— Ты заставляешь меня…

Я жду, и я жду, и я жду, но этот мужчина не продолжает свою фразу. — Я заставляю тебя что? — Хрипло выдыхаю я, отчаянно желая узнать, что еще вертится у него на кончике языка.

Он качает головой, заставляя мою грудь сжаться, когда я понимаю, насколько сильно расстояние, которое я установила между нами двумя, причиняет боль и мне.

Черт.

— Ты заставляешь меня видеть дальше моего собственного носа, — бормочет он со вздохом, и мои брови в замешательстве сходятся.

— Что это значит?

— Это значит, что я всю жизнь думал только об одном… о себе.

Я фыркаю над общеизвестным фактом, о котором знают все. — Ладно.

— А теперь о тебе, — добавляет он, отчего у меня по спине пробегают мурашки.

— Обо мне.

— Ты заставляешь меня задумываться о том, как мои действия могут повлиять на других людей. Под другими людьми я имею в виду тебя.

У меня кружится голова, я теряюсь из-за его слов, но естественно пытаюсь подавить его влияние на меня юмором, за которым я стремлюсь спрятаться.

— Ого, да ты растешь, — шучу я, слыша покровительственный тон в своем голосе, но он этого не замечает.

— Расту? Я чувствую, что падаю.

— Падаешь?

— Из-за тебя.

18

РеЙДЕН

Я

не думаю, что Адрианна когда-либо выглядит так красиво, как в моменты, когда она теряет дар речи. Я обожаю ее огонь и дерзость, но наблюдать, как ее челюсть отвисает, а ресницы трепещут с каждым взмахом, что-то делает со мной. Ее щеки приобретают бледно-розовый оттенок, а зрачки расширяются, ища в моем взгляде ответы, которые я готов дать ей, если только она задаст эти чертовы вопросы.

Мое сердце учащенно бьется, пока между нами тянется молчание, несмотря на то, что я наслаждаюсь ею в таком состоянии. Я не должен был этого говорить. То, что я решил признать это сам, еще не значит, что она готова это услышать.

Впрочем, я могу справиться с этим молчанием. Меня сводит с ума ее смертоносное молчание. Ни за что на свете я не выдержу больше ни мгновения такого. Особенно после сегодняшнего. Нет слов, которые могли бы описать то душераздирающее чувство, которое пронеслось по моему телу при виде того, как она провалилась под лед.

Она забрала с собой частичку меня.

Вот почему я нырнул прямо за ней, не дав Кассиану, Броуди и Криллу возможности обдумать свои варианты. Это должен был быть я. Я должен был спасти ее. После того, как я привел к ней проклятый Совет, я знал глубоко в глубине души, что я должен был быть тем, кто это сделает, иначе меня раздавило бы чувство вины. Но это не тоже самое. Она здесь. Прямо здесь, и я больше не собираюсь тратить время, позволяя ей злиться на меня. Ну, она может продолжать злиться, но мне надоело держаться в стороне.

— Рейден, я…

Я прерываю ее, не желая, чтобы еще какая-нибудь чушь сорвалась с ее сладких гребаных губ. — Все, что мне нужно знать от тебя прямо сейчас, это сможешь ты простить меня или нет. — Она моргает, глядя на меня, губы шевелятся, но слов не выходит. — Я сказал тебе, что придумаю, как попросить прощения, но просто скажи мне, что ты сможешь. — Это мольба, которая раньше заставила бы меня кататься по полу со смесью смущения и отвращения, но для нее это того стоит. Я это знаю.

Она откидывается на спинку стула, оценивающим взглядом заглядывая мне в глаза. — Как розы снова оказались в моей комнате?

Я поднимаю брови. Не этого вопроса я ожидал.

Потирая затылок, я понимаю, что просто обязан быть с ней честен. — Вау, ты сразу переходишь к делу, да? — бормочу я, заслуживая от нее пристальный взгляд. — Пока тебя не было, я пробрался в твою комнату и спрятал розы в глубине твоего шкафа, а те, что на твоем столе, заменил обычными розами. Без крови.

На ее лбу появляются морщинки, а губы сжимаются в тонкую линию. — Значит, я выбросила обычные розы?

Она злится.

