— Я услышал вас, — кивнул одобрительно Художник. — Кто владеет огнестрелом, шагните вперед. — Большая половина рабов уверенно вышла из строя. — Это много, парни, у меня столько стволов нет. Останьтесь только снайперы, или спортсмены-стрелки, остальные шаг назад.

— Я штангист, но стрелять умею, охотился частенько. Нет парень, я не уйду. Не дашь автомат, я голыми руками гнид давить буду. — Упрямо мотнул спутанной шевелюрой, все тот же мужик.

— Мне не нужны герои, мне нужен тот, кто поможет, — нахмурился Максим. — Если ты просто хочешь сдохнуть, то это без меня. Единственное, что могу пообещать, так это то, что возможность отомстить еще будет, а пока, мне нужны лишь те, кто хорошо умеет стрелять, и не боится крови. Остальные так же не останутся безучастными, уж поверьте мне на слово. Вы останетесь довольны.

— Почему я должен верить? — Упрямец ни как не хотел отступать.

— Да мне плевать на твою веру, мне помощники нужны, а не самоубийцы. Ты или с нами, или вали отсюда на все четыре стороны, крути свои бараньи рога, если дурак, — не смог сдержатся Художник. — Не держит ни кто. Вот только проживешь ты, с таким подходом, ровно до заката.

— Ладно, — потупился под грозным взглядом, не терпящим препирательств чернобородый мужик, делая шаг назад. — Надо так надо, но свое я потом все равно возьму.

— Возьмешь, — зло согласился с ним Максим. — У меня есть шесть свободных автоматов, и мне нужны стрелки, желательно воевавшие.

— Пять, — прошептал рядом с ним Тень.

— Что пять? — Не понял Максим.

— Пять свободных автоматов, я свой не отдам, — сжал упрямо губы парень.

— Отдашь. — Рыкнул Художник. — Я все понимаю, но прости, ты не боец, и в данный момент твое упрямство мешает делу. — И так, — он вновь обратился к строю, — Кто из вас имеет опыт боевых действий? Кто воевал, и готов еще раз повоевать?

Вереница рабов уныло брела по дороге со стороны раскопок. Все как обычно. Они каждый день уходили на работу утром, в сопровождении стражи, и каждый день возвращались обратно в Бург в том же составе. Рутина, ничего не меняется изо дня в день. Привычно — скучно. Охранники у ворот скользнули по ним безучастным взглядом и занялись более веселым занятием, которым развлекали себя уже более получаса. Игрой в города.

— Сыктывкар, — зевнул один из них, черноволосый увалень, лет сорока, прислонившись к притвору ворот.

— На «Р»? — Другой, такой же черноволосый парень, только помоложе лет на пять, переминающийся с ноги на ногу, словно танцуя, задал глупый вопрос.

— Тебе в твоем боксе совсем мозги отбили? — Первый стражник покачал осуждающе головой. — Сыктывкар заканчивается на «Р»?

— Вроде, да? — Недоуменно посмотрел на напарника бывший боксер. — А че?

— Не че, а на «Р» — передразнил его увалень. — Значит, и тебе нужно назвать город на «Р».

— Че за наезд? Я те че, лох? Сам знаю, что на «Р», — нехорошо оскалился танцор. — Рев.

— Что за Рев? — Посмотрел как на ничтожество, на напарника увалень.

— Ты чего тупой? — Ответил ему таким же уничижительным взглядом танцор. — В школе не учился? Город такой, там еще война была, только не помню, какая точно, училка на уроке рассказывала. Душевно так, рассказывала. Героические мужики воевали. Там еще народу уйма полегла.

— Ржев, что ли? — Хмыкнул увалень.

— Может и Ржев, говорю же, что не помню, — отмахнулся от напарника, как от назойливой мухи танцор. — Чего это меняет? Город оканчивается на «Р»? Вот и не придирайся. Тебе на «В» говорить.

— Тупой валенок, — буркнул напарник.

— Че, ты сказал? — Подпрыгнул к нему стражник с явным намерением кинуться в драку, но внезапно вздрогнул и выпучив недоуменные, словно обиженные глаза, застыл во фронтальной стойке.

— Чего это с тобой? — Приготовившийся отбивать атаку, но так и не дождавшийся нападения первый стражник, не закончил фразу. Прилетевшая пуля пробила ему лоб, превратив в кашу мозги.

