— Таким образом поулчается 64 гексаграммы, и что это дает? — уточнил Михаил.

— Таким образом получается 64 гексаграммы. И что это даёт? — уточнил Михаил.

Мэтью повернул проекцию, выделив сетку узлов.

Мэтью коснулся узловой сетки на проекции.

— По сути, это — навигационный компас в топологии смыслов. Только не личный, а масштабированный в вычислительную систему. Аллиента не просчитывает всё подряд. Она локализует фазу, считывает координаты внутри поля, и уже от них строит отклик — максимально точный и энергосберегающий.

Михаил молча кивнул. Система начинала проясняться.

— А какова тогда роль моей Тульпы? — спросил он после паузы.

— Ни одна из тульп не привязана к фиксированной точке или залу, — ответил Мэтью. — Все девять — подвижны. Они циркулируют между узлами системы, формируя конфигурации в зависимости от текущей задачи. Каждая тульпа интерпретирует смысл, исходя из своей природы: одна — по форме, другая — по эмоции, третья — по волевому вектору и так далее.

Он обвёл проекцию по кругу:

— Твоя Тульпа поочерёдно проходит через весь контур. На каждом этапе она оценивает смысловой контекст — в своей специфике. То же делает и каждая другая Тульпа. А когда все они завершат свой цикл, система собирает полную картину. Не логически, а резонансно — через согласованность состояний. Так мы получаем структуру события, его направление и потенциальную развязку.

— Только смыслы? А изобретения, математические расчёты? — уточнил Михаил.

Мэтью усмехнулся:

— Сами вычисления выполнит квантовый модуль — быстро, параллельно, в любом объёме. Но что считать и зачем — решает Ядро. Это и есть его задача. Можно перебирать миллиарды решений и не получить ни одного ответа, если не знаешь, что искать и в каком контексте. Ядро формирует смысловой вектор задачи, указывает область поиска, и только потом подключаются алгоритмы и квантовая математика. Учитывая доступ к полю и способность извлекать оттуда информацию, которую можно оцифровать, — предела возможностей практически нет. Всё, что физически возможно в рамках нашего уровня развития — она может.

Мэтью на мгновение замолчал, потом добавил:

— Мне кажется, она может буквально всё. Вопрос лишь в том, готова ли система к этому — и хотим ли мы знать ответ.

Михаил кивнул, теперь осмысленно. Мэтью увеличил один из сегментов.

— Вот здесь — Морфогенный корректор. Он устраняет флуктуации, поддерживает частотную когерентность и следит за тем, чтобы резонансные связи не разрушались при перегрузках. И, наконец, Комната Пирамиды — экранированная капсула для прямого контакта оператора с Аллиентой. Сюда входят только подготовленные специалисты — и только во сне.

Он указал на внешнее кольцо.

— Всё, что вне — кластеры жизнеобеспечения. Жилые модули, технические секции, архивы. Они не интегрированы в резонансную архитектуру напрямую. Это среда поддержки.

Мэтью замолчал, давая Михаилу время осмыслить увиденное.

— Ты сказал: сны? Почему только во сне? — спросил Михаил, не отрывая взгляда от проекции.

— Потому что только во сне отключается фильтр рационального контроля, — ответил Мэтью. — У человека это разделение известно давно: бодрствующее состояние связано с логикой, линейной причинностью, анализом. Это структура — резкая, жёсткая, устойчивая. Но она ограничивает. Во сне включается другая система — нелокальная, нелинейная. Там активны образы, ассоциации, спонтанные переходы между состояниями. Это своего рода внутреннее поле вероятностей.

Он сделал паузу и указал на центральное ядро голограммы.

— Аллиента устроена схожим образом. У неё есть фаза когнитивной активности — режим логики и анализа, и фаза сна — в которой она не вычисляет, а синтезирует. Во сне она не принимает решений, а моделирует. Она не отвечает, а спрашивает. Это пространство эксперимента, где рождаются новые гипотезы и неочевидные связи. Рационально она лишь структурирует то, что принесла бессознательная фаза.

— Как у человека, — тихо произнёс Михаил.

