— Я никого не убивал, у меня не поднялась рука на кормящую мать. Самка сама отдала мне шкуру, которую скинула после рождения дитя. — Возразил Максим, сам между тем подыскивая более удобное место для обороны.

— Она родила? — Неожиданно рассмеялся змей. — Первый раз за столько лет? — Он вдруг растянулся по земле и приблизил морду к лицу Максима. — Кого она родила, игрок, какое у младенца лицо? Змеиное или человеческое?

— Человеческое, — пожал недоуменно плечами Художник.

— Радуйтесь змеи! — Подлетела вверх морда змея. — Слава Полозу, у нас появилась еще одна самка! Жизнь продолжается. — Забыв о Художнике, змеи подняли такой шум, что у того заложило уши. Они кружили друг против друга в каком-то диком танце и терлись друг о друга носами, а над ними возвышался Шем-кишке и смеялся.

Максим решил воспользоваться шансом, проскочить между ними и сбежать.

— Стой игрок! — Преградил ему дорогу Шем-кишке. — Тот, кто принес такую радостную весть достоин, что бы его проводили из локации с почестями. Ты мог убить, но не убил нашу последнюю надежду, нашу единственную самку, и за это я объявляю тебя другом. Отныне ты долгожданный гость в этой локации. Иди смело, ни одна змея больше не причинит тебе вреда.

Слуги! — Рявкнул он приказ. — Проводить дорогого гостя до выхода из локации, и отдать ему перстень дружбы. Носи его гордо игрок. Ты заслужил это.

Нам всегда и все хочется сделать быстро, так уж устроена нетерпеливая сущность человека, но по закону так называемой подлости, которая, что не предпринимай, как не старайся, хоть лбом о стену бейся, хоть череп разбей, но она, эта самая подлость, непременно вклинится между желаниями и возможностями. Дела наши неизбежно разойдутся, с ожиданиями во времени и пространстве очень даже далеко. Так далеко, что напрочь забудут друг о друге потеряв всяческий интерес, и ничего тут не поделаешь, закон подлости любит пошалить и поиздеваться над нами.

Этой ночью Максим изнывал от вынужденного бездействия. Нет ничего хуже, чем ждать чего-то очень важного, осознавая при этом, что ничего от тебя сейчас не зависит. Все что мог, он уже сделал и теперь был обречен сидеть и смотреть в потолок, ожидая результатов своих стараний.

Конечно же Художник не сидел, не мог такой деятельный организм бездействовать, он возбужденно мерил шагами комнату Ойки, бормоча себе под нос проклятия в отношении хитрого и неторопливого деда. В уголке, дремал в кресле, и наблюдал за ним Тень, он даже не пытался что-то говорить, так как в прошлую попытку общения, новый знакомый так рявкнул на него: «Заткнись», что еще раз начать разговор парень остерегался.

Резонный вопрос, как они тут оказались?

Все очень просто…

Покинув Шем-кишке, Максим осторожно, не теряя бдительности, направился по разрушенному временем городу в обратную сторону. Ни одна змея больше на него не нападала. Он чувствовал их присутствие даром Уйына, и даже несколько раз видел, то в кучах завалов, то в оконных или дверных проемах, но твари словно потеряли к нему всяческий интерес. Уже у самого портала его ждала отличающаяся от прочих, размером и более черным окрасом змея. С легким шипением она выползла из дверного проема крайнего дома, и свернулась в кольцо. Художник ожидал нападения, но вместо этого тварь вытянула тонкий, словно стрела, подрагивающий хвост, на самом кончике которого, было надето кольцо из цельного черного агата. На нем не было никаких дополнительных украшений, не было выгравировано никаких орнаментов, только полированная до зеркала поверхность, но внутри просвечивалась растянувшись по периметру, на грани видимости, едва различимая, малюсенькая, словно уснувшая, огненная змейка.

Тварь требовательно зашипела и поднесла кольцо к самому лицу Художника, и тому ничего не оставалось, как только взять подарок. Змея еще раз зашипела, скосив вытянутые зрачки, по направлению к левой руке Максима, и тот понял, что от него требуется. Сначала он хотел былоодеть кольцо на безымянный палец, но тварь остановила его грозным шипением, и качающейся в отрицании головой. Испробовав все пять вариантов, одобрительный кивок змеи указал на мизинец.

