Мы начали медленно, шаг за шагом, отступать к оазису.

Флейта смолкла только тогда, когда мы, углубившись внутрь оазиса, вышли к озеру. Я оставил Томаша под пальмой, а сам, первым делом бросился к воде и засунул свою дурную башку в озеро. Напившись и освежившись, я лёг прямо на песок и уставился в небо. Голову потихоньку стало отпускать. Тени и голоса поблекли, хотя разум так окончательно и не пробудился, а голова оставалась тупой, как с глубокого похмела.

Солнце палило нещадно, нужно было вставать и искать укрытие. Более того, Томаш всё ещё пребывал под действием специй. Но при одной мысли, что мне придётся его исцелять и опять ловить приход, делалось не по себе.

Я просто не выносил ощущения потери контроля над своим разумом и телом. Никогда не понимал наркош, которые от этого получают кайф.

— Это, видимо, стоянка мротов, — выдвинул по поводу оазиса логичное предположение Фил.

— Вполне возможно, как-то же они пересекают эту злосчастную пустыню, — согласился я.

— Говорят, — выбравшись из долгой задумчивости, начала рассказывать Венди, — от их городов до наших, полгода добираться через пески, а потом нужно ещё преодолеть горный хребет. Раньше из-за эффов, мроты в пустыню не совались, и нам жилось спокойней

— Что же изменилось теперь? Эффы, судя по всему, никуда из пустыни не делись, — заметил я.

— Говорят, мроты нашли какой-то способ — оберег или еще что-то, и эффы их теперь не трогают, — пояснила всезнающая Венди. — Мроты тщательно охраняют эту тайну.

— Ясно, — я кивнул головой, ставя точку в разговоре.

Я нехотя подошел к Томашу, глаза его были черны, дышал он с трудом. Как говориться, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Я, переборов свою слабость, взялся за его исцеление.

И уже когда я проваливался во тьму галлюциногенных видений, запоздало понял, что переоценил свои силы, что нужно было обождать.

Я увидел яркий свет от фар сбившей меня фуры, испуганные глаза девушки, склонившейся над моим бездыханным телом. Запах крови и жжёных от резкого торможения покрышек, смешивался с дивным ароматом её духов. Я услышал матерную ругань выскочившего из машины водителя.

В следующее мгновение картинка сменилась. Я, прячась за деревом, наблюдал, как купается в озере всё та же девушка. Её волосы сияли на солнце, струились в прозрачной воде, точно расплавленное золото и целомудренно прикрывали пышную грудь.

Наши взгляды встретились. Стелла засмеялась и поманила меня к себе. Я, точно баран на веревочке, пошёл за ней.

Я зашёл в озеро уже по колено, когда увидел, что на меня мчится огромная волна. Меня сбило с ног и скрыло в воде с головой.

Вынырнул я уже в пустыне.

Фил действовал как обычно, с одной маленькой поправкой, так как у него не было сосуда, куда можно набрать воду, он догадался просто поднести меня к озеру и зашвырнуть в воду. В этот раз я даже матюгался не так яростно, так как был ему, в общем-то, благодарен.

Я глянул на небо, время приблизительно подошло часам к трём-четырём. Нам всё ещё нужно было отыскать место, чтобы укрыться от солнца, поесть и желательно немного подремать. И единственным таким укрытием могли послужить домики, что разглядел я с высоты птичьего полёта.

Всего глинопесчаных домиков на территории оазиса было наляпано в количестве семи штук. Шесть из них практически ничем не отличались, и только один из них выделялся на общем фоне тем, что весь домик, вплоть до крыши, зарос плющом. Да и вокруг домика произрастала буйная зелень.

Именно туда нас и понесла нелёгкая, благодаря чему наш отдых накрылся медным тазом. Я сразу почувствовал, что не хочу заходить в этот домик, но зашёл, уже привычно через не хочу.

Обстановка была убогая и для жилья неудобная. Стол, лавки, глиняная плита. Но домик не пустовал. За столом сидела дряхлая старуха. Глаза и рот её впали, жёлтая кожа, выглядела как скомканный пергамент, через седой пушок на голове просвечивала кожа. Но больше всего меня удивила зеленая лиана, которой бабка была привязана за ногу к печке.

