— Адрианна, мне жаль, — выпаливает она, снова привлекая мое внимание. Ее рука прижата к груди, а губы дрожат.

— За что?

— За… в-в-се, — заикается она, и я качаю головой.

— У меня такое чувство, что у тебя есть колоссальный список дерьма, о котором ты должна сожалеть. Тебе нужно быть немного конкретнее, если ты думаешь, что я собираюсь хотя бы отдаленно поверить всему, что ты говоришь. — Даже тогда я знаю, что не поверю. Она не заслуживает моего прощения. Она даже не заслуживает моего времени, и все же я здесь, продолжаю уделять его ей.

Ее руки сжимают ткань белой футболки, пока костяшки пальцев не становятся того же цвета. Непролитые слезы застилают уголки ее глаз, но это не вызывает ни капли сочувствия.

— Мне не следовало приходить, — говорит она, пытаясь подавить эмоции, и я киваю.

— Ты права.

Ее брови морщатся от боли при моих словах. — Я скучаю по тебе.

Я усмехаюсь. — Ты не можешь скучать по мне. Ты меня не знаешь, — парирую я, заставляя ее глаза расшириться, когда она протягивает ко мне руки.

— Я сделала, я…

— Ты ушла. Ты оставила нас с Норой, не заботясь ни о ком, кроме себя. Все, что последовало за этим, изменило нас обеих. Так что нет, ты не знаешь меня, и ты совершенно определенно не знаешь ее, потому что в тот день, когда наши жизни рухнули, не меньше, чем от твоих рук, эти девушки умерли следом.

— Н-нет, — она снова запинается, слезы катятся по ее щекам, когда она всхлипывает, и я рычу.

— Да.

Яд у меня на языке настоящий, и мне это не нравится. Мне не нравится темнота, которая охватывает мои конечности, или уровень гнева, который захлестывает меня, потому что я не могу это контролировать. Я не могу контролировать себя в ее присутствии, и это заставляет меня чувствовать себя более уязвимой, чем когда-либо прежде.

Спокойная и собранная. Спокойная и собранная. Спокойная и собранная.

— Я ушла, чтобы защитить тебя, — настаивает она, и я фыркаю, отказываясь верить в любую чушь, которую она несет.

— И как у тебя с этим обстоят дела?

Боль в ее глазах врезается мне в память, и я киваю сама себе, радуясь, что сохранила это как напоминание. Она сделала это. Она сделала это с нами. Она сделала это с собой.

Она понятия не имеет о тех эмоциях, которые пробуждает во мне, и я беспокоюсь, что чем дольше я остаюсь рядом, тем ближе она может подойти к разгадке. — Мы здесь закончили.

— Пожалуйста, Адрианна…

— Ты же не хочешь почувствовать ярость эмоций, бурлящих в моем теле прямо сейчас, — предупреждаю я, моя челюсть сжимается от напряжения.

— Эмоций?

— Не из хороших, — уточняю я, и она кивает.

Просто ставь одну ногу перед другой, Адди, и убирайся отсюда к чертовой матери.

Я делаю шаг назад, не сводя с нее глаз, пока она проводит языком по нижней губе.

— У твоей волчицы…

Ее слова снова замолкают, и у меня стынет кровь в жилах.

— Моей волчицы, — повторяю я, мой голос лишен эмоций, когда темнота пробегает у меня по спине.

Она прочищает горло и кивает. — Ты перекинулась?

Это что, какая-то извращенная игра для нее? — Нет, — признаюсь я, ненавидя себя в тот момент, когда открываю ей правду, особенно когда она грустно улыбается мне в знак соболезнования. Черт. — Я собираюсь предположить, что должна поблагодарить тебя за это, — добавляю я, удовлетворяя темное желание внутри меня уничтожить ее. К моему удивлению, она кивает, ее улыбка становится более натянутой, когда она сдерживает эмоции, которые я не хочу идентифицировать. — Думаю, я воздержусь от своей благодарности за это, — огрызаюсь я, когда она засовывает руку в задний карман джинсов.

— Это тебе, — шмыгнув носом, бормочет она, открывая конверт.

Я смотрю на него, нахмурившись, пока она ждет, когда я возьму его. — Мне это не нужно.

— Ты можешь передумать, — настаивает она, крепче сжимая его, когда протягивает в мою сторону.

