У меня в голове зашумело от подобных новостей. Сердце громким стуком отдавало в ушах и я начала пропускать то, что говорит врач.

— Так, погодите… — остановила её я. — Дайте секундочку… Переварить…

— Да, конечно. — понимающе сказала врач.

— Вы говорите, что у Моники мутация? В каком смысле? Что за мутация?

— У вашей дочери исключительная регенерация! И именно поэтому я не могу больше скрывать…

— Регенерации! Это же хорошо? Это же значит, что она здорова, так? — перебила я её.

— Да, это так. Моника абсолютно здорова. Несмотря на то, что она перенесла, до того как попала на базу. Не смотря на то, что была в зоне поражения, когда произошла перегрузка защитного контура реактора. Несмотря на криозаморозку. Она здорова.

— Это же замечательно! — обрадовалась я. — Но от чего тогда вы её "защищали"?

— Послушайте. Все медики, все учёные получили распоряжение — обеспечить выживаемость человеческой расы, любой ценой. Любой! Понимаете?

— Надеюсь, что нет…

— Что такое жизнь одного ребёнка, по сравнению с гибелью всех людей?

— Что? Вы серьёзно так рассуждаете? А если бы это была ваша дочь? — разозлилась я.

— У меня нет детей. И я так не считаю. — грустно улыбнулась она. — Именно поэтому я записала Монику в список погибших. По документам она была в зоне поражения и выжить никак не могла. Если бы я не сделала этого, её бы отправили для изучения. Тем более, нет никого из родственников. Да вы бы и не узнали, что она была здесь!

Откровение доктора повергло меня в шок. Действительно, что значит жизнь одного ребёнка-сироты, по сравнению с гибелью человечества. Ничего! Но только не для меня! Я за неё сама лично всех перебью.

— К сожалению, сейчас я больше не могу скрывать эту особенность Моники. Простите!

Я даже не сразу поняла о чем она, но когда до меня дошло, то волна паники накрыла с головой.

— Что? Почему? Я вас как мать прошу, пожалуйста, не нужно этого раскрывать! Не нужно. Пусть Моника будет погибшей, пусть! Но не нужно этого делать! Её же заберут у меня!

— Простите. Я не хотела этого делать, но эпидемия все решила. Кровь Моники — ключ к защите от этого заболевания. Она не восприимчива к этой болезни. Вы спрашивали, зачем я так много крови беру у неё. Я брала для предварительных тестов. И они удивительны! Вирус просто не может пробиться сквозь оболочку ее клеток и погибает в первые же сутки. Там, где обычный человек испытывает адские муки, ваша дочь почувствует лишь лёгкое недомогание! К тому же, факт о положительных мутациях уже известен и через какое-то время на базе будут у всех брать анализ на ихз наличие. Возможно, именно это даст нам шанс на выживание!

— На станции есть ещё люди с мутациями, кроме Моники? — удивилась я.

— Да. Есть мальчик, который выжил после заражения. Возможно, они с Моникой спасут всех тех заболевших, что сейчас находятся на криоконсервации. А может, и вашему Марку помогут. Ведь кто знает, может, мы сможем передать её регенерацию другим людям? — с воодушевлением говорила доктор.

— Думаете это возможно? — с надеждой в голосе спросила я.

— Конечно! Нужно только время!

— Я очень хочу, чтобы Марк поправился!

— Я понимаю! — с сочувствием выдохнула Ульяна Михайловна.

— НО НЕ ЦЕНОЙ ЖИЗНИ МОНИКИ! — сжав кулаки, рыкнула на нее я.

— Я думаю, сейчас мы сможем её защитить. — пыталась убедить меня она. — У неё есть родные, да и для меня ее судьба стала не безразлична. К тому же, ваш муж не последний человек на станции! Он поможет её отстоять! Позовите вашего мужа, мы должны вместе решить, как защитить вашу дочь.

— Его нет… — растеряно прошептала я.

— Что?…

— Его нет на станции! Он на Земле! И я не знаю, вернётся ли он вообще!

Андрей.

