Я метнулся в свою башенку, экипировался подобающим образом, в расчёте на холод. Деревня деревней, но мало ли, что там по факту найдём. Может, головёшки одни. Твари разные бывают, и резоны у них могут быть всяческие.

— Нас-то позовёшь? — спросил Егор, когда я спустился.

— Угу. Доберёмся, «якорь» изображу. Вы хватайте гонца — и сюда.

— Добро.

— Неофита только не берём.

— Да он дрыхнет, — вмешался Захар. — Дай бог, к вечеру проснётся.

— Ну и слава Кришне. Он уже наисполнял на месяц вперёд, даже у меня так не получается. Хватит, пусть отдохнёт. Ладно, народ, давайте, не скучайте тут.

Я вышел на двор, оседлал Тварь и выехал за ворота. Кобыла едва перебирала ногами.

— Ты дорогу поняла?

— Поняла.

— Круто. А может, уже первую космическую включим?

— Не сразу, — буркнула Тварь.

Видимо, ей нужно было разогреться. Ладно, что ж я, зверь, что ли. Тише едешь — дальше будешь.

Зевая, я смотрел вокруг, на однообразные заснеженные пейзажи. Хорошо всё-таки, есть в зиме своя романтика. Она, если разобраться, в каждом времени года есть. Только вот когда в моменте находишься, почему-то постоянно больше на негативе концентрируешься. Зима — холодно, весна, осень — грязь, лето — жарища. И только вот таким тихим похмельным утром выезжаешь на Твари в деревню, где люди пропадают, глядишь по сторонам и думаешь: «Хорошо-то как, Господи!»

Тварь постепенно приходила в норму. Шаг ускорялся. Ближайшую деревеньку уже минули примерно на сорока километрах в час. Я приготовился было к прыжку в гиперпространство, когда случилось нечто совсем уж непредвиденное, из ряда вон.

Прямо посреди дороги перед Тварью кто-то появился. Кобыла, бешено заржав, встала на дыбы, едва успела остановиться. А когда опустилась, я сказал:

— О как.

Передо мной стоял чёрт.

Ну как чёрт? Чертёнок. Маленький такой, вполовину меньше стандартного. Морда, впрочем, злая, как у взрослого, а хвостом так и хлещет себя по ляжкам. И не больно же ему… Впрочем, шерсть-то вон какая, наверное, правда не больно.

— Христос в помощь, — сказал я.

Чертёнок зашипел и попятился. Я усмехнулся. Не любит нечисть Христа. Ну а мне-то? Пионер должен быть вежлив, вот я и… А там, дальше — проблемы индейцев шерифа не волнуют.

— Ты куда едешь? — взвизгнул чертёнок.

— В Москву, — «признался» я.

— Зачем?

— За песнями.

— За… За песнями?

— Ну да. Нам песня строить и жить помогает. На любой земной работе и в космическом полёте песня — это главное, друзья.

Чёрт в ответ изобразил нечто вовсе уж невиданное. Он кончиком хвоста почесал макушку. Так вот забавно взрослеют чертенята. Хвост растёт быстрее туловища.

— Так ты что, к Кощею не собираешься? — выпалил мелкий бес.

— Не-е-е, ты чего. — Я перекрестился. — Кощея я боюсь. Цельный властелин потустороннего мира. Убьёт ещё чего доброго.

От крестного знамения чертёнок опять поморщился и попятился.

— Так ты, получается… трус⁈

— Как скажешь, Недотыкомка.

— Как ты меня обозвал⁈

— Я тебе имя дал. Раньше жил, как дурак, без имени. А теперь с именем будешь. Как дурак.

На морде Недотыкомки отобразился напряжённый мыслительный процесс.

— Имя? — спросил он, вновь почесав меж рогами хвостом.

— Ну. Носи, радуйся. Ты чего хотел-то?

— Так, это… Девка-то у нас!

— Одна на всех?

— Эм…

— Хреново вам, сочувствую. У меня вот только дома — две. А вообще, в любой деревне только свистну — и…

— Что ты мне зубы заговариваешь⁈ — взвизгнул чертёнок. — Девка твоя у Кощея! Ежели через три дни не придёшь за ней — получишь её голову!

— А на что она мне?

— Кто? Девка?

— Да не, голова. Одна голова, без всей остальной девки, имеет очень малое значение. Не присылайте, не надо. Давайте на это Рождество обойдёмся без подарков.

— Ты-то нам подарил подарочек, — оскалился Недотыкомка.