— Ты никогда этого не делала, — огрызаюсь я, мой взгляд возвращается к ней. Вина роится в ее глазах, когда разочарование проникает в мои кости. Не на нее, на себя. Я буквально чертовски злюсь на саму себя в ее присутствии, и это нужно прекратить. Сейчас.

— Пожалуйста, возьми это, на всякий случай, — призывает она, в ее мольбе слышится отчаяние.

— И ты уйдешь?

Ее лицо искажается от боли, прежде чем она кивает. — Если ты возьмешь это, я уйду.

Прямо сейчас я сделаю практически все, чтобы установить между нами столь необходимое расстояние. Ее присутствие здесь не имеет смысла. Ничего из этого не имеет.

Прежде чем я успеваю отговорить себя от этого, я хватаю конверт, но она не отпускает его. Вместо этого она притягивает его ближе, увлекая меня за ним.

— Будь в безопасности, Адрианна, — шепчет она, боль в ее голосе соответствует вихрю ужаса в ее глазах. — Он приближается, и как бы я ни старалась, я, кажется, ничего не могу с этим поделать, — добавляет она, и слезы текут по ее лицу.

Я отступаю назад, нахмурившись. — Кто? — В ту же секунду, как я это говорю, я знаю, но она все равно подтверждает это для меня.

— Кеннер.

— Он знает, что ты здесь? — Я рычу, глаза расширяются от ярости, когда густой, мрачный голос прорезает воздух.

— Не знал. — Мое тело замирает, когда мама от паники бледнеет. Я моргаю через ее плечо и вижу мужчину, о котором идет речь, выходящего из кустов, из которых она появилась несколько минут назад. Усмешка растекается по его губам, придавая ему еще более зловещий вид, чем обычно, когда адреналин разливается по моему телу. — И не могу сказать, что я в восторге теперь, когда знаю.

36

КРИЛЛ

— П

очему ты вот так просто позволил ей уйти? — Рейден скрежещет зубами, жилы в его предплечьях напрягаются, когда он сжимает кулаки. Я понимаю его. Правда. Но реальность такова, что мы имеем дело с особенной женщиной, которая не воспринимает приказы.

— Потому что попытки сдержать ее только оттолкнут ее, — заявляю я, хотя слова не передают, с чем мы имеем дело. Если уж на то пошло, это наша вина, что мы стали такими отчаянными и нуждающимися по отношению к самой сильной и независимой женщине, которую я когда-либо встречал.

Я бы ни черта не стал менять, но реальность такова, что это выходит за рамки нашей зоны комфорта.

Рейден рычит, когда Броуди вздыхает.

— Крилл прав. Я уверен, то, как вы с Кассом распространяете перед ней эти идиотские флюиды, возбуждает ее до чертиков, но эти чувства далеко вас не заведут, — заявляет он, пожимая плечами, и Кассиан усмехается.

— Они заводят меня достаточно далеко.

Броуди бросает на него многозначительный взгляд, обращенный ко всем нам, прежде чем заговорить. — Я хочу большего с ней. А вы? — Видеть его таким странно. Обычно он бабник. Парень, по которому много девушек сохнут, а он первый, кто убрал всех остальных со стола ради Адрианны. Он стал тише, но это не похоже на грусть. Скорее… удовлетворение.

Мой зверь внутри меня закручивается, жаждая того же чувства, которое, как он знает, придет от нее, и я тру грудь, пытаясь унять эту боль.

— Большего? — Спрашивает Рейден, вопросительно подняв бровь, и Броуди закатывает глаза.

— Любовь, тупица.

Вампир посмеивается, но его смех обрывается, когда он хмурится, в замешательстве глядя на свои руки. — Я пойду и найду ее, — выпаливает он, быстро поднимаясь на ноги, но я двигаюсь быстрее.

— Нет, я сам, — ворчит Кассиан, спеша к двери и на ходу отталкивая меня плечом.

— Подождите. Подождите. Подождите, — кричит Броуди, в панике размахивая руками, и у меня в груди становится теплее.

Одно слово. Пять букв — и мой зверь берет верх.

— Нет, вы не пойдете. Я пойду. Что ей сейчас нужно, так это спокойный подход. Кто-то, кто действительно прислушается к ней, и мы все знаем, что это я. — Слова слетают с моих губ с уверенностью, о которой я и не подозревал, они пускают корни в моей душе, когда я черпаю в них силу. От меня не ускользнуло, что не так давно мы были в похожем положении, и я отказался заявить на нее права.