Прочищая горло, я быстро устраиваюсь поудобнее на своем стуле, чтобы упереться локтями в стол между нами. — Грохот должно быть был слышен повсюду, так что, если тебе от этого станет легче, я собрал их, и они у меня в комнате.

Ее тело расслабляется, облегчение из-за роз становится очевидным, прежде чем она снова хмурится, глядя на меня.

— Значит, у тебя все это время был доступ в мою комнату?

Я должен чувствовать себя виноватым, но это не так. Я предугадывал ее действия и был на шаг впереди. Таков я. И это не изменится, особенно когда дело касается ее.

— Я пробрался обратно, чтобы переставить розы, но это все, — говорю я, но упоминание о том, что я снова пробрался к ней, явно не играет мне на руку.

— Но это все? Ты не должен никуда проникать тайком, Рейден, — шипит она, и я качаю головой.

— Ты знаешь, как заманчиво знать, что я могу прокрасться и посмотреть, как ты спишь? Думать о том, чтобы лечь рядом с тобой? — Спрашиваю я, наблюдая, как она таращится на меня. Она не отвечает, но это не значит, что я закончил. — Ну, это заманчиво, очень заманчиво, должен сказать, но я этого не сделал, так что это должно что-то значить. — Я откидываюсь назад, скрещивая руки на груди и ожидая ее ответа.

— Надеюсь, мои стейки еще не остыли, — перебивает Перл, бросая на нас обоих многозначительный взгляд, прежде чем неторопливо удалиться. Мы молча набрасываемся на стейки в наших тарелках, прежде чем она вернется, чтобы снова отчитать нас.

Над нами опускается тишина, но на этот раз она успокаивающая, как будто есть надежда, что все может быть хорошо. Когда мы заканчиваем, я оставляю деньги на столе для Перл. Я всегда оставляю слишком много чаевых, и она всегда отчитывает меня, но в этот раз мне удается ускользнуть до того, как у нее появится шанс. Она слишком занята, бормоча что-то Адрианне, чтобы обратить на меня внимание.

Я использую момент спокойствия, чтобы придумать план действий с Адрианной, но как только мысли начинают крутиться в голове, я понимаю, что подхожу к этому неправильно. Мне нужно, чтобы она простила меня, но каждый путь к этой цели, который я придумываю, только заставляет ее ненавидеть меня больше.

Слова Перл, сказанные на днях, звучат у меня в голове, и мой позвоночник напрягается.

— Она должна увидеть твою уязвимую сторону, Рейден.

— У меня ее нет.

Или есть?

Меня не учили быть уязвимым, вот в чем проблема. Перл — человек, она носит свои эмоции на виду, как и многие другие, но это не то, что свойственно вампирам.

Дверь распахивается, знакомый звук колокольчика разносится по ночному воздуху, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Адрианна натягивает капюшон на голову.

— Что теперь? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне с неловким выражением.

— Это зависит от тебя, — выдыхаю я, безмолвно умоляя ее не уходить без оглядки.

К моему удивлению, она кивает и уходит по узкой мощеной дорожке. Я иду в ногу с ней, радуясь, что она все еще здесь, пусть и молчит, но, к моему удивлению, мгновение спустя она поднимает бровь, глядя на меня. — Это то, что ты обычно надеваешь, чтобы пойти к Перл?

Она слишком наблюдательна для своего же блага.

— Нет, это то, что я надеваю, чтобы навестить своего отца, — признаюсь я, луна дает достаточно света, чтобы я увидел, как ее брови приподнимаются от моей честности. — Он не знал об участии моей матери во всей этой ситуации с сужеными партнерами, но и не казался расстроенным этим, — добавляю я, предлагая ей полную прозрачность, хотя она об этом не просила.

— И что ты при этом чувствуешь? — спрашивает она, заставая меня врасплох.

Мои брови хмурятся, неуверенность царапает позвоночник, а пульс учащается. Мои пальцы так и чешутся помассировать виски, но вместо этого я засовываю их в карманы брюк. — Честно? Как пешка в чужой игре.

— Мне знакомо это чувство, — отвечает она, ее слова едва слышны, но правда, заключенная в них, бьет меня прямо под дых.

— Хватит обо мне. Ну, по крайней мере, в этом смысле. Как насчет того, чтобы ты рассказала мне, как я могу начать пресмыкаться, — предлагаю я, молясь, чтобы она согласилась сменить тему.