Среди толпы в какой-то момент мелькнуло счастливое лицо Марфы. Захар, видимо, уболтал Егора или Земляну сгонять за ней Перемещением в Поречье. Ну, парня можно понять. Такое веселье — и без любимой. Несправедливо.

Как мы шли домой, я ещё помнил. Как оказался у себя в башне, уже нет. Но не могу сказать, что меня сильно беспокоил этот вопрос.

Проснувшись, я, не открывая глаз, кастанул Противоядие. Похмелье как рукой сняло. Я блаженно потянулся, открыл глаза.

Ух ты! За окном за ночь побелело уже совсем по-зимнему. Из-за леса выбралось неяркое солнце. Значит, время — к полудню.

Я встал, подошёл к балкону. И увидел на заснеженной дороге всадника. Кто-то упорно пробивался сквозь снег к усадьбе.

— Доброе утро, Владимир Всеволодович! — встретила меня внизу тётка Наталья. — Завтрак подавать?

— Начинай потихоньку.

— А вы — далече ли собрались? — тётка Наталья заметила, что я накинул меховой плащ.

— Пойду гостя встречу.

— Это какого же?

— Да вот заодно и узнаю.

Во дворе бодро махал снеговой лопатой Терминатор, расчищая дорожку. Похмельный Данила стоял рядом и давал ценные указания.

— Да не туда кидай, башка твоя железная! Не видишь, что ли — тама куст растёт? В него не кидай, кидай сбоку… Доброе утро, ваше сиятельство!

— Исключительно доброе. Как здоровье? Голова не трещит?

— Есть маленько…

Я скастовал Противоядие. Данила встрепенулся. Не веря собственным ощущениям, зажмурился, помотал головой. После чего расплылся в довольной улыбке.

— Ух! Благодарствую, Владимир Всеволодович! — и накинулся на Терминатора с новой силой.

А я, утопая в снегу, прошагал к воротам. Створку приоткрыл раньше, чем в неё заколотил спешившийся всадник. От него и лошади валил пар.

— Барин дома? — всадник тяжело дышал.

Меня в лицо, очевидно, не знал. А то, что ворота может открыть кто-то, кроме прислуги, в голову не пришло.

— Дома.

— Слава богу! — всадник перекрестился. — Позови барина! Дело до него срочное. Скажи, посыльный прискакал от его сиятельства графа Дорофеева.

— Что ещё стряслось? — нахмурился я. Открыл воротину шире.

— Ох…

Вот теперь посыльный сообразил, кто перед ним.

— Извиняйте, господин Давыдов! Не признал от волнения. — Он отвесил мне глубокий поклон. — Прислали его сиятельство Михаил Григорьевич вам сказать, что в дальней его деревне народ пропадает. Покорнейше просит не отказать разобраться, что за напасть такая.

— Народ пропадает? — раздался из-за моей спины голос Егора. — Зимой?

— Истинно так. Третьего дня пошла девчонка за хворостом и сгинула. Родители сестру, что постарше, искать отправили — тоже пропала. Тут уж, конечно, заволновались. Отец ихний соседа взял на подмогу, вдвоём ушли. Это вчера поутру было. И по сию пору никто не вернулся. Староста мальчишку послал господину графу доложить, а Михаил Григорьевич меня к вам отправили. Покорнейше просят оказать содействие.

Мы переглянулись с охотниками. Земляна тоже нарисовалась тут как тут — словно почувствовала грядущую поживу. Пожали плечами.

— Что за деревня-то? — спросил я.

— Караваево.

— Не слыхал о такой. Якорь там есть у кого?

Егор и Земляна развели руками.

— Значит, будем добираться конным ходом, — вздохнул я и двинулся к конюшне. — Эй! Конный ход? Ты там как?

Тварь была плохо. Когда я вошёл, она как раз ползла по полу к ведру с водой. Доползла, перевернула себе на голову и грустно заржала.

— Тварь. Ты, часом, не помнишь, на каком этапе вчера в твоей жизни появилось такое количество синьки? — Я привалился к косяку.

— Уйди, — икнуло несчастное животное. — Без тебя тошно.

— Н-дя. Ладно, сейчас подлечить попробую.

Я скастовал Знак Противоядие, однако никакого эффекта не последовало. Разве что Тварь витиевато заругалась матом.

— Что не так?

— Всё не так! Не работают на меня эти ваши Знаки. Жгутся только. Я ж тебе не человек.

— Ясно. Значит, будем по-старинке.

Выйдя из конюшни, я заорал:

— Тётка Наталья! У нас пиво есть?

