Увидела, как Фарадж выбирается из шатра, где коротал нынешнюю ночь, усмехнулась про себя. Осталась наложница ни с чем! Хотя, разумеется, ничто не помешает ему вернуться обратно спустя время.

И ладно. Ей-то что за дело!

Ее дело – снова сидеть безвылазно в полумраке и духоте шатра, теряя понимание – день теперь, или ночь. Слушать бредни Рамлы. Вновь и вновь подносить воду, упрашивать поесть или хотя бы выпить теплого молока, которое та любила. Смачивать лоб влажной тряпицей.

Ведунья больше ничего не говорила, и вскоре впала в забытье.

Накато поправила тело, свалившееся набок кулем. Прикрыла стеганым покрывалом, чтобы прохлада не разбудила. И осторожно отползла в сторону от ложа.

Лечь поспать, пока есть время?

Поесть! Она еще днем приносила для Рамлы еду, но та отказалась. Отшвырнула поднос, Накато пришлось собирать рассыпанную пищу. Разумеется, шхарт уже не накормишь тем, что валялось в пыли, а после – половину дня стояло в шатре и заветривалось. А вот для служанки – в самый раз. Для рабов предназначалась самая грубая пища, так что подсохшие кусочки сыра и мяса – еще вполне терпимо.

Она проглотила последний кусочек, когда полог шатра приоткрылся.

Накато вздрогнула – как это она не услышала шагов?! Должно быть, Фарадж ступал неслышно, а она слишком поглощена была едой. Однако он то ли не заметил, что рабыня съела то, что для нее не предназначалось, то ли не стал обращать на это внимания.

- Что здесь происходит? – шепнул тихонько – вот то, что Рамла спит, он явно увидел. – Как она?

- Господин, - Накато, не подымаясь с колен, коснулась лбом земляного пола. – Госпожа спит. Она недолго металась после того, как сказала то, что я передала тебе. И заснула. Я прибираю, поднос отлетел в сторону, а я не успела прежде…

- Ты хорошо присматриваешь за Рамлой, - Фарадж кивнул.

Голос его звучал ровно, бесстрастно. Не поймешь – хвалит или насмехается, намекая на то, как она слопала еду, предназначенную для госпожи.

Накато снова поклонилась. Вовремя вспомнила – поклонов мало не бывает. Особенно – здесь, в степях. Неважно, что хочет сказать Фарадж. Так или иначе, но совсем скоро она сама поймет, что он имел в виду. Либо накажет, либо…

Нет, наградить рабыню за то, что та исполняет приказы – о таком и подумать дико!

Значит, либо накажет, либо она, Накато, продолжит делать то, что делала. Сидеть в темном душном шатре с Рамлой, слушая ее излияния и ухаживая за ней, как за малым ребенком.

- Иди сейчас, принеси еды, - велел он. – А прежде скажи, чтобы лекарка со своими помощницами и со всеми снадобьями явилась сюда! Еду оставишь и не заходи после, пока не позову.

Накато снова поклонилась, давая понять, что услышала. И кинулась из шатра.

Рабам в кочевьях не полагалось подавать голоса при хозяевах. Разве что хозяин сам спросит что-нибудь или велит говорить. За привычное на равнине «слушаю, господин» здесь можно было поплатиться в лучшем случае – поркой, а нередко – отрезанным языком.

Боги и духи, что за радость – провести какое-то время не в шатре!

Накато добежала до соломенного шалаша, который соорудили помощницы лекарки. Медлить не стоило – Фарадж злился, когда его заставляли ждать.

Передала заспанным обитательницам шалаша приказ главы кочевья и отправилась за едой. Снеди наставила на тот же поднос, который швырнула нынче Рамла – только протерла его слегка.

В шатер шмыгнула тенью. Поставила поднос сбоку от входа и, повинуясь взмаху руки Фараджа, нырнула прочь за полог.

Успела лишь разглядеть, как лекарка что-то вливает в рот бессознательной шхарт, а ее помощница растирает чем-то висящие плетьми руки.

Кажется, всемогущие боги подарили ей нынче ночь свободы.

Конечно, Фарадж ждет, что она станет сидеть возле шатра, ожидая позволения вернуться к своим обязанностям. И непременно взбеленится, не найдя ее на месте. Но что он ей сделает? Надает затрещин, прикажет выпороть. Тоже еще, важность! Это прежде ее можно было напугать таким.

