Наш темп, естественно, замедляется, когда мы пробегаем между деревьями, и знакомое упавшее бревно напоминает мне о воспоминаниях, которые появились у меня здесь, хотя мы пробыли в кампусе совсем недолго. Когда мы приближаемся к месту, где мой партнер по пробежке трахнул меня, он полностью останавливается. К моему большому раздражению, я замедляюсь рядом с ним.
Я — дура.
Настоящая чертова дура.
Он поворачивается ко мне, его руки уверенно упираются в бедра, а голова слегка наклонена набок.
— Вчера было слишком много всего, даже для меня как наблюдателя. Поэтому я не могу представить, что ты чувствовала, и, думаю, мне просто не нравится мысль о том, что ты сейчас одна.
Я хмурюсь, пока он машет рукой между нами, пытаясь объяснить, почему бегает вместе со мной.
— Я прекрасно справляюсь сама, — это все, что я могу сказать. Я та, кто заботится о других, а не наоборот, и мне совсем некомфортно, когда все происходит иначе.
— Я в этом и не сомневаюсь.
Теперь, когда мы полностью остановились, знакомая боль разливается по моим конечностям, и я начинаю разминать руки и ноги, регулируя дыхание, надеясь, что между нами вновь установится комфортная тишина, ведь он ясно дал понять, что уходить не собирается.
Любые надежды разбиваются вдребезги, когда он делает шаг ко мне.
— Что было самым худшим?
Сердце вздрагивает, только один раз, и грудь сжимается. Это довольно глубокие переживания. Не знаю, хочу ли я заходить на эту территорию в одиночку, не говоря уже о разговоре с кем-то другим.
— Ты о чем?
Моя попытка прикинуться дурочкой терпит неудачу, когда он приподнимает бровь. — В прошлой ночи.
Я качаю головой, несмотря на две первые мысли, пришедшие мне в голову. Одно я знаю наверняка: Кассиан понятия не имел.
Не. Малейшего. Понятия.
Его хватка на моей талии была пропитана паникой, неуверенностью и беспокойством. Он был в таком же неведении, как и я.
Раскрытие того, кто я есть, не стало для меня сюрпризом, я знала, что однажды это произойдет, так что, хотя мой секрет в каком-то смысле и раскрыт, это пугает меня не так сильно, как другие вещи.
А именно две вещи, к которым все сводится, пронизаны таким ужасом и неопределенностью, что я не знаю, с чего начать.
Моя мать и Кеннер.
Простые слова, но они имеют такой вес. Мой кошмар — это только верхушка айсберга.
— Я чувствую, как твои мысли проносятся со скоростью мили в минуту, но ты не делишься, — бормочет Броуди, прерывая ход моих мыслей.
Я прочищаю горло и на секунду отвожу взгляд в сторону, прежде чем снова посмотреть на него. — То, что ты задаешь вопросы, не означает, что я должна на них отвечать.
Разочарование мелькает в его голубых глазах с оттенком грусти. Мой разум оживает, и моя магия, вопреки здравому смыслу, трепещет между нами, открывая истинные чувства, стоящие за его вопросами и действиями.
Черт.
Быстро обуздав свою магию, я вздыхаю. — Я думаю, прошлой ночью ты узнал обо мне кое-что, что должно объяснить, почему я не увлекаюсь всей этой болтовней, — заявляю я, и он слабо улыбается мне.
Не говоря ни слова, он неторопливо подходит к поваленному дереву, устраиваясь поудобнее в его центре, уперев локти в бедра. — Конечно. Я имею в виду, ты… ты. — Он машет на меня рукой, и я без тени сомнения понимаю, что он собирался сказать что-то со словом принцесса. И все же он этого не делает. — Я не могу представить, каково это — держать все это в себе. — Он качает головой, и его взгляд блуждает, как будто он действительно обдумывает это.
Что, черт возьми, происходит?
Прежде чем я успеваю подумать об этом, я подхожу ближе и опускаюсь на бревно рядом с ним, глядя вдаль. Мгновение спустя его слова наполняют воздух вокруг нас.
— Мой отец — член Совета. Мне трудно доверять людям. Вот почему я держусь парней и не терплю никого другого, потому что их намерения всегда неясны. — Я пытаюсь представить, на что это похоже. Если бы королевство не пало и все знали, кто я, какими были бы мои друзья? Были бы у меня они? Или по-прежнему были бы только мы с Норой?
