Веревки, сплетённые из энергии грешных душ (Малина называла это «экологичным решением»), впивались в его плоть, обжигая даже его демоническую кожу. Казалось, сама материя ада сжалась вокруг него, не давая пошевелиться.
— Ну что, «бывший» князь, — голос Малины прозвучал сладко, как яд, капающий на открытую рану. — Похоже, настало время для откровенного разговора.
Василий скрестил руки на груди, его пальцы впились в предплечья, оставляя бледные следы. Глаза, всё ещё отливающие алым после перерождения, сверкали в полумраке, как раскалённые угли. Борис устроился на краю стола, методично себя вылизывая, но его жёлтые, узкие зрачки не отрывались от Асмодея — холодный, расчётливый, будто взгляд хищника, оценивающего добычу.
— Ты нас подставил, — Василий произнёс это тихо, но каждый слог резал, как лезвие. — Мы рисковали душами, а ты... что? Просто решил поразвлечься?
Асмодей вздохнул, как человек, которого поймали на мелкой шалости, а не на грандиозном предательстве.
— Ладно, ладно, — он покачал головой, и в его голосе прозвучала лёгкая, почти неприличная насмешка. — Вы отчасти вы правы.
Тишина. Даже пламя свечи на мгновение замерло, будто затаив дыхание.
— Я прознал о ваших... выходках, — продолжил Асмодей, растягивая слова, будто наслаждаясь моментом, — и решил, что вы можете быть полезны.
— Полезны? — Борис резко перестал вылизываться. Его уши дёрнулись, а хвост замер в неестественной неподвижности. — В чём именно?
Асмодей ухмыльнулся. Его единственный глаз сверкнул, как монета на дне фонтана — маняще, но недосягаемо.
— Я хочу занять место Аримана.
Тишина снова воцарилась в комнате, но теперь она была напряжённой, как тетива лука перед выстрелом. Давление её сжимало виски, заставляя кровь стучать в ушах.
— Аримана? — голос Серафимы дрогнул. — Князя Жадности?
— Именно, — кивнул Асмодей. — Мне нужно было, чтобы Люцилла ненадолго вышла из игры, а вы... обрели силу.
— То есть ты использовал нас как пешек в своей игре? — Василий шагнул вперёд, его тень, искажённая дрожащим светом, накрыла Асмодея, словно предвестник бури. Голос зазвучал глубже, с низким рычанием, будто из самой глубины ада.
— Не пешек, — Асмодей покачал головой, словно поправлял невидимую корону. — Союзников. Просто вы тогда не знали об этом.
Малина рассмеялась — звук был резким, как скрип ножа по стеклу.
— О, как мило! Он называет нас союзниками после того, как чуть не погубил!
— Но вы же выжили, — Асмодей пожал плечами, насколько это позволяли верёвки. — И стали сильнее. Разве не это важно?
Борис спрыгнул со стола и подошёл к Асмодею, его когти цокнули по камню пола. Хвост медленно раскачивался из стороны в сторону, как маятник, отсчитывающий секунды до решения.
— А что мы получим за эту "дружбу"?
Асмодей улыбнулся, обнажив острые клыки.
— Всё просто. Вы меня подставили, я лишился всего. Теперь же помогите мне свергнуть Аримана — и я сделаю вас официальными представителями нового порядка в Аду. Никаких долгов. Никаких коллекторов. Только власть.
Василий, Малина и Серафима переглянулись. В воздухе повисло молчание, прерываемое лишь потрескиванием свечи, будто сама тьма ждала их ответа.
— И как ты планируешь это сделать? — наконец спросил Василий, его голос звучал хрипло, будто сквозь стиснутые зубы.
Асмодей наклонился вперёд, насколько позволяли путы, и прошептал, так тихо, что слова едва долетели до них, обжигая, как угли:
— У меня есть план. Но для этого вам придётся снова рискнуть.
Тень ухмылки скользнула по его лицу, и в этот момент стало ясно — они уже в ловушке. Просто ещё не знают, чьей.
Тишина в чертоге Малины сгустилась после слов Асмодея, став почти осязаемой — тяжёлой, как свинцовые облака перед бурей. Пламя свечи в руках Серафимы дрогнуло, и тени на стенах заколыхались, будто испугавшись произнесённой угрозы.