Не виделся с Ульяной уже несколько дней. После того, как она покинула жилой отсек, военные очень быстро очистили все уровни от заражённых. Они решили последовать моему совету и отправлять больных на криоконсервацию, чтобы дать им шанс на выживание. Ульяна благополучно добралась до лабораторий и всё свое время теперь проводила там, занимаясь поисками вакцины и лекарства. Когда мы разговаривали с ней по коммуникатору, она сказала, что дело, хоть и медленно, но продвигается и в этом ей, отчасти, помогла кровь той девочки, что вместе с Надюшей выжила после аварии в реакторе. А девчушка, как оказалось, была пропавшей дочерью моего друга Алексея.

Эх, Леха! Он так тяжело переживал потерю дочки! И переживает до сих пор! Жаль, что я не могу сообщить ему о том, что Моника жива, ведь связь с группой на Земле не поддерживается из соображений безопасности.

С Ульяной мы очень сблизились, когда она наблюдала и исследовала мою дочь. За заботой о моей Надюше мы и не заметили, как стали дороги друг другу. Несмотря на внешнюю строгость и даже жёсткость, она оказалась очень доброй и внимательной. Она очень много времени проводила с нами и, как-то очень быстро, запала мне в душу. Она, как лекарство для души. Общение с ней стирает тот след, что остался после случившегося на Земле. Я столько раз видел смерть, столько раз терял людей и прощался с жизнью, что долго не верил, что все-таки жив, но Ульяна помогла мне. Она словно глоток воздуха в душной комнате.

Ульяна очень старалась выяснить, что с Надей. И выяснила. Последний дар от нашей планеты — геном моей дочки изменился. Надюша совершенно не воспринимает радиацию. Никакую! Ульяна много раз облучала её кровь и клетки, но никакая радиация не причиняла им вреда.

Вместе с Надей Ульяна изучала и кровь Моники. У неё тоже обнаружилась мутация — совершенная регенерация. Её клетки восстанавливались с невообразимой скоростью! Судя по многочисленным анализам Монику почти невозможно убить. И даже стареют её клетки гораздо медленнее, чем у обычного человека.

Это просто удивительно, ведь вероятность положительной мутации так мала, а тут сразу два ребёнка с таковой!

Кстати, Моника была одной из причин, по которой Ульяна так рвалась вернуться в медотсек. Оказывается её уже разморозили и она в тот момент лежала в медикаментозном сне и в любой момент могла очнуться и попасть прямо в руки к заражённым.

Ульяна очень надеялась, что регенерация этой малышки поможет им спасти заболевших людей, но им так и не удалось передать эту способность другим.

Зато неожиданно обнаружили мальчика, обладающего иммунитетом к вирусу бешенства. Перепуганного мальчишку нашли рядом с погибшей мамой. С ним-то и работали сейчас.

После эпидемии станция словно замерла в ожидании новой беды и, как бы не убеждало людей руководство, что все под контролем, люди стали сторониться друг друга.

Все больше мрачных лиц, все чаще люди срывались, не выдерживая эмоционального напряжения. Из-за этого даже приостановили программу разморозки людей.

Каждый день приходят отчёты о людях, попавших в лазарет с нервным срывом, но сегодня день выдался очень уж тяжёлым.

Новость разрушительной волной прокатилась по станции — групповой суицид. Три человека, не оставив ни предсмертной записки, ни каких либо других сообщений о своём решении, ушли из жизни. Я вообще ни разу о таком не слышал! На Земле, даже в самых бедных районах, люди ценили и боролись за жизнь. Уж слишком мало нас осталось! Тем более сейчас!

Ульяна говорит, что после эпидемии большинство людей находятся в депрессии и они даже не в силах им помочь — люди просто потеряли надежду.

А я… Мне просто некогда об этом думать. Моя маленькая принцесса забирала всё моё время. К тому же, Ульяна подкинула мне работу — попросила присмотреть за Аланом, тем мальчишкой, у которого обнаружился иммунитет к бешенству.

Сейчас я нахожусь на изоляции. Это официальная формулировка — изоляция на время эпидемии. Но на деле это отстранение за неосторожно высказанное мнение. Багрович совсем сдурел! Прав был Леха, когда говорил, что попьет нашей кровушки этот гад. После того, как заразился Тарковский Виктор Юдинович, он развил бурную деятельность. Странным образом, люди, противоречащие ему, оказывались зараженными и отправленными на криоконсервацию. Я лишь высказал свое удивление по этому поводу и сразу же был отправлен на изоляцию. Теперь держу язык за зубами — мне ведь ещё дочь растить!!! И Алан теперь тоже под моей опекой.