— Безвозмездно, заметьте. Просто ненавязчивый знак внимания. Ладно, ты сказал — я услышал. Три дня. Приду. Всё? Пошёл вон.

Три дня — это, конечно, немного меньше, чем запрашивала Яга, но, в целом, нормально. Вытянет. Не вытянет — пойдём без навигатора.

Хорошо уже то, что Кощей начал дёргаться. Он-то, видать, думал, что я к нему сразу же прискачу, даже без коня. А я всё не иду и не иду. В такие моменты у негодяев возникают тревожные мысли типа: «А не дебил ли я? А не херню ли сделал?» Пусть-пусть подумает, оно полезно.

— Ты меня прогонять не смеешь, — распушился чертёнок. — Ласков со мной будь! А то с твоей девкой чего-то нехорошее случится.

В ответ я кастанул Удар.

Недотыкомка взвизгнул и скатился с тропы в снег. Там он тут же исчез, оставив по себе парящую полынью.

— Хозяин? — тихо позвала Тварь.

— Внимательно.

— А чёрт сейчас был?

— Был.

— А. Ну, хорошо. А то я уж, это… Того. Ладно! Поехали тогда.

И Тварь вломила уже по-настоящему. Через двадцать минут я был на месте.

Деревня Караваево и вправду оказалась справная, как говорил Геннадий Максимович. Никаких тебе щелястых развалюх, никакого раздолбайства. Сплошь капитальные постройки, на пригорке церковь, тропинка к ней расчищена, всё чин-чином. Дым из труб к небу тянется. Идиллия.

— Ну, лес — вон, — заметил Егор.

Он, Земляна, Захар и Геннадий Максимович переместились на мой Знак.

— Спасибо, кэп, — кивнул я.

— Зайдём туда, Манок запалим, да поглядим, кто на него вылезет.

— Ох и холодрынь же здесь, — поёжился Захар.

Он был прав. В этих местах отчего-то мороз стоял сильнее, чем в Поречье. Вон, даже реку льдом затянуло. Небось, перейти можно. Вроде как даже проруби виднеются.

— Жрать охота, — внесла свою лепту ожившая Тварь.

— Потерпишь, — отрезал я.

— Ох, не знаю…

— Сперва работа, потом — жратва. Кто не работает, тот не ест.

— Я-то свою работу уж отработала, привезла, куда надо. Могу и пожрать, пока вы мечами машете.

— Ладно, не зуди. Спросим сейчас.

Мы пошли по деревне и вскоре увидели мужика, чинящего забор.

— Здрав будь, — поприветствовал его Егор. — Бог в помощь.

— И вас Христос храни, охотнички, — отозвался мужик. — Вы ж из-за Семёна?

— Насчёт Семёна ничего не скажу, да говорят, люди пропадают.

— Семёновские две дочки, — кивнул мужик и, приладив свежую доску на место прежней, вынул из кармана гвоздь. Захар молча взялся держать доску. — А потом он ещё и соседа взял, сам пошёл. Так все и сгинули.

Мужик застучал молотком. Переждав, я спросил:

— Что за долбанутая логика тут опять? Одна девка пропала — вторую послал. Две пропали — ещё соседа туда же. И так — пока вся деревня не закончится, что ли?

— Нет, — обиделся мужик и вынул второй гвоздь. — Мы же к его сиятельству послали, жалиться.

— Сразу посылать надо было!

— Так кто ж знал!

— «Кто ж знал»… У Семёна этого остался кто-то дома?

У Семёна остались заплаканная жена и куча мелких ребятишек. Жена — пышнотелая, с рыхлым, но добрым лицом, — пыталась нам улыбаться, но получалось плохо. Ревела.

— Теперь старость одной встреча-а-ать! Одна я с малыми детьми оста-а-алася-а-а, — подвывала она, сидя за столом.

— Вы по существу, пожалуйста, — попросил я. — Горевать будем потом, сейчас людей найти нужно. Дочь за хворостом послали, верно понимаю?

— Ве-е-ерно.

— Так. Куда она могла пойти?

— Знамо дело, вдоль реки дорожка, там лес старый.

— Приметила я эту дорожку, — заявила Земляна.

— Ну и пойдём. На снегу следы должны были остаться.

Мы, вместе с хозяйкой, вышли из дома. Проходя мимо забора, я заметил, что несколько досок в нём сломаны.

— А чего это у вас? — спросил, указав на непорядок.

— А, — отмахнулась хозяйка, которой было не до того. — Ночью, видать, молодёжь колобродила. Вы уж доченек-то моих найдите, заступнички! Семена моего…