Я фыркаю при этой мысли. Если бы это зависело от моей сестры, она заставила бы меня быть настолько общительной, что у меня бы из глаз потекла кровь. Но где-то глубоко внутри я знаю, что мое отношение к чужакам осталось бы таким же. Проблема в том, что последние шестнадцать лет я сама была чужаком, счастливо занимая это место, а теперь все меняется.
Это пришло с академией. Думаю, я понимала на что шла, но признать этот факт сейчас, когда я в центре всего этого, — совсем другое дело. Я действительно жила совсем другой жизнь, чем та, что была мне предначертана по праву рождения, и вернуть ее обратно будет не так просто, так как это изменит каждую частичку моей сущности.
В моей голове бурлят мысли и чувства, точно так же, как это было в душе, но, к счастью, на этот раз слезы не подступают к моим глазам. Теперь я испытываю жгучее желание выплеснуть их из себя. Я не могу поговорить об этом с Норой, не тогда, когда я пытаюсь оградить ее от всего.
Может быть, с Флорой?
— Все в порядке, Адрианна. Я понимаю. Я прекрасно понимаю, что обещал трахнуть тебя и уйти, но я здесь, как щенок, отчаянно требующий твоего внимания. Я даже не могу объяснить это. — Он проводит рукой по лицу, но я остаюсь сидеть, разинув рот.
— Как ты меня назвал?
Его брови хмурятся. — Адрианна?
— Почему?
Он нервно сглатывает, прежде чем провести языком по нижней губе. — Потому что Рейден сказал, что ты из… Потому что ты та, кто ты есть, и к тебе следует обращаться соответственно.
Я хмуро смотрю на него долю секунды, прежде чем рассмеяться, по-настоящему рассмеяться. Я прикрываю рот рукой, безуспешно пытаясь успокоиться. Я не знаю, что со мной, но, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и вижу замешательство в его глазах, мне удается немного успокоиться.
— Прости, я просто…… пожалуйста, зови меня просто Адди, потому что это настолько излишне, что меня передергивает.
— Но…
— Твой член был внутри меня до того, как ты о чем-то узнал, Броуди, и ты буквально только что сам сказал о том, что люди относятся к тебе по-другому из-за твоего права по рождению. Ты собираешься так же поступить со мной? — Теперь моя очередь бросать на него укоризненный взгляд, и он качает головой.
— Нет, именно это я и пытаюсь сказать…
— Но твои действия не совсем соответствуют твоим словам.
На нас опускается тишина, а по его лицу пробегает чувство вины. Он прав, это странно. Парень, сидящий рядом со мной, — не тот человек, который привел меня в закусочную на земле Кеннеров две недели назад. Технически, если бы я хотела обвинить кого-то, я могла бы указать на него, но это было бы похоже на оправдание.
Он ничего от меня не заслуживает, и все же я чувствую желание сказать что-нибудь, что угодно, о прошлой ночи.
Глядя вдаль, я провожу руками по бедрам и вздыхаю. — Худшая часть прошлой ночи — это тот факт, что моя история преследует меня самым публичным образом, и я не знаю, как к этому относиться.
Он прочищает горло рядом со мной. — Твоя мама или тот, кто на тебя напал?
— И то, и другое, — признаю я с очередным тяжелым вздохом.
По крайней мере, она выглядела хорошо. Парень по имени Далтон, конечно, тащил ее, как домашнее животное, но я уверена, что она могла бы выглядеть и хуже. Во всяком случае, я так считаю. Я не видела ее так долго, потому что она бросила нас — как говорилось в историях, — так что я не могу быть уверена.
Но бросила ли она нас? Зная то, что я знаю сейчас, может ли это тоже быть ложью?
— Мне что, теперь просто пойти и спасти ее? — Выпаливаю я, прежде чем успеваю передумать, и на мои плечи ложится новый груз, который я не уверена, что смогу сбросить.
— Это то, что ты хочешь сделать?
Я поворачиваюсь, моргая, глядя на него, поскольку чувствую вопрос глубоко в своих костях. Во мне бушует адреналин, и неуверенность воюет внутри меня, когда я позволяю ситуации поглотить меня.