— Почему меня не пригласили? — спрашивает он, пиная меня по лодыжке. — Я не должен был узнать о твоем грандиозном признании в любви от Зака и Якова.

— Я их тоже не приглашал, — уверяю я его. — Они просто вломились на вечеринку. Я должен был догадаться, что они будут смеяться надо мной за моей спиной.

— Никто из них не смеялся над тобой, — говорит Эван. — Даже Зак.

Его черты внезапно смягчаются, и на лице играет странная улыбка, смесь сожаления и веселья. — Оглядываясь назад, я чувствую себя так глупо. Беспокоиться о... беспокоиться о стольких глупостях. Разве сейчас ты не чувствуешь себя счастливее? Теперь, когда ты рассказал своей девушке о своих чувствах? Теперь, когда ты больше не прячешься?

— Я никогда не лгал, — пробормотал я, обеспокоенный нехарактерным для Эвана самоанализом.

Влюбленность, должно быть, действительно способна изменить человека, потому что Эван был бы последним, кого я мог бы представить размышляющим об ошибках своего пути. Его - или Луку, который сидит и смотрит на озеро через лицо, покрытое синяками.

Я оглядываю озеро, смотрю на людей, которые окружали меня последние семь лет моей жизни. Девушки, с которыми я спал и от которых отказывался, мальчики, которыми я командовал так же легко, как армией солдат. Все студенты, с которыми я никогда не проводил время, которых никогда не считал достойными своего времени.

Почему меня так волновало, что они обо мне подумают, как воспримут?

Возможно, Эван все-таки прав. Сейчас, оглядываясь назад, все это кажется глупым. Все кажется мелким, бессмысленным и скучным.

Я открываю рот, чтобы признаться ему в этом, но он вскакивает на ноги, сжимает кулаки, и на его лице появляется решимость воина, готового встретить страшного врага. — Верно. Я пойду поговорю с ней.

Я смеюсь. — Вперёд.

Он уходит, а я продолжаю искать в толпе. Анаис сказала, что будет здесь, и я уверен, что она не стала бы врать мне, что придет.

Наблюдая за тем, как Эван подкрадывается к своей отличнице, как Закари вступает в спор со своей ледяной королевой, я больше не испытываю смеха и презрения.

Я просто завидую. Я просто хочу, чтобы я тоже опозорился из-за своей девочки.

Mon trésor. Моя Анаис.

Я замечаю в толпе Якова и вскарабкиваюсь наверх. Он стоит чуть поодаль, прислонившись плечом к стволу старой ели, и курит. На его лице легкая улыбка, он с кем-то разговаривает.

Не с кем-то. С Анаис.

На ней атласный комбинезон на бретельках ярко-зеленого цвета. Брюки настолько широкие, что почти похожи на юбку, облегающую ее длинные ноги. Волосы распущены - они выросли с тех пор, как я впервые встретил ее, и теперь длинные, до плеч. Она выглядит сияющей и земной, как какая-то неуловимая лесная нимфа.

Я встаю и шагаю к деревьям. Подкравшись к ней сзади, я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее обнаженное плечо. Не оборачиваясь, она протягивает руку, чтобы провести кончиками пальцев по моим волосам.

— Ты никогда не говорил мне, что Яков говорит по-японски, — говорит она, когда я встаю рядом с ней.

— Это потому, что я не знал. — Я обхватываю ее за талию, по-хозяйски притягивая к себе. — Почему? Ты же не думаешь привезти его в Японию вместо меня?

— Я не знаю, — сладко говорит она. — Яков, как ты относишься к Японии?

— Кав - не надо. — Я бросаю на него взгляд.

— Я уже был, — говорит он.

— Ты был там? — Мои глаза расширяются, когда я смотрю на него. Яков - человек, которому я бы доверил свою жизнь, но, похоже, я почти ничего о нем не знаю. — Когда?

Он пожимает плечами. — Я был несколько раз.

— Ну, ты всегда можешь посетить нас в Киото, — говорит Анаис.

Яков смеется низким, зловещим смехом и смотрит на меня. — Не волнуйся, Сев. Я не испорчу тебе медовый месяц.

Хотя мы с Анаис смеемся, мое сердце замирает при этой мысли.

Когда родители впервые сообщили мне, что я официально помолвлен с Анаис Нишихара, наследницей миллиардеров Нишихара, я был так занят тем, что злился, что даже не представлял, как это может быть на самом деле.