Легкий укол, словно укус комара, соединил воедино удивительное украшение и палец Художника, а легкое тепло волной пробежало по телу.

— Носи его достойно, — услышал он шипящий голос, заставивший вздрогнуть, и понял, о чем говорит ему встретившая его змея. Кольцо одарило его знанием речи пресмыкающихся. — Отныне и до кончины, ты наш друг. Мы всегда придем на помощь, стоит только потереть этот подарок и сказать: «Шем-кишке, я нуждаюсь в тебе».

Максим слегка склонил голову, в знак благодарности.

— Спасибо.

Змея больше ни произнеся ни единого слова, развернулась и скрылась все в том же дверном проеме, из которого до этого появилась.

Художник сделал все то, что хотел в этой локации, сам не ожидая, что это будет так просто, да еще и получил волшебный артефакт. Пора возвращаться и воплощать дальнейший план в жизнь. Там мучается под пытками друг, и он обязан его освободить. По другому и быть не может.

Они встретились прямо у входа в портал, в который ушел Максим добывать каменную шкуру змеи. Лесной дед и Тень ждали его там же, где он их и оставил, на лесной полянке, окруженной редкой березовой рощей, сквозь которую пробивались полуденные лучи солнца. Ойка мирно подремывая прислонившись спиной к березе, и положив на вытянутые ноги ружье изображал из себя полную невозмутимость, а Илья, нервно пиная опавшие листья, шагал безостановочно взад, вперед, ежесекундно оглядываясь в сторону едва заметного перехода в другую локацию.

— Вы, игроки, очень странные создания. Вечно куда-то спешите, — монотонно вещал Ойка не открывая глаз, и мало заботясь о том, что его слушают. — Нервные какие-то все, дерганные. Вот чего ты скачешь как молодой заяц в поисках зайчихи в момент полового созревания? Думаешь что твоя беготня поможет другу победить, и остаться в живых? Ты глупый. Суета ничего не приносит кроме расшатанных нервов, усталости, изжоги, гастрита, а в итоге язвы желудка. Ты уж поверь старику. Сядь лучше и не мельтеши, подумай о вечном…

Он наверно много еще чего наговорил бы в сторону мечущегося Ильи, не стесняясь с выбором эпитетов, но тут проход колыхнулся зеленоватой волной, явив на свет, довольного собой Художника.

— Живой? — скосил на него приоткрыв один глаз дед. — Сбежал никак? Я так и думал, что кишка у тебя тонка для такого дела. То же мне герой нашелся, самого Шем-кишке какими-то стекляшками одолеть захотел. Хвастун. Видимо не суждено мне локацию от этих уродов, «Свидетелей смерти» избавить… — Он вдруг осекся, открыв подавившийся не произнесенными словами рот, раскрыв и выпучив оба глаза. Высоко подпрыгнув и едва не врезавшись головой о нависающий над ним сук, Ойка удивленно воскликнул. — Это чавой?.. Это что? Шкура что ли?.. А это?.. — Он подскочил к Максиму и схватив того за руку, едва не сорвал с пальца кольцо. — Как это?.. Быть такого не может?.. Такое не украсть, не отобрать не возможно… Как ты умудрился со Шем-кишке подружиться? Вот уж говорили мне про тебя всякое, да я дурень не верил. Каюсь. Права молва про двух сдвинутых на голову друзей, ввязывающихся в любые авантюры и выходящими всегда сухими из воды, из любых передряг. Давай, рассказывай, как там все прошло. Ну давай же, не томи, — нетерпеливо дернул он за рукав Максима, едва не свалив того на землю. — Терпежу уже нет, страсть как знать хочется, чего там у тебя приключилось?

— Два рубина, — хмыкнул Художник.

— Чего два рубина? — выпучил на него непонимающие глаза Ойка. — Ты о чем?

— Два рубина, говорю. За рассказ. Чего тут непонятного? — Изобразив серьезное выражение на лице, слегка нахмурив брови, и требовательно протянув ладонь, пояснил вернувшийся из змеиной локации путешественник.

Наступила долгая пауза во время которой лицо лесного деда сначала медленно побледнело, потом посерело и вдруг резко покраснело. Непонимающие какое-то время глаза медленно наполнились осознанием услышанного и налились кровью. Он резко развернулся, опустил голову, и начал остервенело нарезать круги вокруг Художника, покряхтывая и бормоча проклятия при этом, вколачивая с ожесточением ноги в траву.