Он снова приближается на дюйм, только на этот раз мы оказываемся грудь к груди. Мой желудок сжимается, глаза сужаются, но, прежде чем я успеваю высказать ему часть своего мнения, он наклоняет свое лицо к моему.

— Ты солгала.

— Ты это уже говорил, — парирую я, пытаясь не закатить на него глаза.

— И тебе не жаль?

— Нет.

Его глаза сужаются, но я честна с ним. Чего еще он хочет?

— Хорошо, тогда понятно, на чем мы сошлись, — ворчит он, и от него волнами исходит раздражение.

— Сошлись кто? — Я не могу ясно мыслить, когда он так чертовски близко ко мне.

— Мы. — Две буквы, одно слово и миллион подтекстов.

— Какие мы?

— Не прикидывайся дурой.

Назвать меня дурой — все равно что привести в действие детонатор.

— О, я не прикидываюсь. Мы трахались, и ты не возражал, когда меня вынудили к дуэли. Я ни в чем этом не виновата. Ну, может быть, в победе, но это просто то, кто я есть. Я не подчинюсь, не признаю поражение и не умру от чьих-то рук, когда мое время еще не пришло. — Я подчеркиваю каждый пункт, тыча пальцем ему в грудь.

Его глаза блуждают по моим, словно он ищет что-то, известное только ему, пока не находит вопрос, который хочет задать.

— И ни одна часть тебя не думала, что я должен знать правду?

Я не могу решить, он бредит или просто настолько эгоцентричен.

— Когда один из твоих сородичей, к тому же твой отец, выгнал меня из дома и оставил шрамы на всю жизнь? Нет, я не думала, что должна была сказать тебе правду. Ни секунды.

Моя грудь вздымается с каждым словом, правда падает между нами, и наши короткие и тяжелые вздохи смешиваются.

Он смотрит, смотрит и смотрит.

Кассиан Кеннер потерял дар речи? Не может быть.

Словно почувствовав мое недоумение, он заговоривает.

— Действия моего отца не характеризуют меня.

Я откидываюсь назад, ударяясь головой о стену, и хмуро смотрю на него. — Я и не предполагала, что это так.

Его взгляд сужается, когда напряжение вокруг нас растет. Он поднимает руки, упираясь в стену по обе стороны от моей головы. Он наклоняется ближе, так близко, что наши носы соприкасаются. — Рейден сказал, что ты будешь винить меня.

Я усмехаюсь. — Рейден знает меня недостаточно хорошо, чтобы делать такие выводы.

Он проводит языком по нижней губе, и мой пульс учащается. Я чувствую, как он вибрирует во мне.

— Ты принцесса.

— Я фейри. — Вот что здесь важно. Мой исток важнее моего статуса — так было всегда и всегда будет. Если мой отец и вбивал в меня что-то больше всего, так это это.

— Принцесса фейри.

— А ты — принц волков.

Моя грудь поднимается и опускается с каждым вздохом между нами. Его зрачки расширяются, когда он заглядывает глубоко в мои глаза. Я замечаю, как в его омутах назревает буря, но, прежде чем я успеваю попытаться расшифровать что это значит, наши губы соприкасаются.

Я действительно не знаю, кто двигается первым, но мои пальцы изо всех сил цепляются за вырез его футболки. Мое тело притягивает его ближе, несмотря на то, что мой разум жаждет оттолкнуть его. Внутренняя борьба перерастает в войну, особенно учитывая то, как он претендует на мой рот.

Мое тело каждый раз побеждает.

Это может быть огромной ошибкой, но сожалеть об этом можно и завтра. Прямо сейчас я отчаянно хочу потеряться в его прикосновениях и забыть все свои проблемы.

Борясь за контроль, я прикусываю его нижнюю губу, заставляя его горло издать рычание, которое резонирует глубоко внутри меня. Он перемещает одну руку к моему горлу, сжимая с точностью, именно так, как мне нравится, в то время как другая его рука опускается на знакомое местечко у меня между ног.

Не должно быть так горячо, когда кто-то обхватывает твою киску, но он делает это идеально, и я не могу заставить себя отрицать это.

Я стону, когда жар между моих бедер усиливается от того, что он прижимает ладонь к моему клитору. Его губы отрываются от моих, его дыхание касается моей щеки короткими, резкими вдохами, заставляя меня открыть глаза.

