-нет, лежите! Не пытайтесь шевелиться. Нам удалось управляемо ускорить регенерацию без нарушения структуры ваших тканей и органов благодаря метакосмическому коллагену. Но технология экспериментальная, мы не знаем, как заживление влияет на болевые рецепторы, поэтому перестраховались с обезболивающими. Если вы сейчас резко встанете, неприятные ощущения могут вернуться. Также мы дали вам откровенно слоновью дозу тромболитиков на ваш вес, у них сильные побочные эффекты.

— Какой-какой коллаген? — зацепился я за непонятное слово.

— Метакосмический коллаген. Взвесь органических соединений, универсально воздействующих почти на любых позвоночных… — врач осекся. — Прошу прощения. Особое вещество, вроде геля. Его иногда добывают из коконов, которые оставляют Твари. Недавно в наш госпиталь поступила большая партия. Не до конца испытанная, но мы рискнули применить ее на вас. Говорю же, вы везучий.

— То есть слизь, которую я добыл, меня же и спасла? Надо же.

— А это вы добыли? — удивился врач, уж не знаю, по-настоящему или поддельно. — Вот уж действительно! Удача на удаче.

Помилуйте, должно же быть когда-то и умение… Ну ладно, в моем втором мире этой цитаты не знают.

— То есть без этой слизи я бы точно умер?

Врач покачал головой.

— Я не люблю гипотетические сценарии. Вы не умерли — это прекрасно. Обычно Проклятье уничтожает носителей при болевом шоке, остановке сердца или смерти мозга — вы избежали всех этих ситуаций, в том числе благодаря усилиям медиков, которые не допустили критического падения давления. А затем коллаген дал нам возможность быстро привести вас в норму, а не держать подключенным к аппаратуре, чтобы давление крови не падало. Что довольно сложно в ситуации с восемью проникающими ранениями.

Охренеть, в меня восемь пуль всадили, а я почти не почувствовал! Не знаю только, можно ли ситуацию назвать везением. Везет, как утопленнику, которого не повесили.

— А где я вообще нахожусь? — спросил я. — В городской больнице?

— В том крыле, которое военный госпиталь, — кивнул врач. — Мы опасались, что ваш гиас сработает на ночевку под крышей, но, к счастью, обошлось. А то были предложения разбить для вас армейскую палатку во дворе, но время было дорого. Ваша матушка сказала, что все будет в порядке — и оказалась права.

Ну да, мама меня хорошо знает. Знает, что я не стану чувствовать себя обязанным врачам, которые спасали мою жизнь под какой угодно крышей. Благодарным — да. Но обязанным? Они точно так же делают свое дело, как я делаю свое.

— Так уже ночь прошла?

— Да, сегодня утро следующего дня после нападения на электростанцию. Ваши раны даже с коллагеном быстрее бы не зажили… Ну вот, пока мы говорили, как раз прошло время. Сейчас позову медсестру, она отключит вас от капельницы и мы осторожно попробуем подвигаться. Сделаем кое-какие тесты, если все хорошо, то можете быть свободны.

— Что, и все? — удивился я. — Неужели никто из Службы не хочет со мной пообщаться? Да и у меня самого масса вопросов по поводу террористов…

— Кого?

— В смысле, захватчиков электростанции.

— Эти вопросы не ко мне, ко мне — по медицинской части, — профессионально дружелюбный тон врача несколько сдал, в нем послышалось легкое раздражение, стальные ноты вернулись. — Представитель Службы действительно ждет в коридоре, но для начала давайте убедимся, что вы не страдаете от побочных эффектов, что у вас нет тошноты, рвоты, спутанности создания и тому подобного. После этого делайте что хотите и общайтесь с кем хотите.

Чего это он завелся? Вроде я ж ничего такого не спросил… Ну ладно, как бы то ни было, а идея «отсоединиться» от капельниц и прочей медицинской машинерии — очень своевременная.

Медсестра действительно явилась, и следующие полчаса я послушно приседал, крутил головой, поднимал руки, открывал рот, сдал кровь и даже пописал в баночку. В общем, изображал образцового больного. Когда я сел, голова действительно немного закружилась, но очень быстро это прошло.

— Да, если бы я не видел вас вчера, сказал бы, что вы идеально здоровы. Хоть в истребитель вас сажай, — заметил врач, когда проверил на планшете, подключенном к госпитальной Сети, результаты моих анализов. — Моча еще не совсем хороша, но это более чем объяснимо. Через несколько дней должна прийти в норму. Если у вас нет жалоб, можно спокойно выписывать. Я бы сказал, явиться на повторный осмотр дня через три, но вы же не явитесь.

— Это вряд ли, — честно подтвердил я. — И жалоб у меня нет.

На мне была больничная пижама, но медсестра, когда врач дал добро, сходила куда-то и принесла прежнюю одежду. К счастью, регенерировавшую вместе со мной, а то надевать окровавленный и дырявый свитер мало приятного.

Хорошо быть ребенком-волшебником! То есть вообще хреново, но когда дело доходит до восстановления от последствий собственной обостренной принципиальности, то лучше не придумаешь. Мне сейчас только продолжительного «отдыха» в госпитальной койке, пролежней, катетера и стомы в животе не хватало для полного счастья!

— Ну вот, а теперь можете встретиться с представителем Службы, — сказал врач. — Он по-прежнему ждет в коридоре. Здесь будете разговаривать?

— Да нет, сам выйду, — покачал я головой. — Что я буду у вас палату интенсивной терапии зря занимать?

— И то верно, — кивнул врач. — Знаете что? Давайте я вас тогда для разговора в нашу ординаторскую провожу.

Похоже, его раздражение улеглось. Или мне с самого начала показалось.

В коридоре представитель Службы ждал меня не один — Афина Ураганова тоже сидела в одном из кресел, кажется, дремала. Впрочем, увидев меня, она вскочила.

— Кир!

— Как видишь, я уже в полном порядке, — я покрутился перед ней. — Было бы, из-за чего переживать!

— Точно-точно? — подозрительно спросила мама. — И если я тебя обниму, из тебя кровь не потечет?

— Ну, это с какой силой сдавишь, — фыркнул я.

Мама обняла меня так, будто я был сделан из хрусталя. Как в раннем детстве, когда я болел с температурой. Наше проявление чувств было прервано легким покашливанием. Тогда я отпустил маму (разумеется, я тоже обнял ее в ответ, и крепче, чем она меня!) и поглядел на службиста.