— Верно понимаешь! Ну, добро. Тут я буду, конечно. Куда мне уходить? Давай-ка, добрый молодец, садись к столу. Завтракать будем.

— Не, спасибо, я к себе пойду. У меня с завтраками строго. Раз пропустил — в немилость на неделю попал. Да там уже и волнуются, поди.

— Ещё б не волноваться! Такое устроил…

Не дожидаясь, пока Карелия Георгиевна снова начнёт ворчать, и поблагодарил её за аж два чудесных спасения, мысленно изобразил Знак и перенёсся к себе во двор.

Во дворе действительно стоял ор выше гор. Участвовали все. И тётка Наталья, и Маруся, и Груня, и младенец на руках у Груни, а громче всех надрывалась Тварь.

— Хозяи-и-ин! На кого ж ты меня, несчастную, покинул⁈ Без тебя меня только бить все будут да проклинать! Не надо мне никаких подарков на Рождество! И к хмельному не притронусь во веки вечные, только вернись!

— Договорились, — сказал я, подходя ближе. — Насчёт хмельного — все свидетели. А чего вы так голосите?

Описывать, как мне обрадовались, пожалуй, не стану. А голосили потому, что я внезапно исчез, оставив открытый сарай, кучу искорёженных банок и кровищу на полу. С точки зрения домашних, здесь произошла страшная битва с летальным финалом. Логично, в общем-то.

— Барин…

С двух сторон ко мне льнули Маруся и тётка Наталья. Тварь подошла сзади, нежно положила башку на плечо. Данила и Тнхоныч с умилением наблюдали. Груня утирала слёзы радости, младенец у неё на руках от избытка чувств обдулся и издавал кряхтящие звуки.

— Мы ведь даже, куда бежать-то, про беду рассказать — не знали, — докладывал о развернувшейся драме Тихоныч. — Охотников-то ваших, как на грех, в усадьбе нету! Пацана, и того след простыл. В Поречье искать, али в Смоленске? Али где ещё подальше? И добираться ещё — сколько! Энту-то образину, — он кивнул на Тварь, — без охотников со двора не вывести…

— Это кто тут тебе образина⁈ — возмутилась Тварь. — Ты себя-то в зеркале видел, башка твоя плешивая⁈ — Негодующе раздула ноздри.

— Чш-ш, — я погладил Тварь по морде. — Не буянь. Тихоныч не со зла. На самом деле, он комплимент сказать хотел, но не все люди умеют в комплименты.

Тварь сменила гнев на милость, снова опустила башку мне на плечо. Тихоныч опасливо покосился на неё и закончил:

— Данила уж сани закладывал, хотели хоть так до Поречья добраться. А тут и вы появились, слава тебе, Господи, — он перекрестился.

Домашние тоже закрестились и забормотали восхваления Творцу.

— А что там было-то, барин? — опомнился Данила. — В сарае-то?

— Да ничего особенного. Это я тренировался, боевые Знаки отрабатывал.

— Почитай, половину бочонков раскатали…

— Дак, они для того и предназначены, чтобы раскатывать.

— А кровища откуда?

— Упал.

— Э-э-э…

— Тётка Наталья, — оборвал допрос я. — Меня в этом доме накормит кто-нибудь, или мне с голоду помирать?

Тётка Наталья охнула, подхватила юбки и ушуршала в дом. Остальные тоже расползлись. Во дворе остались я и Тварь.

— Хозяин, — нежно дохнула мне в ухо кобыла. По ощущениям — на предельную мощность включили фен.

— Чего?

— Ты ж не думаешь, что про подарок — это я всерьёз сказала, что мне не надо? И про хмельное тоже.

— Я не думаю. Я записал. И свидетели есть.

— Ну, хозя-яин…

— Да будет тебе подарок! Обещал — значит, будет.

Тварь восторженно заскакала вокруг меня по двору. Время от времени высоко вскидывала копыта и ржала.

— Чего это она? — спросил выглянувший из сарая Данила.

— Рождество ждёт. Радуется.

Данила одобрительно покивал.

— Барин. А с бочонками-то — чего делать?

— Да ничего пока, сложи в сторонке. Поглядим, может потом пригодятся на что. Посчитай, кстати, сколько там целых осталось?

Данила посмотрел изумленно.

— Извиняйте, барин, этого я не могу.

— Почему?

