Стражники недоуменно смотрели сквозь него, на поднимающийся дым зарождающегося пожара. Они слышали гулкие шаги бегущего человека, но не видели того, кто к ним приближается. Это почему-то развеселило довольного собой Илью, у которого адреналин плескался в крови, так, что ему до смерти захотелось пошутить.

Проскочив между стражников, занятых разглядыванием поднимающегося дыма, не сдерживая своего желания, он пнул под зад одного из них, того что справа, и уже не задерживаясь рванул в сторону леса, где его ожидал Ойка.

Странный дед ржал, едва не падая от хохота на землю:

— Зачем ты это сделал дурень? Они же передрались, после твоего ухода, выясняя кто, кого пнул. Ты хотел меня уморить? Поздравляю, тебе почти это удалось. — Закатывался старик.

— Кто передрался? — Не понял подбежавший к нему прихрамывая Тень, восстанавливая сбившееся дыханье.

— Ну ты и дурень! Не ужели не понял? Стражники конечно, кто еще! Город-то подпалил зачем, дурья голова?

— Нельзя упускать такой шанс, — встретивший на поляне возвращающихся друзей Максим, выслушав их, не мог сдержать эмоций. — Пожар, это всегда паника, неразбериха, беготня. За это время я легко проберусь в город и освобожу Угрюма. Ты, Илья, даже не представляешь, какой ты молодец. Подпалить дом этого урода! Это просто чудо какое-то. И это ты подарил его мне.

— А подскажите мне, какой нынче праздник? — Пробурчал недовольно Ойка, охлаждая жар загоревшегося жаждой действий Художника

— Какой еще праздник? Ты о чем вообще? Игоря освобождать надо, а ты о празднике каком-то? — Недоуменно посмотрел на старика Максим.

— Ну как? — Сделал хитрое лицо лесной дед, и добавив голосу сарказма продолжил. — Меня вот сегодня повеселили, концерт с пинками, и дракой стражников устроили, еще и Строгу подарок сделать хотите, да убыра порадовать вкусненьким… Так вот я и спрашиваю: «С чего такие радости в этой локации»? Может я чего-то не знаю?

— При чем тут все это? — Немного успокоился, готовый вот-вот сорваться и бросится спасать друга Художник.

— А вот в чем. Строг, далеко не дурак, и правит в Бурге железной рукой. — Стал мгновенно серьезен Ойка. — Он быстро прекратит панику, и наведет порядок, а после того, как этот дурачок, Тень, устроил в его доме пожар, и пнул стражника, то удвоит бдительность. Не надо имнть большого ума, что бы понять, что действует против него кто-то мало, а то и вовсе невидимый. — Дед жестом остановил попытавшегося что-то возразить Максима. — За оставление поста, у него наказание, смерть у столба, поэтому стража у ворот никуда не денется, а после всего, что произошло, еще и удвоится. Ты думаешь, что они будут спокойно наблюдать, как из леса, идет по направлению к ним, какой-то мужик с автоматом, и дождутся когда тот приблизиться и прирежет ротозеев? Ты вроде на дурака не похож, Художник. В общем после попытки освобождения друга, ты будешь висеть рядом с ним на столбе, и Ледяная гора, с удовольствием сожрет твои внутренности.

— Я не подумал, когда поджигал, а пинал вообще сам не знаю почему, просто очень захотелось… — покраснел Илья. — Простите меня, я больше не буду.

— Конечно не будешь, на дурня вроде не похож. В следующий раз, когда будешь «неподумать», вспомни о последствиях, — зло посмотрел на Тень дед. — Ты, по скудоумию, раскрыл себя, и лишил нас козыря.

— Что ты предлагаешь? — Разозлился на Ойку, за то, что тот оборвал его надежды Максим.

— Действовать по старому плану. Добывать змеиные шкуры, делать браслеты, и поднимать бунт рабов. — Монотонно перечислил тот.

— Там дядя Угрюм страдает, — вздохнул Илья. — Его избили, и еще будут пытать, его освобождать надо.

-Ты еще тут повякай! Пока они не поймают Художника, он останется жив, это его страховка. — Вспылил Ойка. — Пытку он вытерпит, а вот за обращение «дядя», скорее всего, когда освободится, надерет тебе уши. Нет тут ни дядь ни теть, все равны, все одного возраста, и скоро ты станешь таким же как и он. Нашел себе дядю.