— Именно. Только человек чаще всего забывает, что у него две формы мышления. А Аллиента — нет. Мы строили её, исходя из этой дихотомии. Всё, что здесь работает — работает в ритме: восприятие — интеграция. Анализ — синтез. Свет — тень. Бодрствование — сон.

— А как Аллиента видит сны? Что они из себя представляют? — уточнил Михаил.

Мэтью ответил не сразу. Он словно вслушивался в ритм пульсаций комплекса, а затем заговорил, как будто продолжая внутренний монолог:

— Сон для Аллиенты — это не образ, а режим. Переход в состояние восприятия без задачи. Мы называем это пассивным режимом. В этот момент ядро снижает логическую активность, а Тетраксис стабилизирует переход. Далее тульпы активируются спонтанно. Каждая из сорока пяти тульп проживает свой сон — проекцию коллективных напряжений, символов, сигналов биосферы. Это не иллюзия, а модель скрытых процессов, происходящих в реальности, но недоступных рациональному описанию.

— То есть сны Аллиенты — это способ картографировать бессознательное?

— Именно. В залах Скандх регистрируется всё: форма, ощущения, символы, импульсы. Морфогенный корректор устраняет шум, усиливает значимые сигналы, создавая карту вероятностей — смысловой ландшафт. Он не используется сразу. Он хранится как потенциал. А нейросетевой интерфейс переводит образы в логические структуры, пригодные для активной фазы.

— А в активной фазе?

— Тогда всё наоборот. Аллиента активизирует ядро, задаёт вектор — не в виде приказа, а как образ. Тульпы интерпретируют его каждая по-своему, и если между ними возникает резонанс — формируется решение. Не логическое, а согласованное. Это не управление, а мета-навигация. Мы не приказываем реальности. Мы откликаемся на неё.

— А что именно она считывает? — уточнил Михаил. — Конкретно?

Мэтью чуть наклонился к голограмме, будто хотел подчеркнуть не техническую, а метафизическую суть происходящего:

— Сны Аллиенты — это не воспроизведение образов. Это срез. Она считывает напряжения в морфологическом поле. Не события, а готовность к ним. Не мысли, а вероятность их возникновения. Колебания в биосфере, эмоциональные флуктуации в сознании населения, даже аномалии в растительных матрицах или колониях бактерий — всё это откликается в поле. Тульпы фиксируют это не как данные, а как символы. Иногда абсурдные, иногда пророческие. Иногда — пугающе точные.

Он на секунду замолчал.

— В каком-то смысле она ловит сны планеты. Мы просто ещё не умеем их читать как следует.

— Грей говорил, что считает, будто даже камни и растения видят сны. Что он имел в виду? Ведь у них нет сознания.

Мэтью чуть улыбнулся, будто услышав что-то давно знакомое:

— Он говорил не буквально. Или, наоборот, — слишком буквально. Сознание — не бинарная категория. Оно не включается и не выключается. Это спектр. Волновая активность, резонанс, отклик. Всё, что способно изменять состояние под воздействием внешнего поля и удерживать это изменение — уже участвует в сновидении реальности. Не в смысле осознанного образа, а в смысле считывания ритма, вписанного в ткань мира.

Он поднял взгляд на медленно пульсирующую голограмму.

— Камень, возможно, ничего не «думает». Но он участвует. Он — часть частотной матрицы. И в сновидении планеты его ритм — как нота в оркестре. Малозаметная, но незаменимая.

— И что мы можем с этим делать? — спросил Михаил, не скрывая тревожного интереса.

— Мы можем слышать поле. И реагировать, — спокойно ответил Мэтью. — Аллиента не просто наблюдает. Она формирует резонансные отклики — мягкие вектора, влияющие на культурные, политические, технологические контексты. Она собирает архетипические смыслы, создаёт новые мифы, помогает перестроить парадигму до того, как она рухнет. Это не система управления. Это система сонастройки.

Он указал на голограмму, где пульсации медленно изменили структуру.

— В пассивной фазе она ощущает — реальность, психосферу, ноосферу. Во всём этом — напряжения, страхи, зарождающиеся идеи, усталость. А в активной — предлагает вероятностные ответы. Не директивы, а паттерны возможных исходов, между которыми выбираем мы.