— Собираем автоматы, трупы за ограду, с глаз долой и продолжаем также неторопливо идти на площадь. Не вздумайте ни в кого стрелять, не поднимайте панику, нам сейчас этого не надо, — распорядился Максим, забрасывая автомат за плечо и перешагивая через подрагивающие в конвульсиях тела.

Спасибо Ойке за бесшумность. Когда он открутил от своей СВД глушитель и потребовал у Художника автомат, то тот скептически посмотрел на бормочущего что-то деда.

— Не подойдет, крепление другое и калибр не тот. — скосился он на манипуляции старика.

Все это происходило на опушке леса, прямо перед тем, как выйти на дорогу к воротам Бурга. Лесной дед недовольно хмурил брови, крутя в руках, то оружие, то прибор бесшумной стрельбы.

— Не боись, пацан, у деда все подойдет, — усмехнулся он и с ловкостью фокусника, плюнув автомату на ствол, прикрутил без малейших напряжений сил глушитель на оружие Художника. — Пользуйся, звук отсутствует вовсе. Такая штукенция только у дедушки Ойки есть, цени, он тебе ее на время дал, то великая честь, еще ни один игрок не пользовал, не сломай. — Он повернулся к Максиму и резко сменил тему. — Ты уверен, что поступаешь правильно? Эта авантюра лезть в логово зверя, практически безоружным.

— Уверен? — Задумался тот. — Я не в чем не уверен. Но действовать так, как предлагаешь ты глупо. Если даже вооружить всех рабов из твоего тайника, то солдат из них не сделать, они ни пороха, ни крови не нюхали. Перебьют их всех люди Строга при нападении на город. Мы и Угрюма не освободим, и людей положим, а так, как предлагаю я, может, и получится. Мы вытащим из поганого логова братана, обратимся за помощью в Отстойник, Сытуху, к менквам и сихиртя, соберем армию и уничтожим «Свидетелей смерти».

— Тебе виднее, это твой квест, — вздохнул дед. — Поступай, как задумал.

Что и говорить, выручил глушитель. Не пришлось приближаться на расстояние прямого контакта ближнего боя, и использовать нож. Снял охрану двумя выстрелами, спасибо Уйыну за меткость, издали и без шума уничтожил. Теперь осталось только надеяться на везение, наглость и неожиданность.

По многодневным наблюдениям Ойки, на мнение рабов надеяться было нельзя, так как все время своего пленения они находились в бессознательном состоянии, с полностью подавленной волей, и если что и помнили, то урывками, и в бредовом тумане. Дед же все видел, пусть и издали, и все помнил. Так вот, жизнь в городе вечером переходила в разряд загула. Промаявшиеся весь день в безделии воины Строга, видимо, с его согласия, практически всем составом, отправлялись в увеселительное заведение, на площади, куда с регулярностью доставляли новоплененных девушек.

Визг и пьяный хохот раздавался оттуда полночи, а потом, видимо, натешившись и перепившись, садисты засыпали, и никто из них на улицу не выходил до утра. Бодрствовали только стражники у ворот, да еще в окне хозяина города горел свет.

Это был шанс, и Художник решил им воспользоваться.

Ворота прошли без происшествий, никто больше не помешал, два раба сидели у одного из домов, вытянув ноги, прижавшись к стене, но им не было ни до чего дела. Зомбированный Строгом мозг безучастен даже к собственной судьбе, а уж к окружающей обстановке и подавно. Вечер медленно переходил в ночь, солнце уже практически скрылось за горизонтом, подсвечивая черные уже дома кровавыми контурами заката.

Вереница рабов в сопровождении мнимых охранников, неторопливо брела не в бараки, как это положено, а в сторону городской площади, но некому было удивляться. Все воины Строга гуляли в увеселительном заведении города. По словам Ойки, до утра никто из них не должен выйти оттуда, но, как всегда, удача посмеялась над Художником.

— Вы куда это вонючее стадо ведете? — Раздался пьяный удивленный голос. — Их хлев в другой стороне.

Покачивающийся коренастый мужик, с красной, словно он только что вышел из бани рожей, вышел из-за угла и, уперев руки в бока, удивленно уставился в сторону остановившихся рабов.