Моника ходила по рядам и высматривала разные любимые вкусности.

Не раз она залезала по стеллажам на самый верх за той или иной сластью. Приходилось ругать её и страховать, чтобы она благополучно спустилась, но как только мы отворачивались, она снова принималась за своё.

В один момент мы заспорили с Лешей - стоит ли брать с собой спальные мешки. С одной стороны - идти нам предстояло еще несколько дней. Ночами было довольно прохладно и поэтому спальники бы очень пригодились детям. С другой - это лишний вес.

Мы с Лешей увлеклись сборами и подготовкой к завтрашнему рывку и поэтому не сразу услышали подозрительные звуки.

Когда же мы обернулись на звук, было поздно.

Дальше картинка будто замерла.

Вот я вижу летящую вниз с верхнего стеллажа Монику. Она пронзительно кричит "ма-а-а-ма-а-а". За ней летит, какая то жуткая тварь с перепончатыми крыльями. А дальше... Дальше нас накрывает волна этих летучих мышей-переростков. Пробиться к дочке мы так и не смогли...

Я лежала на голом, холодном полу и все время прокручивала в голове произошедшее. Мне казалось, что мы что-то упустили, что у Моники был шанс спастись, но это был лишь самообман.

Дышать стало так трудно. Хотелось выть, а ещё лучше умереть. Только лишь Марк заставляет меня дышать. Ради него я должна жить.

Так и лежала - вдох, выдох, вдох...

Через какое-то время Лёша тронул меня за плечо. Обернулась, молча смотрю.

- Тебе нужно поесть.

Молча дернула плечом и отвернулась.

- Я ходил к ней. Ходил когда вы были в безопасности. - я закрыла глаза, ибо то, что он говорил лишало последней надежды. - Там... только кровь и её разорванная одежда. Её больше нет. - хриплым срывающимся голосом сказал он. - Её нет. Эти твари спали. Я смог забрать наши вещи, но её не нашёл. Они.. Они... - его голос сорвался и он замолчал.

Я повернулась к мужу и все поняла. Поняла, что вела себя как полная дура, как эгоистка, как самая худшая мать на свете. Страх и горе лишили меня разума и когда я рвалась к погибшей дочери, Лёша спасал нашего сына... И меня. В первую очередь он отвёл нас в безопасное место, а потом вернулся к ней. Иначе мы могли все там погибнуть.

- Спасибо. - охрипшим голосом прохрипела я, - Спасибо, что спас Марка! И меня. Ты не виноват. И... Прости. Я не ненавижу тебя! - слезы лились градом. Я не плакала, просто из глаз нескончаемым потоком лилась вода.

-Тише! Тише! Тебе нужен покой. И еда! - Лёша протянул мне открытую банку тушёнки - извини, греть нельзя - запах может привлечь тварей.

Я пристала, стараясь не потревожить Марка и взяла банку. Есть холодную тушенку то ещё удовольствие. Жир обволакивает зубы, язык, мясо куском застряло в горле.

- Не могу! Не могу, забери её. Тошнит. - отдала банку Лёше, продышалась - Вроде отпустило. Нужно покормить Марка.

- Не нужно. Не тревожь его. Ему нужен сон. Он пережил большой шок. Пусть спит. И ты спи. Я посторожу.

Я покачала головой, зная, что уснуть не смогу, но послушно легла. И, благополучно отключилась. Наверное у мозга тоже есть предел. И своего я сегодня достигла.

Проснувшись я увидела всё ту же темноту. Только что-то изменилось. Звуки. Прямо над головой что-то скреблось и скулило. Марк вцепился мне в руку и задеревенел от страха. Мой малыш боялся даже вздохнуть.

- Марк, дыши. - тихонько прошептала ему на ухо. - Нужно дышать! Им нас не достать! Они не знают что мы здесь. Все будет хорошо! Мама с папой с тобой! - я и не заметила, как стала крепко прижимать к себе сына.

- Моника? - одними губами спросил Марк.

- Нет, детка. Моники с нами нет.

Я шла по какому-то тёмному помещению. Вокруг была разруха, грязь и стекло. Приходилось ступать очень осторожно, так как я была почему-то босиком. Этот факт показался мне очень странным, но я все никак не могла вспомнить: где и при каких обстоятельствах я оставила обувь? А ещё было странным то, что я знала, куда мне идти. До поворота, направо, четвёртая дверь слева.