Мое дыхание застревает в горле, когда я встречаюсь с ним взглядом.

Дикий.

Это единственное слово, которое может описать блеск в его расширяющихся зрачках.

Его губы приоткрываются, как будто он собирается что-то сказать, но они быстро захлопываются, прежде чем его веки закрываются, а нос скользит по моей щеке и вниз по горлу.

Черт.

Я надуваю губы, когда его рука отодвигается, чтобы освободить место для губ, которые теперь прижимаются к моему пульсу с явной целью. Но в тот момент, когда он вонзает зубы в мою кожу, моя маленькая вспышка раздражения испаряется, уступая место желанию, которое вспыхивает еще сильнее где-то глубоко в душе.

Мои глаза закатываются, и глухой удар моей головы о стену эхом отдается вокруг нас. Я не могу видеть, я не могу думать, все, что я могу делать, это чувствовать.

В воздухе раздается треск, и прежде чем я успеваю понять, что это, Кассиан заговаривает.

— Ты порвала мою гребаную футболку.

Тень улыбки появляется на моих губах, когда я провожу пальцами по порванному краю ткани. Открывая глаза с крайней неохотой, я обнаруживаю, что он уставился на мои руки. Его мышцы напрягаются, когда он медленно переводит взгляд на меня.

Знакомое тепло между моих бедер исчезает, когда он хватается за мою черную футболку и делает с ней тоже самое. Наши руки синхронно опускаются вдоль тел. Мы тяжело дышим, глядя друг на друга в нашем безрассудном состоянии.

Мы не должны. Мы действительно не должны. Это должно быть нашим предупреждающим знаком остановиться, но мы слишком давно его миновали.

Один — вдох, два — выдох, три… мы сталкиваемся.

Губы, пальцы, кожа.

Все. Везде.

Этого недостаточно.

Одежда рассыпается у наших ног, когда он на дюйм отступает назад, и я двигаюсь вместе с ним. Я не дрожу, когда ни единый кусочек ткани больше не касается моей кожи. Мое тело в огне.

Его пальцы запутались в моих волосах, крепко сжимая, когда он притягивает меня к себе. Наши поцелуи становятся мягче, напряжение слегка спадает, но едва я успеваю об этом подумать, как его движения становятся дикими. Руки хватают меня за талию, поднимают в воздух, бросают на кровать, и я соскальзываю с края. Он ловит меня прежде, чем я успеваю упасть на пол, но лишь для того, чтобы переместить меня в нужное положение.

Мои ноги упираются в ковер, когда он прижимает мою голову к покрывалу. Пальцы сами хватаются за простыни в ожидании силы, которую он готов обрушить на меня, но к моему удивлению, он лишь проводит одним пальцем по линии моего позвоночника.

Я замираю на месте, нервные окончания вспыхивают во мне с головы до ног, а бедра сжимаются вместе. Когда он добирается до округлостей моей попки, я оглядываюсь назад, страстно желая почувствовать его, и он проводит кончиком пальца между ними. Когда я вздрагиваю и ахаю, на его лице появляется ухмылка, но он не произносит ни слова, словно откладывая реакцию на потом.

Я открываю рот, готовая огрызнуться на него, но теряю дар речи, когда он опускает ладонь на мою задницу, и эхо шлепка вибрирует во мне. Он повторяет движение в том же месте, заставляя мою спину выгнуться дугой, и использует это легкое движение в своих интересах.

Я едва успеваю оценить его размер, прижимающийся к моей сердцевине, когда он входит в меня. По самую рукоять.

Я не могу дышать.

Я, блядь, не могу дышать.

Его рука снова запутывается в моих волосах, заставляя мою спину выгибаться еще сильнее, когда он двигает бедрами, позволяя мне почувствовать каждый дюйм его длины внутри меня.

Блядь. Блядь. Блядь.

Мое тело сопротивляется, когда он тянет мою голову к себе, одновременно прижимая талию и бедра к кровати, но это самое изысканное неудобство, которое я когда-либо испытывала. Ни секунды передышки, ни времени на привыкание, но с тем, насколько мои стенки скользкие, ему это и не нужно.

Когда он выходит, я тут же ощущаю потерю, но он снова резко толкается, заполняя меня до упора. Я уверена, что он намерен сломать меня, но это просто глупо с моей стороны, потому что после трех таких толчков его темп возрастает.