За годы службы у колдуна ей случалось переживать и худшее, чем какая-то порка. И она точно знала, что ничего страшного с нею не случится.

Потому Накато отползла осторожно в сторону. Опасалась лишь, что кто-нибудь заметит и велит ей оставаться на месте. Однако тем, кто находился внутри, было не до нее. Девушка посидела немного в тени, раздумывая. Ей хотелось увидеть молодого воина. С пробуждением дара госпожи она совсем не видела его. Даже издали, даже мельком. Как увидишь, если сидишь сиднем целыми днями в шатре рядом с полубезумной женщиной, терзаемой видениями?!

А ведь она даже не знает, кто он. Она не знает даже его имени!

Парень слишком молод, чтобы иметь собственный шатер. Должно быть, он находится с остальными молодыми воинами.

В шатрах старших воинов, богатых и влиятельных, к кому прислушивались в племени, оставались жены, наложницы, дочери и сестры, которых еще не выдали замуж. Сыновья покидали отцовские шатры, едва им исполнялось семь-восемь. Если мальчик научился стрелять из лука и держать копье – он готов защищать племя. Его отправляли к другим воинам – перенимать мастерство.

Если мальчика отправили к старшим воинам – он уже не ребенок.

Молодые воины спали под открытым небом круглый год, укрываясь лишь валяным или стеганым покрывалом зимними ночами. На стоянках им отводили места вокруг кочевья – чтобы следили, не приближается ли кто враждебный. Они жгли костры, рассаживаясь вокруг них, им отдельно готовили еду. Воины постарше рассказывали были и небылицы.

Кто-то до конца дней своих оставался без крова. Так и жил, защищая племя от врагов и хищников, пока чужая стрела или несчастная случайность не оканчивала его дни. Кто-то обзаводился своей долей в стаде, женой и немногочисленными рабами.

Да, наверняка парень, о котором думала все дни, находится где-то с краю кочевья, среди таких же воинов.

Накато найдет его. Высмотрит возле одного из высоких костров. Ночь длинная.

*** ***

- Что?! – молодой воин зло сощурился, потом расхохотался. – Ты что себе возомнила? – он уставился на нее. – Ты, жалкая, - он окинул ее презрительным взглядом. – Как тебе на ум зашло – что я могу поглядеть на тебя? Хотя – ты же тупая скотина. У таких, как ты, нет ума. Ты ведь служишь в шатре. У твоей госпожи наверняка есть зеркало – Фарадж не мог оставить без зеркала свою любимую наложницу. Попроси у нее и погляди на свою жуткую рожу!

Губы кривились, злость во взгляде медленно сменялась насмешкой. Накато в растерянности хлопала глазами.

Чего-чего, а такого она не ожидала.

Она бродила опасливо в отдалении от костров, которые воины жгли ночами, высматривая приглянувшегося ей парня. И таки углядела его.

На ее удачу, он не спал – сидел в компании, ведущей неторопливую беседу. Она дождалась, когда он отойдет от костра и подловила его, чтобы перекинуться парой слов наедине.

- Ну, чего таращишься, бестолочь?! – прикрикнул он. – Пошла прочь! – парень толкнул ее так, что она отшатнулась на несколько шагов.

Нога зацепилась за неровную почву, и Накато нелепо шмякнулась. Парень издевательски рассмеялся. Шагнул вперед, склонился к ней, ухватив за тунику на груди.

- Ты хоть бы помылась, прежде чем предлагать себя, - проговорил он. – И потом: кругом множество рабынь куда краше и моложе! Неужто я позарюсь на собственность самого Фараджа? Я не сошел с ума! Так что иди. Иди и не попадайся – иначе я расскажу твоему хозяину, чем ты занимаешься за его спиной! То-то здорово выйдет – ты ж, небось, путаешься с кем ни попадя? Надеешься выбиться из служанок? Так вовсе отправишься червей копать! Все, пшла! – он выпрямился и направился прочь, не оглядываясь.

Ошарашенная Накато тупо глядела ему вслед. Мало того, что он отверг ее – он над нею посмеялся! Попенял на то, что немолода, некрасива и не успела помыться.

Глаза щипало от злых слез, в горле стоял ком.