И я шла. Я должна войти в ту дверь. Зачем? Не помню. Но это жизненно необходимо.

Я чувствую, что меня поджимает время и стараюсь идти все быстрее. Но тут так много стекла. В какой-то момент я уже перехожу на бег, потому что время стремительно истекает. Я слышу всхлипы и тихий плач, от которых разрывается сердце. Бегу уже со всех ног. Вот он, поворот, осталось добежать до четвёртой двери... И тут хруст, резкая боль - я все-таки наступила на стекло. Я вскрикиваю и... Просыпаюсь.

Я уже со счета сбилась, сколько раз мне снился этот сон. Лёша говорит, что это посттравматический шок от потери дочери. Будто мой разум не может свыкнуться с этой мыслью и постоянно ищет ее.

Но, хотя я с ним согласна, каждый раз я прокручиваю этот сон в голове, чтобы вспомнить хоть какие-то подробности, которые я не заметила раньше.

В этот раз я точно помню, что всё стекло на полу было синего цвета. А ещё я там видела какую-то эмблему или логотип. Только он все время ускользал из памяти. И все свободное время я пыталась его вспомнить. Что же там такое? Что-то круглое и сбоку... Не помню. Я зажмурилась, чтобы воспроизвести перед глазами логотип.

- Что такое? - спросил Лёша заметив, что я зажмурилась. - Что-то болит?

В последние дни Лёша стал как-то чрезмерно меня опекать. Наверное, каждый по-своему переносит потерю.

- Нет-нет. Все хорошо. Я просто пытаюсь вспомнить.

Но то, что успокоило бы меня, только сильнее разволновало Лёшу.

- Ты опять про сон? Ты должна перестать себя изводить! Так и с ума сойти можно!

Уже трое суток мы сидим в этом подвале, тк твари все время кружат где-то рядом. Они чувствуют наш запах. Знают, что мы где-то здесь затаились, но не могут до нас добраться. Трое суток в темноте и молчании. Может оно и к лучшему - почти все это время мы спали. Организм будто отыгрывался за весь недосып, за эти погони и за огромные выбросы адреналина в кровь. И если бы не один и тот же сон, то я была бы даже благодарна за такую передышку, за возможность спокойно погоревать.

Как оказалось, мы находимся в подсобном помещении цокольного этажа злополучного торгового центра и выйти отсюда пока не представлялось возможным.

Марк не отходит от меня ни на минуту, все время цепляется за мою руку. И он совсем перестал говорить. За трое суток я не услышала от него ни одного слова. Лёша говорит это последствия психологической травмы и как только мы окажемся в безопасности, Марк пойдёт на поправку. Скорей бы. За дни, проведённые на улицах города, я потеряла надежду на безопасное место.

- Обед готов! - торжественным шёпотом провозгласил Лёша. - Ну что, Марк, проголодался?

Марк почти никак не отреагировал. Он лишь пожал одним плечом и безразлично посмотрел на отца.

Состояние сына меня очень беспокоило. Он перестал говорить, плакать, пугаться. Он стал как робот. Если дашь ему еду - ест, не дашь - не попросит. Нужно идти - идёт. Скажешь спать - спит. Может, конечно, это защитная реакция, но мне больно видеть сына таким. Мы с Лешей все время пытаемся его разговорить, но вся его реакция это безразличное пожимание плечом и пустой взгляд.

Усевшись за импровизированный стол, состоящий из сложенных рядом рюкзаков, мы наперебой старались нахваливать еду, но реакции от Марка все равно не добились.

Механически пережевывая еду, сын даже не смотрел в нашу сторону. Съев свою порцию, он отошёл от "стола" и улегся.

- Когда мы сможем выйти отсюда? Я не могу его видеть таким! - шептала я Лёше. – Может, мы его на улице растормошим?

- Не знаю, Ксюш. - муж опустил голову. - Завтра я попытаюсь выйти. Но было бы лучше переждать ещё пару дней.

- Нет, Лёша, мы выходим завтра! А сейчас всем спать. Завтра трудный день.

Уже привычно проснувшись от мнимого пореза ноги, я встала и отошла от моих любимых.