— Мы работаем с должниками, — Василий медленно разжал скрещённые руки, и его пальцы сжались в кулаки. Голос звучал твёрдо, но в глубине — чуть слышно — дрожала ярость. — А ты — не наш клиент.
— Абсолютно верно, — Малина щелкнула когтями, и её крылья резко дёрнулись, сбросив несколько перьев. Они закружились в воздухе, как пепел. — Мы не обязаны тебе помогать.
— Да и вообще, — Серафима отстраненно посмотрела в сторону, — ты нас подставил. Почему мы должны тебе верить?
Борис, развалившись на столе, лениво поднял лапу:— Я тоже против. Но только потому, что он не предложил мне ничего вкусного.
Асмодей вздохнул — глубоко, театрально, как человек, который не хотел идти на крайние меры, но теперь вынужден.
— Жаль, — он покачал головой, и в его голосе вдруг появилась фальшивая грусть. — Тогда мне придётся подать официальную жалобу Ариману.
— Жалобу? — Василий резко наклонился вперёд.
— Да. — Губы бывшего князя растянулись в улыбке, и в его единственном глазе вспыхнул холодный, расчётливый блеск. — В которой я расскажу, что душа Василия не пошла на топливо для Порчи Вечности, а была незаконно сохранена. Что Малина укрывает его, обогащаясь за счёт махинаций. Что Серафима находится в Аду без разрешения, нарушая все демонические кодексы. А Борис...
— А Борис что? — кот резко поднял голову, уши встали торчком, хвост дёрнулся.
— Борис... говорит.
— О, ну это вообще тупая предъява, — фыркнул кот, отворачиваясь с презрительным щелчком языка. — Я кот. Коты говорят. Это норма.
— В Аду — нет, — Асмодей усмехнулся, и его голос стал сладким, как яд. — Здесь животные должны быть либо едой, либо духами-слугами. А ты... ты просто ходишь и разговариваешь. Незаконно.
Борис задумался. Потом медленно поднял лапы в жесте капитуляции:— Ладно, это действительно проблема.
Адвокаты переглянулись.
— То есть, если мы откажемся... — Василий произнёс слова медленно, растягивая каждый слог, будто пробуя их на вкус. Его пальцы сжались так, что костяшки побелели. — ...ты нас всех сдашь?
Асмодей лишь приподнял бровь, и этого было достаточно.
— Именно так.
В воздухе повисло молчание, густое, как смрад над серным озером.
— А если согласимся, — наконец спросила Малина, её голос звучал хрипло, будто она с трудом выдавливала слова сквозь стиснутые зубы, — никаких долгов, никаких коллекторов, только влияние.
Асмодей наклонился вперёд, несмотря на веревки, впивающиеся в плоть. Его голос стал низким, обволакивающим:
— Все верно, тогда вы получите не только мою защиту, но и власть.
Малина задумчиво постучала когтем по столу. Звук отдавался эхом, как удары маленького молоточка по крышке гроба.
— Ладно, допустим, мы согласны. Какой у тебя план?
Асмодей ухмыльнулся.
— Сначала вы меня развяжете.
Борис прыгнул со стола и подошёл вплотную, его зрачки сузились в две тонкие чёрные линии.
— Сначала ты скажешь более конкретно, что нам за это будет.
— Кроме того, что вас не растопчут в прах за нарушения?
— Кроме этого.
Асмодей вздохнул, как страховой агент, которому приходится объяснять очевидное.
— Хорошо. В случае успеха я гарантирую вам:
— Василию — официальный статус души, не подлежащей утилизации.
— Малине — неприкосновенность и долю в доходах от новых кредитных схем.
— Серафиме — легализацию в Аду как «особого консультанта».
— А Борису...
Кот насторожился, уши торчком.
— Борису — пожизненный запас демонического тунца.
Борис замер. Его хвост дёрнулся один раз... два... Затем он медленно кивнул:
— Я слушаю.
Василий, Малина и Серафима переглянулись. Тишина в чертоге стала ещё плотнее, как одеяло, наброшенное на голову приговорённого. Свеча в руках Серафимы догорала, последние капли воска стекали по её пальцам, но она не замечала боли.
И тогда Василий медленно покачал головой.
— Нет.
Одно слово. Короткое, как удар ножом.
Асмодей замер. Его ухмылка не исчезла, но застыла, словно вырезанная на маске.