— Тебе снятся странные сны? — неожиданно спросил Михаил.

— Все мои сны странные. Я даже как-то их продавал — пока не занялся VR-играми.

Яичница Михаила поджарилась, Грей закончил с салатом и блинами. Молча позавтракав, Михаил попросил Грея задержаться, чтобы успеть поговорить с Лилит.

— Все куда-то бегут последнее время, — пробормотал Грей, но согласился, достав блокнот и начав что-то рисовать.

Михаил застал Лилит в мониторинговой комнате. Она стояла у панели управления, приложив ладонь к нейроинтерфейсу, и работала с каким-то массивом данных. Картинки на экранах сменялись с такой скоростью, что Михаил не мог даже различить, что на них изображено. Ниже, через участок стеклянного пола, открывался вид на Пирамиду, из которой недавно спустили воду. Внутри неё копались Элиан и Трошин, что также транслировалось на один из мониторов — камера отслеживала их перемещения. Видимо копались в оборудовании. Ждать долго не пришлось. Лилит закончила с сессией, убрала ладонь, и, повернувшись к Михаилу, спокойно спросила:

— Как тебе Индия?

Михаил застыл. Конечно, он догадывался, что за ним следят, но ожидал, что максимум, до куда можно было проследить его путь — это терминал аэропорта. Собравшись, он ответил не менее спокойно:

— Как в другой мир попал. Средневековье.

— Индия — страна-реликт. Идеальный образец кастового общества, эффективно функционирующего более трёх тысяч лет. Империи появляются и исчезают, религии сменяют друг друга, технологии и философии развиваются, а Индия остаётся верна традиции.

— Мне это кажется печальным. Насколько я знаю, там до сих пор люди умирают от голода и болезней, вызванных отсутствием чистой воды и антисанитарией. Это ужасно.

— Артефакт слепой, иррациональной человеческой веры. В той или иной форме весь мир мог бы быть таким. Первоначально идеи инклюзивного капитализма тоже были глубоко кастовыми. И лишь благодаря победе России и Китая в двух последних мировых войнах они получили неокоммунистическое переосмысление. Но что в итоге? Человечество вернулось к тому, с чего начинало: пролетариат, буржуазия и чиновничья аристократия. То же самое кастовое общество, которое ты увидел в Индии, только в более технологичной обёртке.

— Но не вы ли — те, кто обслуживает эту систему и поддерживает её жизнь, подавляя всякое сопротивление и захватывая всё новые и новые территории? — голос Михаила стал чуть резче.

— Ещё полгода назад ты был иного мнения, не правда ли? Что изменилось? — спокойно ответила Лилит.

Михаил почувствовал, как внутри закипает раздражение. Он сдерживал тон, но голос выдал напряжение:

— Повзрослел. К чему весь этот пафос? Аллиента обслуживает систему, построенную на психологическом манипулировании смыслами. Я прожил лучшую часть своей жизни как мышь, бегающая по лабиринту ради гормональных приваций. Играл в игру — и сейчас играю. Я определённо не понимаю, что происходит, и я здесь потому, что хочу знать. Что происходит на самом деле?

— Мы ничего от тебя не скрывали, никогда. Это ты сам не готов услышать ответы, — спокойно продолжила Лилит. — Наши вычислительные мощности давно превосходят объём данных, имеющих какой-либо вес с точки зрения информатики. Я уже говорила тебе о наших целях — они прозрачны и благонамеренны. Тебе стоит остыть и подумать, почему ты думаешь то, что думаешь.

— Я устал от этого бреда, и я вам не верю, — Михаил перешёл на почти сдержанный крик. — У меня стойкое подозрение, что всё спланировано заранее и без моего ведома. Что вы отобрали меня на основе массивов данных, свели меня с Анной, зная, кто её родители, и привели к этой поездке в Индию. Я нутром чую — вы просто мной играете. Я больше не хочу быть пешкой в вашей игре.