— Дак, не обучен счёту. Тихоныча звать надо. Тётка Наталья ещё умеет, но она по пальцам только. Когда пальцев не хватает, то не умеет.

— Бардак!

— Чегось?

— Я говорю, исправлять ситуацию надо. Победим Кощея — возьмёмся за установление поголовной грамотности на территории отдельно взятой усадьбы.

Данила перекрестился и попятился.

— Да ну вас, барин! Скажете тоже…

— Владимир Всеволодыч! — на крыльцо выпорхнула Маруся. — Тётка Наталья велит к столу приглашать, кушать подано!

Насыщался я долго и с удовольствием. Поднятие ранга такого уровня требовало серьёзного восстановления затрат. Тётка Наталья дважды подкладывала мне омлет, придвигала домашнюю ветчину, творог, варенье и булочки с маслом.

Насытившись и взявшись за кофе, я откинулся в кресле. Планов, как обычно — лопатой не раскидать. Но прежде всего надо посетить Дубовицкого. Вдруг он что-то полезное нарыл?

— Владимир Всеволодович! — встретил меня Дубовицкий. — А я уж думал посылать за вами!

— Вы в следующий раз не думайте, — посоветовал я. — Посылайте сразу. Я же не сижу, к креслу приколоченный. Меня сперва найти надо… Так что у вас?

— Прошу, — Дубовицкий ухватил меня за рукав.

Потащил к столу, на котором были разложены открытые книги.

— Вот, взгляните!

Я взглянул. Самая большая книга в раскрытом виде занимала едва ли не половину стола. Пергаментные страницы, обтрепанные по краям, кожаный переплёт — в общем, очень старая. Распознавать затейливую вязь из букв я даже пытаться не стал. Посмотрел на картинку.

Она изображала… Ну, Змея Горыныча, видимо, запрос-то был на него. Покрытое чешуей туловище, три клыкастых головы на длинных изогнутых шеях, злющие маленькие глазки, могучие крылья и свивающийся в кольца хвост. Три разверзнутые пасти изрыгали огонь.

Старинный художник был талантлив, картинка впечатляла — несмотря на то, что краски потускнели от времени. Это тебе не пресмыкающиеся недоразумения в Пекле, по какому-то нездоровому замыслу ставшие крылатыми. Эта тварь — всем тварям тварь.

Для того, чтобы читатель впечатлился ещё надежнее, вокруг Змея Горыныча были изображены люди. Ростом — в три чешуинки Горыныча.

— Очень хочется верить, что это художественное преувеличение, — пробормотал я. — По Питеру вот, говорят, пауки металлические гоняют. Пятьдесят человек уже сожрали.

Дубовицкий покачал головой:

— Увы, Владимир Всеволодович. Другие источники подтверждают, что Змей Горыныч огромен. Так что, боюсь, то, что мы видим — скорее преуменьшение.

— Угу. Ладно, упрёмся — разберемся. А победить-то его как?

— Вот, взгляните сюда.

Дубовицкий перевернул страницу. Персонажи те же, но теперь от людей, окруживших Горыныча, в него летели стрелы.

— И это всё? — спросил я.

— Увы.

— Н-да… Что ж, спасибо за информацию. До новых встреч, поздравляю вас с наступающим Рождеством. Не уверен, что когда-нибудь нам с вами снова доведётся…

— Постойте! — Дубовицкий вцепился в мой локоть. — Есть ведь ещё и текст.

Я вопросительно склонил голову набок.

— Там написано, что стрелы, пущенные храбрыми охотниками, ослепили чудовище. Змей Горыныч ослеп и метался до тех пор, пока не угодил в хитроумно расставленные сети! Тут-то ему и смерть пришла.

— Угу. Круто. А где эти сети так хитроумно расставили, не сказано? Подъёмные краны подгоняли, или что?

Дубовицкий вздохнул.

— Об этом, к сожалению, упоминаний нет.

— А о том, из чего были сделаны сети? Тварь же огнём плюётся, пожжёт всё на хрен! — я ткнул пальцем в пламя, вырывающееся из пастей Горыныча.

Дубовицкий приуныл окончательно. Развёл руками.

— Увы, Владимир Всеволодович. Чем могу.

— Да ладно, Аркадий Аркадьевич, не расстраивайтесь. Не вы же этот фанфик сочиняли.

Я с сожалением посмотрел на картинку. Вспомнил рассказ Яги о том, что её саму, если верить людской молве, убивали несчётное множество раз.