Бабка внимательно смотрела на нас чёрными глазами и беззвучно шамкала ртом. Это говорило о том, что в ней каким-то чудом ещё теплиться жизнь

— Здравствуй, бабуся, — поздоровался я, соображая одновременно, не мерещиться ли она мне.

Судя по разинутым ртам моих спутников, если и мерещилась, то не мне одному.

— Здравствуй, путник, — проскрежетала старуха. — Ты не похож на мрота. А может ты их раб?

— Мы не мроты и не с мротами, — покачал я головой.

Таким образом, догадка Фила подтвердилась — это поселение посреди пустыни оказалось стоянкой мротов.

— Не может того быть, — засмеялась старуха. — Вы бы не прошли через пустыню. Вами бы полакомились благородные эффы.

— А мы, знаешь ли, говнистые больно, — заявил я, — чтобы нами лакомиться.

В этот момент мой живот решил, что самое время дать о себе знать и резко выдал довольно громкую порцию звуков.

— Вижу, — насмешливо хмыкнула старуха.

— Покормишь нас, бабуся, или так и будешь на пороге держать? — поинтересовался я.

— Эта пища мротского отребья, — поморщилась бабка, — но коль у меня гости, а своих хозяев я уж почитай полгода не видывала, то угощу вас.

Мы сели за стол. Старуха навалила нам в чашки какую-то склизкую дрянь на вид совершенно отвратительную. Но меня таким было не смутить, после армии я мог жрать всё, что хоть отдаленно напоминает еду. А особенно, когда жрать я хотел так, что аж пузо сводило. Похлёбка показалась даже вкусной, и я через мгновение уже требовал у бабуськи добавку.

— Как ты это ешь? — скривился Томаш, брезгливо размазывая склизкую жижу по стенкам чашки.

— Молча, — ответил я, уплетая вторую порцию.

Венди с Филом, с опаской, но всё же последовали моему примеру и, распробовав, отметили, что кушанье съедобно.

— А чего-нибудь повкуснее у вас нет? — робко приспросился Томаш.

Бабка, молча, залезла в печь, и достала оттуда чашку, от которой даже меня замутило. В чашке горкой лежали запечённые крысы.

Томаш отшатнулся от угощения, как от огня.

— Вот и мротам не нравятся, а для меня — это самая вкуснятина, — бабка взяла крысу и захрустела её хвостом.

— А из чего похлебка? — осторожно поинтересовался я, скрестив пальцы на руке.

— Из черепах и водорослей, — успокоила меня бабка.

Я вздохнул с облегчением. И стараясь не смотреть на бабкино лакомство, дохлебал свой черепаший суп.

Томаш же, кажись, окончательно лишился аппетита. Я под шумок отжал и его порцию.

— А кто ты будешь и как здесь оказалась? — наевшись, стал расспрашивать я старуху.

Бабка спрятала недоеденных крыс в печку и снова присела к столу.

— Я королева здешних мест, — с гордостью заявила старуха. — Поганые мроты пленили меня и оставили в этом доме, чтобы, приезжая сюда с рабами, находить здесь меня, готовую встречать их, кормить, мыть их ноги.

Посмотрев на грязную бабку, только что жравшую крыс, предположить то, что она королева, было невозможно от слова совсем. Зато хорошо верилось в старческое слабоумие.

— Королева, значит, — не стал спорить со старухой я. — Но что мешает тебе уйти, неужто, лиана не пускает?

— Смеешься надо мной, сокол? — улыбнулась беззубым ртом бабка.

Я смекнул, что раз она видит мою суть, значит, не такая дура, как кажется, а в этом мире, как показывал мой опыт, невозможное часто оказывалось самым реальным.

— Лишь собираю информацию, — примирительно пожал я плечами.

— Меня отсюда не пускает оазис, — пожаловалась старуха, — если бы кто помог мне выбраться…

— Но за пределами оазиса эффы и пустыня, они убьют тебя, — заметила умная Венди.

— О нет, зачарованная медведица, эффы не тронут меня, я знаю все их секреты, — возразила старуха.

— Пусть так, — опять согласился я, — но что ты будешь делать одна в пустыне? На километры вокруг ни одной живой души, лишь песок!