Не принудительная помолвка между двумя пешками в какой-то финансовой игре, а настоящая помолвка. Кольцо на ее пальце или на шее. Поцелуи и секс - не транзакционный гостиничный секс двух людей, встречающихся для обмена оргазмами, а нечто иное. Секс с тем, кого я хочу видеть в своей постели даже после того, как мы оба кончим.

Раньше будущее всегда казалось мне таким туманным и далеким. Наверное, я никогда не планировала его.

Но когда я представляю будущее сейчас, оно ясно, как фотография, в моем сознании. Это Анаис в каком-то возмутительном наряде и охристых носках, с пятнами краски на щеках, превращающая нашу квартиру в художественную студию. Это нежный утренний секс по ленивым воскресеньям, за которым следуют круассаны и кофе. Мы с Анаис в Японии, во Франции - где угодно, только вместе.

И я могу представить себе гораздо больше.

Я представляю ее в свадебном платье - никакого скучного свадебного белого, и она, вероятно, наденет кроссовки, просто потому что так будет удобнее. Медовый месяц, проведенный в каком-нибудь месте, полном красок и природы. Мое лицо между ее ног в золотистом солнечном свете, ее стоны, заглушающие шум проливного тропического дождя. Ее сияющее лицо и тысячи поцелуев, которыми я планирую осыпать его.

Мое сердце переполнено и готово взорваться, и я внезапно хватаю Анаис, крепко прижимая ее к себе. Яков бросает окурок на землю и топчет его.

— Твою мать, — ворчит он. — Возьми себя в руки.

Но в его тоне слышны ласка и веселье, и он подмигивает мне, уходя. Я беру лицо Анаис в руки. В туманном свете сумерек ее лицо сияет, как звезда.

— Petite étoile, — говорю я, заглядывая ей в глаза.

— Так меня называет Ноэль, — удивленно говорит она.

— Я знаю. Тебе идет.

— Значит ли это, что я больше не твоя trésor?

— Нет, не значит. Ты всегда останешься моим другом. Trésor моей жизни, моего тела, моего сердца.

— Как поэтично, — пробормотала она, задумчиво надувшись. — Кто бы мог подумать, что ты такой безнадежный романтик?

Я сжимаю ее щеки, прижимаясь к ее лицу. — Не смейся надо мной.

Она высовывает язык. — Тогда не делай все так просто.

— Мне можно быть милым.

Она отстраняется и одаривает меня медленной, злобной ухмылкой. — Но тебе гораздо больше идет быть злым.

Я сужаю глаза и наклоняю голову. — Зачем ты пытаешься меня спровоцировать, trésor?

Она пожимает плечами. — Я бы никогда не подумала о таком.

Но зеленый атлас комбинезона струится по ее коже, как вода, делая очевидными учащенное дыхание и напряженные соски. Я сжимаю челюсти и понижаю голос.

— Осторожнее, trésor . Ты же не хочешь, чтобы за тобой снова гнались по лесу.

Ее глаза блестят. — Как будто ты сможешь меня поймать.

Обхватив рукой ее шею, я притягиваю ее лицо к себе. — Кто теперь мазохист?

— Все еще ты, — дышит она мне в губы.

— Нет. Я не хочу причинять тебе боль, mon trésor. Я хочу сделать с тобой много-много всего, но никогда не причинять тебе боль.

Я захватываю ее рот в поцелуе, от которого у нас перехватывает дыхание. Она прижимается ко мне всем телом, ее руки обхватывают мои плечи. С ее губ срывается тихий стон, и она внезапно отстраняется.

— Тогда верни мне мое кольцо.

— Что? — Я хмуро смотрю на нее.

— Мое кольцо. Я хочу его вернуть.

Мое сердце замирает в груди.

— Это обручальное кольцо, — медленно говорю я.

Она пожимает плечами. — Я знаю.

— Я хочу, чтобы оно было у тебя, — говорю я ей низким голосом. Вокруг нас сгущаются сумерки, ползучая тьма окутывает нас мягким коконом. — Но это обручальное кольцо.

— Мы ведь помолвлены, не так ли?

Я колеблюсь. — Значит ли это, что мы останемся помолвленными?

— Ты хочешь остаться помолвленным? — спрашивает она.

— Анаис. Конечно, я хочу остаться помолвленным. Я хочу, чтобы ты была моей любовницей, моей девушкой, моей невестой. Однажды я хочу, чтобы ты стала моей женой - если ты захочешь. Я просто хочу, чтобы ты была моей, как бы ты этого ни хотела.