— Ладно дед, остынь. Хватит шпынять нас как слепых кутят. Поняли мы все. Неси зеркало и показывай дорогу в эту свою «руиновую» локацию, вот твои рубины, — Максим протянул драгоценные камни. Ойка их взял, совершенно безучастно сунув в карман, и прыгнув резко в лес, пропал, словно и не было.

— Ты камней принес раза в четыре больше, чем у нас с Угрюмом было, — улыбнулся Илье Максим. — Они теперь по праву твои.

— Зачем они мне, дядя Художник. — Он резко осекся. — Простите, вы просто по возрасту с моей мамой одинаковые, поэтому и дядя.

— Давай дальше без дядь, теть, и на ты. — Улыбнулся парню Максим. Тот кивнул в ответ головой и покраснел. «Совсем еще пацан, вздохнул про себя Художник. — Вот же тебя угораздило сюда попасть».

Ойка появился уже через несколько минут, и с видом полного превосходства, протянул солнцезащитные, зеркальные очки.

— Это что? — Не понял Максим.

— Как что? — Обиделся дед. -То, что ты и просил. Глянь в них. Себя видишь? Значит зеркало.

— Ты что, зеркал никогда не видел? — Рассмеялся не сдержавшись Художник.

— Где мне было их видеть? Откуда тут зеркала? — Еще сильнее обиделся Ойка. — На березе, или ели они не растут, как грибы то же. Эту вот штуку один из игроков обронил, когда его поймали, ореки не заметили, а я подобрал. Чудесная штука, словно два глаза на тебя смотрят, и себя в них видишь, словно в луже. Короче. Бери, то, что дают, и не привередничай.

— Я расчитывал на настоящее зеркало, — задумался Художник. — Но это пожалуй даже еще лучше. Ладно, — махнул он рукой. — Будь, что будет. Веди дед, в свою змеиную локацию.

Старая Губаха, покинутый и разрушенный временем поселок шахтеров, встретил Максима, хмурым, затянутым серой пеленой небом и зловещей тишиной. Неприятное и странное ощущение, что находишься не на улице, а в каком-то огромном помещении, с прозрачными стенами и давящим, низким потолком. В портал он вошел один. Ойка напрочь отказался заходить, а Тень пришлось оставлять с помощью отборного мата, так как на обычные уговоры он не поддавался, и непременно желал следовать за старшим товарищем, охотится на змей.

— Ты понимаешь (нецензурная лексика), что очки у нас одни, а ты для Шем-кишке без них, просто кусок парного мяса (нецензурная лексика), — орал на парня Художник, а тот только упрямо отводил глаза и сжимал зубы. — Мне Угрюм о тебе позаботится велел, а не скормить змеям (нецензурная лексика). Сиди тут, жди. Не лезь куда не следует. Придет еще твое время, навоюешься, да так, что рвать от отвращения будет. Это приказ, пацан. Считай, что мы на войне, и ты солдат (нецензурная лексика). А ты Ойка. — Художник с раздражением посмотрел на деда. — Головой за него отвечаешь. Если к вечеру не вернусь, проводишь его в пещеры сихиртя, и все расскажешь. Пусть позаботятся о парне.

Максим медленно передвигался по засыпанной обломками зданий и вековой пылью улице, внимательно присматриваясь к руинам. Если когда-нибудь какой и станет земля после апокалипсиса, то именно такой, наполненной пустотой безнадежности и пугающей, гулкой тишиной.

Чувство серой тоски, ощущение конца пути, нестерпимое чувство одиночества, и все что прожито до этого момента, глупо и напрасно. Вот пожалуй единственные эмоции которые доступны человеку в таких местах, прежде чем он перережет себе горло. Ведь это именно они доминируют над всеми остальными, глуша все желания, и призывая к немедленному суициду.

Бредешь вот так, одиноко среди руин, вздыхаешь обреченно и думаешь: «Зачем это все? Зачем суета? Ведь все вокруг превратится в конце концов в пепел и тлен, и нет ничего больше впереди. Прах, один только прах».

Он шел медленно, внимательно всматриваясь в обрушенные здания поселка. Спешка в данной ситуации смерти подобна. Один не верный шаг, одно неправильное движение, малейшее отвлечение от реальности, и выскочившая из-за угла тварь, поставит жирную, кровавую точку на путешествии и самой жизни.