— Пиво? — Тётка Наталья моментально образовалась на крылечке. — Нету пива, извиняйте! Настойка есть.

— Ну давай хоть настойку. Бутылку сразу.

Тётка Наталья умчалась исполнять. Вскоре на улицу выскочила Маруся с бутылкой и подбежала ко мне. Участливо заглянула в лицо.

— Совсем плохо, барин?

— Да мне-то хорошо. Плохо сейчас кому-то другому будет. Кому среди зимы не спится… Спасибо, радость моя, а теперь отойди на безопасное расстояние.

Я вернулся в конюшню, откупорил бутылку и сунул в страждущий рот кобылы. Та присосалась, как жеребёнок к материнской сиське, в мгновение ока выдула всю бутылку. Под конец всосала так, что аж стекло треснуло.

— Но-но! — отдёрнул я пострадавший сосуд. — Ты мне ещё стекла наешься.

Тварь молчала, однако сумела без посторонней помощи подняться на ноги. Пошатываясь, вышла из конюшни и остановилась, глядя на белый свет с нескрываемым презрением. На Тварь с отвисшей челюстью смотрел прибывший гонец.

Я тоже вышел и остановился рядом с Тварью. Открыл было рот, чтобы спросить, как обстоят дела на текущий момент, но не успел.

Тварь открыла рот и громоподобно отрыгнула. Изо рта вылетел метровый язык пламени. Полыхание и громыхание продолжались секунд пять, потом иссякли. Кобыла опустила голову, ткнулась мордой в кучу снега, накиданную Терминатором, и принялась его жрать. Это заняло ещё секунд тридцать. После чего транспортное средство повалилось набок и захрапело.

— Это фиаско, братан, — взглянув на гонца, подытожил я. — Ладно. Давайте позавтракаем, что ли. Там, глядишь, Тварь очухается.

За завтраком разговорились с гонцом. Оказалось, его зовут Геннадием Максимовичем. Дядька оказался словоохотливый и простой.

— Сам-то я в той деревне бывал, — говорил он, уплетая пироги с клюквой. — Хорошая деревня, справная. А уж таких хозяев, как Михаил Григорьевич, дай-то бог каждому. Но вот — поди ж ты, напасть! И ведь до Рождества уже рукой подать. Я как представлю людей, что под самый святой праздник детей потеряли — аж выть хочется. А им-то каково?

— Ну, давай драматизировать раньше времени не будем. Тел не нашли? Не нашли. Значит, шанс на выживание имеется. Сейчас главное — оперативно добраться до места…

— Встаёт! — послышался позитивный вопль Маруси, которая сидела у окна и смотрела во двор.

— Очень хорошо, — порадовался я. — А у кого?

За столом не было только Тихоныча и Данилы.

— Лошадка ваша встаёт! Ох, нет, опять упала… Бедняжечка.

— Лежит?

— Лежит, снег хрумкает.

— Ну, пусть хрумкает. Там метаболизм конский, скоро оклематься должна.

— Владимир Всеволодович, а может, всё-таки в санях? — осторожно предложил Геннадий Максимович. — С обычными лошадьми? Я бы дорогу показал.

— Да долго это, — отмахнулся я.

— Воля ваша, конечно, да только уже ведь время потеряли.

— Ничего мы не потеряли. Завтракаем. Завтрак — архиважнейший приём пищи. Потому что обед и ужин могут вовсе не случиться в жизни. Вот и возникает необходимость вовремя и грамотно утрамбовать организм калориями. Питайся, Геннадий Максимович, питайся. Сейчас чай с вареньем подадут.

— Да я уже под завязку.

— А вот таких слов в этом доме не произносят.

— Прошу простить!

— Я-то прощу. А вот тётка Наталья обиду затаит. Другой раз заедешь в гости — накормит вкусно, сытно, но будешь ощущать некую загадочную тоску во время пищеварения. Тебе оно надо?

Геннадий Максимович перекрестился.

К тому времени как мы покончили с трапезой и вышли на двор, Тварь твёрдо стояла на ногах.

— Готова к труду и обороне? — хлопнул я её по боку.

— Поехали, — был краткий ответ.

— Что, даже пожрать не попросишь?

— Не говори мне о жратве! Никогда больше жрать не буду.

— Эк тебя жизнь-то растопырила… Жаль, диктофона под рукой нет, зафиксировал бы. Ну ладно. Готовься, сейчас поедем. Геннадий Максимович, объясни ей дорогу. Да ты не смотри, что у неё глаза красные, нормально всё. Навигатор сбоить не должен. Запомнит.