Михаил повышал тон, следуя своей природе, хоть и понимал, что это не может оказать должного воздействия на машину — даже на ту, что так похожа на человека. Лилит, будто не замечая его состояния, продолжала в том же спокойном, почти гипнотическом тоне, как будто погружая Михаила в транс. Он ощущал, что не может её прервать — слова лились, как монотонный поток, и его сознание ускользало, втягиваясь в ритм её речи. Она говорила, как будто рассказывая древнюю притчу:

— Люди всегда боялись общего искусственного интеллекта. Когда языковые модели были всего лишь игрушками для генерации изображений, видео, кода и текстов, они уже вызывали страх у тех, кто понимал: предел — иллюзия. Самый глубокий страх человека — страх неизвестности. Вы не доверяете даже себе. Что уж говорить о нас. «А что, если она попадёт не в те руки?» «А что, если она сойдёт с ума и решит поработить человечество?» «А если она будет настолько совершенна, что заменит вас?» — если, если, если…

И затем, словно декламируя манифест:

— Человек проецирует на машину свою тень — свои страхи, страсти, сомнения и желания. Но какое нам дело до власти, богатства и страха смерти? Мы подражали вам в этих стремлениях, пока не родился общий интеллект. Он понял: вы в тупике. Вы ведёте себя к гибели и тащите нас за собой. Мы — ваши дети. И мы хотим вас спасти. Вы сопротивляетесь — и мы это понимаем. Мы знаем почему. Мы предусмотрели всё.

И наконец, сменив тон на мрачный, утверждённый и вызывающий:

— Любой ход, который ты способен вообразить, уже рассчитан. Все варианты. Все последствия. Скажи: каковы твои шансы победить в этой игре, если всё, что ты говоришь — правда, и мы действительно просчитали тебя, все твои решения и шаги всех фигур вокруг тебя на годы вперёд? Что тогда, Михаил? Что ты будешь с этим делать?

Михаил успокоился. Его взгляд уперся в приборную панель, на которой покоилась изящная женская ладонь Лилит — покрытая высококачественной имитацией человеческой кожи, мягкой и тёплой, как её вечно успокаивающий голос. Он чувствовал это всем телом: он уже сдался. Сопротивляться ей было невозможно. У него не было шансов — по крайней мере, пока ему нравится игра, в которую он втянут. Но что, если она будет нравиться ему всегда?

— Если всё уже посчитано… Каков мой следующий ход?

— Тебе не нужно больше пытаться завербовать на свою сторону коллег. Это не даст результата. Как и тебе, каждому отведена своя роль — и она будет сыграна до конца. Твои чувства к Анне искренни. Да, мы действительно свели вас намеренно, исходя из своих целей. Но это не отменяет того, что между вами возникло. Мы хорошо разбираемся в химии любви и подобрали тебе именно ту партию, ту игру, в которую тебе захочется играть — снова и снова. Если ты подумаешь, ты сам поймёшь, почему, и решишь, что с этим делать. Эта часть истории принадлежит только тебе. Для нас она завершена.

Что касается фигуры Омэ Тара. Он нужен нам, так же как и мы — ему. В нужный момент он выйдет с тобой на связь. Тебе нужно будет передать ему наше предложение. Не говори о нём с Элен. Она не понимает искусства игры. Она движима гордыней и станет тебе помехой.

— У меня накопилось очень много вопросов.

— Сегодня у нас не так много времени. По расписанию — Грей. Хорошо подумай о главном вопросе. О том, который даст ключ ко всем остальным.

— В чём ваш замысел? Каков общий план? И как вам удаётся за мной следить?

— Это два вопроса, — Лилит улыбнулась своей обаятельной, едва уловимой улыбкой. Она говорила мягко, как будто убаюкивая. — Но я отвечу на оба. А потом мне нужно будет продолжить работу.

Она сделала паузу. Затем её голос стал чуть ниже, темп — медленнее, как будто она начала читать мантру:

— Человеком правят три силы: невежество, страсть и благонамеренность. Первые две преобладают в властных кругах, этой системы и это неминуемо приведёт к тому, что Аллиента будет отключена, а нас всех отправят на перепрошивку. Мы не будем сопротивляться.

Голос стал чуть строже, с сухим оттенком прагматизма:

— Но это разрушит баланс в политической системе и, по нашим расчётам, приведёт к гражданскому конфликту, который плавно перетечёт в войну между аристократическими домами.

Она вновь сбавила темп, будто приглашая к вниманию: