— Что? — Асмодей приподнял бровь, но в его глазах уже мелькнуло понимание.

— Мы отказываемся. — Василий скрестил руки, и в его голосе зазвучала сталь. — Ты хитер, демон. Искушение богатством и властью — это та же ловушка, просто прикрытая бархатом. Если мы пойдём лёгким путём, то снова наступим на те же грабли.

Малина задумчиво кивнула, её крылья медленно расправились:

— Долги, кредиты, обман... Мы только начали исправляться.

Серафима склонила голову:

— А если путь будет трудным... — она подняла глаза, — то хотя бы станет нашим выбором.

Борис одобрительно мотнул головой:

— И тунца мне всё равно дадут. В конце концов.

Асмодей замер. Потом неожиданно рассмеялся — тихо, почти с уважением.

— Вы меня раскусили. — Он наклонился вперёд, признав поражение. — Но даже если вы пойдёте длинным путём... я вас поддержу. Потому что в конечном итоге... вам всё равно придётся столкнуться с Ариманом.

— Почему? — Василий резко нахмурился.

— Потому что... — Асмодей улыбнулся, и в этот момент его голос стал слишком мягким, как шёлк на лезвии. — Ты, дорогой адвокат, сейчас — аномалия.

Тишина.

— Что ты имеешь ввиду?

— Твоя душа после битвы с Люциллой нестабильна. — Он медленно обвёл их взглядом. — Ты стал чем-то новым. Ни человеком, ни демоном, ни духом. И рано или поздно... тебе станет плохо. Очень плохо.

Василий почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Ты врёшь.

— Проверь. — Асмодей пожал плечами, и в его движении была ужасающая уверенность. — Но когда это случится... ты сам придёшь ко мне за помощью. И будешь вынужден довериться.

Борис громко хлопнул лапой по столу:

— Официально назначаю тебя на должность "Сомнительного Союзника с Опасными Знаниями и Скрытыми Мотивами"!

— Это... что-то значит? — Асмодей нахмурился, впервые за весь разговор выглядя искренне озадаченным.

— Это значит, — кот важно поднял нос, — что тебе нельзя верить, тебя нельзя слушать, а корм с твоих рук не брать.

Асмодей вздохнул:

— Ну хоть так.

Василий сжал кулаки. Он не хотел признавать, но слова демона задели его глубже, чем он ожидал. Что, если он прав? Что, если его душа действительно разрушается?

— Ладно, — он резко развернулся к выходу, его тень рванулась вперёд, как предвестник бури. — Мы идём своим путём. А там... посмотрим.

Асмодей лишь ухмыльнулся в ответ, его единственный глаз сверкнул в полумраке:

— Жду с нетерпением.

...

Диалог с Асмодеем закончился, но никто так и не развязал демона. Он остался сидеть в кресле, наблюдая, как команда расходится по своим делам.

— Эй... а как же я? — крикнул он вдогонку, но в его голосе было больше раздражения, чем настоящей тревоги.

— Сиди, подумаешь о вечном, — бросил через плечо Борис, уходя первым с гордо поднятым хвостом.

Серафима лишь покачала головой и скрылась в коридоре. Василий же молча последовал за Малиной, его шаги были тяжёлыми, а взгляд — пристальным, будто он видел сквозь неё.

Она вошла в свою комнату, но не успела закрыть дверь, как он переступил порог.

— Чего тебе? — обернулась она, скрестив руки, но в её голосе уже прокралась лёгкая нотка напряжения.

Василий не ответил. Он медленно приближался, пока Малина не отступила к стене. Его ладони с силой уперлись в поверхность по обе стороны от её головы, отрезая путь к отступлению.

— Что ты собиралась со мной делать? — его голос звучал низко, почти рычаще. — Когда купила мою душу в кулоне?

Малина закатила глаза, но её пальцы слегка сжали собственные локти.

— О, серьёзно? Сейчас?

— Отвечай.

Она вздохнула, будто передёргивая карты в невыгодной игре.

— Ладно. Я хотела инвестировать тебя в Порчу Вечности. Твоя душа была сильной — ты не прошёл через смерть тела, а значит, мог дать много «топлива». Это принесло бы мне кучу обычных душ грешников, чтобы отдать часть долгов.

Василий нахмурился, и в его глазах вспыхнуло что-то опасное.

— Ты очень плохая демоница.

— Спасибо, — ухмыльнулась она, но её улыбка дрогнула, когда он придвинулся ближе.

— И тебя надо наказать.

Его глаза вспыхнули алым. Закон Греха, смешанный с нестабильностью его души, начал брать верх.

— И как будешь наказыва... — протянула Малина, но не успела договорить.

Он схватил её — грубо, без предупреждения — и швырнул на кровать.

Тёмно-красные шторы дрогнули от резкого движения, а где-то за дверью раздался довольный кошачий смешок.

Но внутри комнаты уже не было места для слов, она теперь была наполнена чем-то иным — густым, жарким, пульсирующим. Воздух потяжелел, пропитался запахом кожи, пота и чего-то электрического — как перед грозой.

Звуки.

Они рвались из-за плотных штор, слишком откровенные, слишком громкие, чтобы их можно было назвать приличными. Приглушенные шлепки кожи о кожу, хриплые вздохи, резкие вскрики — все это смешалось в единый, дикий ритм.

Малина была в восторге.

Ее смех — хриплый, задыхающийся — тонул в рычании Василия, когда он перешел от простого наказания к чему-то более агрессивному.

— Да-а-а, вот так!

Ее голос сорвался в стон, когда его пальцы впились в основание ее крыльев — в то самое чувствительное место, где перья срастались с кожей. Боль и удовольствие слились воедино, и она выгнулась, когтями впиваясь в простыни.

Он был грубым.

Резким.

Почти жестоким.

И она обожала каждую секунду.

Его ладонь шлепнула по ее ягодицам — громко, звонко, оставляя алый отпечаток. Она вскрикнула, но тут же засмеялась, ее хвост дернулся, обвивая его бедро.

— Еще!

Василий не заставил себя ждать.

Закон Гнева теперь полностью контролировал его. Его движения были резкими, порывистыми, как будто он хотел не просто обладать ею, а разрушить, поглотить, оставить след.

И она отвечала ему тем же.

Когда ее тело напряглось, приближаясь к кульминации, она впилась когтями в его плечи, оставляя багровые полосы.

— Черт возьми...

Ее голос сорвался, когда волна накрыла ее, тело затряслось, а между бедер брызнула струйка, оставляя мокрый след на простынях.

Василий тяжело дышал, его демоническая сущность постепенно успокаивалась, но в глазах все еще тлел алый огонь.

— Ну что...

Малина лениво потянулась, ее крылья расправились, перья взъерошились.

— Теперь ты доволен?

Он не ответил.

Но ухмылка на его лице говорила сама за себя.

В комнате повисло молчание — тяжелое, наполненное жаром двух тел, слившихся в одном порыве.

Василий сделал шаг назад, собираясь бросить очередную колкость в адрес Малины, как вдруг...

Его зрачки расширились до предела.

Воздух вокруг заколебался, пространство застонало, как перегруженная плотина, не выдерживающая напора. Стены комнаты поплыли, обои начали пузыриться и обугливаться по краям.

— Вась?

Малина резко приподнялась на локтях, ухмылка с ее лица испарилась мгновенно. Ее крылья распахнулись в тревоге, сбивая со столика флаконы духов.

Он попытался опереться о стену — но его рука прошла сквозь камень, будто сквозь дым. Черные трещины — тонкие, как паутина, но стремительно расширяющиеся — поползли по его телу, расходясь от груди к конечностям.

— Черт...

Его голос рассыпался в хриплый выдох.

И он рухнул вперед.

Малина рванулась, едва успевая подхватить его перед самым падением. Его тело было холодным — не просто прохладным, а ледяным, как могильный камень в глухую зимнюю ночь. Из полуоткрытого рта струился черный дым, густой, как чернила, пахнущий серой и горелой плотью.

— БЛЯТЬ!

Ее крик разорвал тишину, сотрясая стены. С потолка посыпалась штукатурка, а зеркало в углу треснуло с жутким звоном.

— БОРИС! СЕРАФИМА! КТО-НИБУДЬ, БЛЯТЬ! МОИ ИНВЕСТИЦИИ УТЕКАЮТ!

Где-то вдалеке загремели шаги — сначала один набор, потом второй, беспорядочный, панический.

Но Малина уже не слышала ничего, кроме звенящей тишины в собственных ушах.